Он рассуждал разумно, этот двуногий, хотя ход его мыслей казался мне странным.
Я услышал, как трещит стланник сбоку от меня и повернул голову, ощериваясь на подползшего Салтара. Он поспешно лизнул меня в оскаленную пасть, извиняясь, и пробормотал, пока я не кинулся на него:
"Я понял, Виктор!"
"Что ты понял?" - проворчал я, решив не разбираться с ним сейчас.
"Они думают, что мы звери! Просто звери, понимаешь? Они так же, как и мы вначале, не знают, что у нас есть разум!" - он возбужденно оскалил зубы.
"Абсурд!" - прорычал я, изумленно переводя взгляд на двуногих.
Но я уже понял, что он прав.
- И что теперь нам делать? - испуганно прошептала самка, оглядываясь, но не замечая нас с Салтаром.
Светловолосый пожал плечами.
- Звери не любят огонь, - успокаивающе пробормотал черный самец. - Они посмотрят и уйдут, а когда вернутся, мы уже что-нибудь придумаем.
"Это забавно, да?" - восторженно проскулил Салтар и этот резкий звук далеко разнесся по ночному лесу.
Я оскалился и, уже не скрываясь, зарычал на испуганно прижавшего уши Салтара. Таиться больше не было смысла: двуногие резко вскочили на ноги и смотрели прямо на кусты, где мы, уже бездарно, прятались. Я ударил Салтара клыками, рванул за белоснежное ухо и он заскулил, открывая мне шею и побежденно повизгивая. И, хотя соблазн рвануть несдержанного болвана за глотку был велик, я не стал этого делать, выбираясь из кустов в освещенный огнем круг и прижатыми к голове ушами обещая Салтару все самое наихудшее, что мог ему сделать.
Двуногие замерли, неотрывно на меня глядя, и я тоже остановился, разглядывая их. Салтар остался в кустах, осознавая всю тяжесть своего положения.
Мы смотрели друг на друга, и я раздумывал, не перекинуться ли мне, когда с севера, из города, донесся далекий отголосок воя. Почти неслышимый, но заставляющий шерсть на загривке вставать дыбом, этот вой не звучал на моих землях очень и очень давно. Вой, обозначающий, что был преступлен извечный закон, закон, сущность которого закладывалась в нас Великими Духами: беречь, защищать и не причинять вреда омеге.
Древние инстинкты швырнули мое тело вперед, к дому, и последнее, что я заметил, прежде чем мы с Салтаром растворились в лесных тенях, был напряженный взгляд голубых глаз светловолосого.
Глава 5. Ужас.
Я слышал тревожное поскуливание Салтара у себя за спиной, но сам не считал нужным тратить дыхание, берёг и без того исчезающие силы. До города от берегов Рамна было шесть часов волчьего хода на пределе сил, три из которых мы уже преодолели, по припорошенной первым снегом опавшей листве. Зима в этом Круге началась рано, немногочисленная дичь не успела нагулять достаточно мяса и это убивало всякую надежду, что рожденные этим летом волчата, и без того ничтожно малого количества, ее переживут.
Снова раздался вой, но на этот раз он был слаб и едва слышен, несмотря на то, что мы находились ближе к городу: я узнал голоса волков своей стаи и понесся еще быстрее. Темный лес мелькал перед глазами, и будь ситуация иной, я остановился бы и постоял в оглушающей заснеженной тишине.
Но Салтар все еще подскуливал за моей спиной и мы неслись на пределе сил и скорости, лес заполнялся звуками тяжелого дыхания, шелестом листвы и далеким тревожным воем.
Мой вид выл на охоте, когда расстояния от волка до волка не позволяли пользоваться мысленной речью, выл, когда одним тягучим звуком можно было сказать больше, чем всеми нам доступными словами, выл в минуты несравненного счастья или величайшего горя. Мы выли, когда нас обуревали чувства или когда мы охраняли территорию. Мы Пели, конечно же, Пели.
Но то, что происходило сейчас, вызывало во мне отчаянную дрожь и я чувствовал, как встает шерсть на загривке.
Я рискованно прыгнул через переплетающиеся ветви липы, растущей по берегам ручья, который брал начало от родника рядом с городом, и, проломив живой заслон, приземлился на тонкую корочку мгновенно треснувшего льда. Холодная вода обожгла чувствительную мочку носа и я выбрался из ручья, отфыркиваясь.
Салтар стоял на берегу и тяжело дышал, низко опустив голову, пользуясь неожиданной передышкой.
Я не стал ему ничего говорить: давно затихший зов стаи, которая нуждается в своем вожаке, все еще звучал у меня в ушах и я заставил свои уставшие лапы бежать дальше.
Когда сбоку пронеслось озеро, в котором когда-то утонул волчонок, мое волнение достигло предела и я рванулся к четко обозначенной границе города, которая змеилась в припорошенной снегом траве.
"Стой, Виктор!" - испуганно прокричал Салтар и я опомнился, затормозив перед самой чертой.
Города, окруженные невидимой границей, созданной запахами вожаков и альф всех стай, входящих в Общину, были местом нашего отдыха, в те времена, когда мы еще могли позволить себе отдыхать. В них мы жили, торговали, любили, вынашивали и растили волчат, а значит в них не было места для тех тел, что нам были дарованы для боев. Только омеги, носящие в чреве волчьего облика наших детей и волчата, не дожившие до первого превращения, могли жить в городах в зверином теле. Для альф, которые были слишком крупны и слишком агрессивны, путь в города был открыт только в двуногом обличье, и это было разумно. Будь у меня омега, которого инстинкты и любовь заставили бы защищать любым способом, я не стерпел бы, окажись рядом с ним угроза, которую представляли собой наши волчьи тела. Мы старались избегать боев насмерть, потому что с трепетом относились к чужой жизни, но альфа, защищающий омегу, дерется до последней капли крови.
Если бы Салтар не остановил меня и я пересек бы границу в волчьем обличьи, не избежать бы мне сражения, но я был слишком возбужден, чтобы думать о таких мелочах.
Я с нетерпением дождался пока перекинется Салтар, поменял обличье следом, и мы пошли по лесной тропе, к городу.
Города - раскинутые в центре таежной чащобы, или лежащие на равнинах, или спрятанные в светлой роще, или затерянные среди озер дома, улочки, пробирающиеся между деревьев и не трогавшие природы. Волки не рубили деревья для удобства и уважали естественный ландшафт, не нарушая его, поэтому наши города были, порой, весьма протяженны, с бессистемным расположением домов.
Дома строились, в основном, бетами, редко какой альфа брался за такую работу, и если в доме не было омеги, который мог позволить себе принести в него некоторый уют, то дом превращался в логово. Я жил в логове - маленьком и не особенно удобном, с минимум мебели, которая была мне не особо-то и нужна. Я и не помнил уже, когда заходил туда в последний раз.
Салтар настороженно оглядывался и я тоже не чувствовал обычного спокойствия, которое накатывало, когда я возвращался в город.
Было слишком тихо и напряжение витало в воздухе, вызывая покалывание в кончиках пальцев.
- Что за фигня здесь творится? - спросил Салтар, заплетая длинные белые волосы в косу.
Я скользнул по нему взглядом и отвернулся, не ответив. Я не знал.
Я пошел по тропке, змеящейся между деревьями. Она вела к площади, на которой стояло здание Совета Общины, и я надеялся, что там я найду кого-нибудь, кто объяснит мне в чем дело.
Салтар последовал за мной, задев плечом, и задумчиво заметил:
- От нас воняет этими... - он поймал мой предупреждающий взгляд и продолжил. - Ты скажешь Совету?
- Нет.
Я хотел изучить этих двуногих и не собирался никому ничего сообщать. Моя ответственность и долг перед Общиной заключались только в том, что я был обязан приносить часть добычи, необходимую для прокорма омег и волчат. Никто не имел права требовать с меня отчета о том, что происходит на землях моей стаи и ни перед кем я не собирался отвечать до тех пор, пока у меня есть право прокладывать Путь.
Салтар потянулся, хрустнув шеей, и приветственно вскинул руку. Я кивнул спешащему Маркусу, и он подбежал к нам, тяжело дыша.
- Виктор, Салтар! Наконец-то! Где вы были?
- Мы охотились на перепелов, а потом встретили Великих Духов и я как раз собирался спросить их, как мне захомутать симпатяжку Арвена, но потом мы услышали ваш вой и Виктор ломанулся в город, испортив мне всю малину!
Я ударил его локтем в живот, чтобы перестал маяться дурью и спросил у изумленно хлопающего глазами Маркуса:
- Что случилось?
- Ты пытаешься ухаживать за Арвеном? - нахмурившись, спросил он у Салтара и я подавил желание закатить глаза.
Арвен был омегой моей стаи, кровным братом Маркуса и я знал, что Салтар давно увивается за ним хвостом. Прошлой весной, во время течек, я победил вожака одной из стай Общины за право обладать им и мы с Арвеном долго любили друг друга под шепот цикад. Салтар, хоть и не был с ним связан узами истинных партнеров, еще месяц смотрел на меня зло и осуждающе. Но мне было все равно и он знал об этом, в конце концов, он всегда мог бросить мне вызов и побороться за право на благосклонность Арвена.
Но Салтар не был хорошим бойцом, а Арвен был не из тех омег, кого прельщают смазливая мордашка и красивое тело. Иначе он и не посмотрел бы на меня: я не был красив, тем более смазлив, я был бойцом от клыков волчьего тела до жестких ладоней тела двуногого. Я не был мил и приветлив или остроумен и забавен, как Салтар, напротив, я был груб и зачастую косноязычен, а потому молчалив, и многие омеги обходили меня стороной, пока их не сводило с ума безумие течки. Зато весной, когда инстинкты заставляли их искать того, в чьих жилах течет наиболее горячая волчья кровь, я боролся и побеждал, а потом мы вместе наслаждались плодами моих побед.
Салтар поиграл бровями под суровым взглядом Маркуса и ухмыльнулся, показывая белоснежные зубы. Ему явно доставляло удовольствие выводить из себя чрезмерно заботливого старшего братца Арвена, но я не был намерен выслушивать их склоки.
- Маркус. Что произошло? Отвечай.
Маркус вздохнул и со злостью и каким-то отчаянием проговорил:
- Кто-то убил омегу.
Я услышал, как резко вдохнул разом посерьезневший Салтар.
Смерть омеги - страшное горе, но все мы умираем и я не понимал, почему так яростно и горестно выли стаи Общины. Но потом меня поразила ужасная мысль и я переспросил, холодея:
- Умер омега?
- Нет, - покачал головой Маркус и я видел, с каким трудом он продолжил: - Его убили.
Я почувствовал, как задрожали мои руки и сжал ладони в кулаки.
Смерть омеги - страшное горе, но убийство, настоящее убийство, не несчастный случай в бою, когда разгоряченные альфы не замечают кровопотери и боли, даже не тот ужас, что творится в других Общинах, где убивают бет... Настоящее убийство, тем более омеги - это безумие, чудовищное и противоестественное. Все мое существо восставало даже при мысли о том, чтобы причинить вред омеге, тем, кто вынашивает наших детей, кто воспитывает наших детей, кто выносил и родил каждого из нас. Как можно было причинить им вред, слишком хрупким, слишком капризным, диким, необузданным, тем, кто тает в наших руках в секунды величайшего наслаждения и кто рвет клыками шкуры в ответ на оскорбление? Как это было возможно? Каждый - наше будущее, наше прошлое и наше настоящее. Смерть, изгнание, позор, бесчестье - что теперь делать с тем, кто своими клыками уничтожил часть, на которой держался хрупкий волчий мир?
- Кто? - услышал я свой голос и сам поразился, как страшно он прозвучал.
Маркус сглотнул, отступая, и покачал головой. Я не мог пошевелиться или сказать ему что-либо, я просто дышал, просто вдыхал теплый городской воздух, и надеялся, что я не дышу одним кислородом с убийцей.
Салтар хлопнул меня по плечу, но я не отреагировал и он отошел под тень старого клена, по которому я любил в детстве взбираться, чтобы посмотреть на темное небо и звезды, и потянул за собой Маркуса.
Я не слышал, что они говорили, поглощенный ужасом, но гневный вскрик Салтара заставил меня очнуться: