Волчья кровь - "Кьюба" 7 стр.


    - Что!?

    - Он съел его внутренности и отгрыз часть туловища, - сдавленным тоном ответил Маркус и я почувствовал, как тянущая боль переплавляется в ослепляющую ярость. - Беты взяли след, Люциан велел мне тоже превращаться. Я его послал и чувствую, когда мы покинем город, мне славно достанется.

    - Что нашли беты? - глухо спросил я.

    Маркус вздрогнул и покосился на хмурящегося Салтара.

    - Остатки пиршества, Виктор. Видимо, убийца был не один. И они... съели его. Просто съели.

    Будь я в волчьем обличье, я бы взвыл, яростно и горестно, но я не был и поэтому просто сжал кулаки, разворачиваясь и направляясь к своему дому. Я хотел найти свою стаю, убедиться, что мои омеги хотя бы относительно сыты и уйти из города, где ходит чудовище, не имеющее право бегать по следам волчьих лап.

    Салтар и Маркус остались у меня за спиной и я был благодарен им за то, что они не пошли за мной.

    Я прошел по южной тропе, чувствуя как ярость затихает, но не исчезает до конца, обогнул один из низких деревянных домов, вышел на площадь, припорошенную почти растаявшим первым снегом. Там резвились ничего не подозревающие, худые волчата, под присмотром изможденного угрюмого омеги. Волчата были слишком малы и худы, чтобы превратиться, но все равно упоенно возились на слабом осеннем солнце. Я остановился, засмотревшись, как серый, маленький, но уже грозный волчонок смешно теребит зубами за хвост тяжело вздыхающего омегу, который явно был не в настроении общаться со своими детьми.

    Я любил волчат, хотя и опасался приближаться к ним, мы все любили и я почувствовал, как сжалось сердце, когда увидел, как серо-желтая, тусклая шкура туго обхватывает ребра изможденного омеги. Я был рожден заботиться и защищать и я не справлялся, и, хотя этот омега был не из моей стаи, мне стало мучительно стыдно, когда он открыл мутные глаза и посмотрел прямо на меня.

    Омега оскалился, защищая волчат. Ни один альфа, никогда, ни за что не причинит вред детям и тому, кто породил их - с такой уверенностью я жил до этих пор, но теперь я был растерян и подавлен, и отступил, потому что этот омега тоже теперь не был уверен. И это было чертовски, ужасающе, ошеломительно неправильно.

    Я обошел площадь по широкому кругу и направился к дому.

    - Кого я вижу! - послышалось сзади и я обернулся, меряя Люциана взглядом. - Виктор! Доблестный вожак, и где же ты был, пока тут вспарывали брюхо нашему брату?

    - Не твое дело, - огрызнулся я, вглядываясь в его глаза цвета лосиной мочи.

    В них плескалась обычная для Люциана нотка безумия и я поморщился, не желая разговаривать с ним. Я развернулся и зашагал прочь, решив не заходить домой: Салтар позаботится об омегах, стае нужен отдых, а я не мог находится в городе.

    Люциан молчал, глядя мне вслед, а когда я уже почти скрылся за деревьями, прокричал:

    - Я не знаю, чем от тебя воняет, Виктор, но я это выясню, так и знай!

Глава 6. Знакомство.

    Я пересек городскую черту в полдень, в самых расстроенных чувствах, сразу же перекинулся, почувствовав, как на меня навалилась усталость этих чудовищных суток, и побежал к Рамну.

    Я нуждался в отдыхе, и моральном, и физическом, но не мог себе позволить последнего, несмотря на то, что не спал уже вторые сутки. Я знал, что двуногие не позволят мне думать о творящемся в городе ужасе, но до этого я должен был преодолеть весь далекий путь до Рамна, а я не собирался бежать от города так же быстро, как бежал к нему.

    Лес шумел, просыпаясь, неверное осеннее солнце почти растопило первый снег, но я чувствовал бурю в прозрачном воздухе и надеялся, что она не накроет мои земли в ближайшие сутки. Было морозно, как и всегда в это время года, но никогда за мои семьдесят Кругов снег не ложился так рано. В том, что он ляжет, я не сомневался: бури приходили в наши леса, неизменно принося с собой снежную взвесь и ураганные Северные Ветра, ломали деревья, заносили землю снегами, на которых была трудна охота, и уходили, исчерпав свою ярость.

    Я не любил зиму: слишком долгой и холодной она была. Я помню, что в детстве я любил гулять со своим отцом по зимнему лесу рядом с городом, но с тех пор многое изменилось. Жизнь моего отца, альфы, второго после вожака стаи, унес бой за честь омеги, и его партнер не пожелал жить, даже ради нас, тогда еще совсем волчат. Это случилось морозной зимой, почти семьдесят Кругов назад, и я смутно помню те далекие дни, но ужас и горе навсегда связались у меня с временем, когда земля покрыта снегами.

    В этот Круг лето было засушливое и жаркое, пересохло большинство ручьев, что несли воды с Восточных Гор, озера обмелели и покрылись слоем ила: хорошим для развлечения волчат, но сделавшим совершенно непригодной воду для питья. Мы рыли колодцы, впервые потревожив землю в городе, но подземные воды ушли далеко вглубь, и Духи, видимо, совершенно осерчали на нас, лишив осень дождей. Альфы, как самые сильные и выносливые, бегали к Рамну, который тоже пострадал от жары, но был все еще широк и полноводен. И он унес много жизней, по всему течению. В один из дней, с трудом доставая из цепкой реки наполненное ведро, я видел, как его темные потоки, играючи перемалывая кости, пронесли мимо меня троих волков из другой Общины. Видимо, там тоже не хватало воды.

    Но мы, хоть и с потерями пережили это лето, и осень, и предыдущий Круг, и Круг до предыдущего Круга, но я не мог сказать, что был полностью уверен за эту зиму. Моя стая не была такой голодной, как остальные, но это давалось охотникам неимоверным трудом. Я не сомневался, что у других стай нашей Общины дела обстояли еще хуже, но способ, который один из них избрал для борьбы с голодом, вызывал во мне ужас и отвращение. Я не мог и предположить, что убийца был одним из моих волков, слишком хорошо я их знал, и слишком долго они бегали по следам моих лап.

    Но горе и презрение не могут длится вечно, и уже на исходе дня, когда впереди послышался пока еще шепот Рамна, я успокоился. Ярость не исчезла, но я чувствовал, как она свернулась в тугой клубок глубоко внутри и задремала там, дожидаясь своего часа.

    На той поляне, где прошлой ночью сидели двуногие, осталось только кострище. Я поворошил лапой давно потухшие угли и обошел поляну кругом, уткнув нос в землю. Следов, пропитанных уже знакомыми мне запахами было очень много, и я не смог сразу разобраться, куда пошли двуногие.

    Пришлось отойти подальше и поискать за пределами бывшей стоянки. Я наткнулся на след, но он был более слабым, чем запахи у кострища. Я все равно прошел по нему и вскоре обнаружил  запах Салтара: место, где я велел сойти со следа и идти в отдалении, по бокам от него, чтобы мы смогли первыми заметить двуногих.

    Я вернулся назад и более тщательно обыскал местность. С поляны не отходил никакой след, за это я мог поручиться, кроме того, откуда они пришли, и сильного запаха росомахи. Животное шло на юго-восток, судя по всему, надеялось поживиться, привлеченное запахом добычи. Я перекинулся и сел в излюбленную позу, скрестив ноги, у самой границы следа, потому что в двуногом облике мне думалось лучше: не отвлекали ни запахи, ни звуки. Я потер указательным и большим пальцем подбородок, размышляя. Мысли то и дело возвращалась к росомахе. На самом деле, запах был чересчур сильный, будто животное было не одно.

    Я снова перекинулся и уже целенаправленно внюхался в отвратительный след, стараясь не обращать внимания на вонь. Он был очень силен, будто росомаха вымазалась в собственном помете. Но я не помнил за росомахами такой привычки, поэтому фыркнул, поднял голову, хотя это не особенно и помогло, и побежал по следу предприимчивых двуногих, вымазавшихся дерьмом, чтобы перебить свой запах. Я не мог не признать: это было чертовски умно и находчиво.

    Эта их выходка окончательно подняла мне настроение и выветрила дурные мысли из головы. Двуногие пошли к одному из лесных озер и наверняка остановились на берегу, смыть помет. Я не смог бы пройти долго, измазанный в вонючем дерьме росомахи, и не думал, что смогли бы они.

    Я почувствовал их запах, все еще смешанный со звериным, и услышал далекий плеск воды. Местность вокруг озера была совершенно открытой и мне негде было прятаться. Я и не стал, осторожно замер на кромке леса, вглядываясь в плещущихся на берегу двуногих, а затем потрусил прямо к ним, привычно низко опуская голову.

    Первым меня заметил светловолосый самец. Я замер, когда его взгляд остановился на мне, и принюхался: именно от него пахло этими странными цветами. Между нами был десяток метров, самка и чернокожий стояли спиной ко мне, не замечая, по колено в ледяной воде, и обмывались, шумно отфыркиваясь.

    Светловолосый осторожно и медленно выпрямился в полный рост и я повел головой в сторону и вниз, исподлобья глядя на него. Он чуть поднял руки раскрытыми ладонями вперед, видимо, показывая, что он безобиден, и я остался стоять на месте, наблюдая.

    - Неринга, Айдас, - неспешно и тихо проговорил он, почти не шевеля губами, и я заинтересованно дернул ушами, прислушиваясь. - Повернитесь, только медленно.

    Они подчинились, неловко разгибаясь и оборачиваясь, и я недоуменно проследил за их неуклюжими движениями. Мы не двигались так, даже в двуногих телах.

    - Твою мать, - тихо и мрачно пробормотал чернокожий, и я чуть не фыркнул от смеха из-за его обреченного странного лица, с широким носом и полными губами.

    - Ты же сказал, что он не почует нас, болван! - злобно прошептала самка и я ощерил на нее клыки.

    Она медленно начала наклоняться, и я тихо зарычал, еще не понимая, что она собирается делать.

    - Неринга! - воскликнул светловолосый и самка резко протянула руку, подхватывая узкий длинный камень. - Нет!

    Она кинула в меня гальку и я резким прыжком отскочил, уворачиваясь.

    - Пошел! Пошел прочь! Уходи! Пошел отсюда! - размахивая руками, заорала она.

    Если эта самка думала, что своими криками и глупым поступком она прогонит меня и спасет свою жизнь, то она ужасно, ошеломительно ошибалась! Я зарычал на них, клацая пастью, низко опустил голову между расставленных передних лап, припал на задние, поджимая хвост, чтобы они видели, что я намерен драться насмерть, и угрожающе прижал уши, чтобы было понятно, что я не собираюсь отступать. И хотя глупые двуногие вряд ли вняли тому, что я хотел им сказать, мне было все равно.

    - Что ты творишь!? - пробасил черный и я решил убить его первым, потом самку, хотя что-то во мне и противилось этому, ведь я не знал, была ли она омегой. А потом я...

    Светловолосый сделал шаг вперед, выставляя перед собой руки, и я зарычал чуть громче, звучно щелкнув зубами.

    - Ольтар! - истерично взвизгнула самка и я снова зарычал на нее, косясь на светловолосого краем глаза.

    - Заткни ее, Айдас! И, ради богов, не шевелитесь! - негромко приказал он и, так как двуногие послушались, я снова повернул к нему голову, щелкая пастью.

    Но он стоял, не двигаясь, только чуть покачивал ладонями, и я замолчал, все еще ощерившись. Он мгновенно сделал крохотный шажок вперед и тихо забормотал:

    - Тише, тише... Хороший волк, тише... Я не причиню тебе вреда.

    Он не мог причинить мне вред, потому что я мог бы перекусить его пополам или раздавить голову в пасти, словно орех, или вырвать сердце у него прямо из груди, но он говорил уверенно и успокаивающе, и я вспомнил предположение Салтара. Если эти двуногие и в самом деле думают, что я только зверь... Я почти опустил верхнюю губу и теперь клыки лишь чуть-чуть виднелись из-под нее.

    - Вот, хороший волк, хороший. Не надо нас кушать, мы невкусные, - более уверенно пробормотал светловолосый, делая еще один крохотный шажок. Мне было интересно и я остался на месте. - Хороший волк, славный волк, ты посмотри, какая умница! Не обижайся на глупую девчонку, она не хотела. Ты же хороший волк? Не надо ее есть, будет жалко, если такой славный, хороший зверь отравится. Мы же этого не хотим, правда?

    Он нес какой-то бред и мне стало смешно, злость на глупую самку улеглась окончательно и я чуть приподнял голову, детским жестом поворачивая ее набок, и навострил уши. Светловолосый мгновенно сделал еще шаг, уже более уверенно.

    - Вот видишь, как хорошо! Ты умница, какой хороший зверь! Тебе просто было любопытно, да? А злая девка тебя напугала, вот она гадина!

    То, что самка была похожа на змею, я, теоретически, был согласен. Но то, как разговаривал со мной этот самец, было в высшей степени странно: будь на моем месте любой из хищных лесных зверей, и валяться бы светловолосому с разорванной глоткой.

Назад Дальше