— Я немедленно еду. Вы будете с ним?
— Да, я буду рядом.
Два часа спустя Марк по-прежнему находился в операционной. Дженет, Лесли и Кэтлин сидели в соседней палате. Прессе не составило труда определить их местонахождение, тем более что по крайней мере две женщины из трех чрезвычайно заинтересовали журналистов — голубоглазая медичка, отказавшаяся от интервью, и восходящая звезда «Юнион-сквер». Слава Богу, что пока никто не вычислил Кэтлин.
Всякий раз, наведываясь в операционную, чтобы узнать о состоянии Марка, Лесли проходила как сквозь строй. Все трое чувствовали себя в западне. Каждая сидела на отдельной кушетке в трех разных углах комнаты, прислонившись к бледно-желтой стене.
Чтобы уберечь коллегу от посягательств репортеров, добрая душа Гвен вызвалась приносить сводки сама.
— Ему перевязали артерию. Пришлось удалить нижнюю часть правого легкого.
Кэтлин и Дженет хором ахнули. Лесли и Гвен в один голос заверили их, что это совсем не страшно.
— Почему он все еще там? — с тревогой спросила Дженет.
— Рана загрязнена. Ее надо промыть, вытащить осколки костей. Наши хирурги делают все очень тщательно. Оснований для беспокойства нет.
— А давление? — со страхом задала Лесли тот вопрос, который больше всего ее мучил. Услышав ответ, она нахмурилась.
— Это плохо? — встревожилась Кэтлин, наблюдавшая за выражением ее лица.
— Низковато, — нехотя признала та. «Если бы я раньше добралась до артерии!..»
— Эти журналисты такие назойливые, — пожаловалась Гвен, заходя в палату в третий раз. — Я хотела их выгнать, но они сразу раскусили, что я мелкая сошка, и не стали даже слушать. Вот если бы привлечь мужчину... Боюсь, леди, в нашей больнице по-прежнему процветает мужской шовинизм.
— Пожалуй. — Лесли на мгновение задумалась. — Слушай, Гвен, отсюда позвонить нельзя. А сюда?
— Оператор может соединить. С кем бы ты хотела поговорить?
— С доктором Хэлом Роллинсом. Достаточно передать на пейджер — обычно он сразу отвечает.
Лесли вдруг вспомнила, какое необычное выражение лица было у Хэла, когда она выходила из травматологии. До сих пор он ни разу не смотрел на нее так.
Телефон зазвонил через три минуты.
— Привет, шеф!
— Как там дела, Хэл?
— Отлично! Кажется, весь мир озабочен состоянием Марка.
— Понятно. Послушай, ты можешь выполнить мою просьбу?
— Нет проблем, шеф... то есть Лесли, — неожиданно серьезно произнес парень и, не давая ей вставить слово, скороговоркой выпалил: — Это было потрясающе! Ты спасла ему жизнь. Ты точно знала, что надо делать, и именно так и поступила.
Лесли онемела от изумления. Только сейчас она догадалась, что тогда, у травматологии, Хэл смотрел на нее с восхищением.
— Спасибо. Теперь слушай, что мне от тебя нужно. Подойди к палате В и представься каким-нибудь начальником. Можешь наплести все, что угодно, только заставь этих настырных журналистов убраться отсюда. Не вообще из больницы, а от операционной. О’кей?
— Ясно. Нет проблем.
Стоя у двери, Лесли слушала вдохновенное вранье своего стажера и удивлялась его находчивости и уверенности.
— Леди и джентльмены! Я доктор Роллинс, представитель лечебного отдела. Мне очень жаль, но в отношении палат ожидания у нас есть определенные правила. Мы осознаем, что в данном случае первая поправка к конституции вступает в противоречие с правом пациента на конфиденциальность, и очень надеемся на ваше понимание. При любом изменении в состоянии доктора Тейлора вы будете оповещены немедленно. А пока прошу проследовать за доктором Роудсом в кафетерий... В этот час он закрыт для посетителей, но лечебный отдел выдаст вам специальные пропуска. Леди и джентльмены, позвольте представить доктора Роудса.
Журналисты, как загипнотизированные, потянулись за Роудсом, розовощеким студентом третьего курса, сжимавшим в руке пачку желтых бумажек. «Месячный запас самого Хэла, — догадалась Лесли. — Выходит, я недооценивала этого парня».
Как только «противник» отступил, Хэл явился в палату В.
— Ну как, шеф? — По голосу чувствовалось, что главное, что ему сейчас нужно, — это одобрение Лесли.
— Бесподобно! Честное слово. Я прослежу, чтобы тебе вернули пропуска.
— Да ладно. Я еще достану. В лечебном отделе у меня все схвачено.
Секретарша отдела слыла чрезвычайно скупой особой. То, что Хэл сумел найти к ней подход, не удивило Лесли после того, что она только что видела. Стажер открылся ей с неожиданной стороны, как и она ему. Оба испытывали друг к другу благодарность и неподдельное восхищение.
Дождавшись, пока журналисты покинут отделение, Дженет поднялась с кушетки:
— Я, пожалуй, пойду.
Лесли попыталась возразить, но бывшая жена Марка уже вышла в коридор. Подруга последовала за ней.
— Мне кажется, я здесь лишняя. Марку я помочь все равно не могу, а при мне Кэтлин стесняется с тобой разговаривать. Позвони мне, пожалуйста, как только что-то станет известно.
— Непременно.
Дженет оказалась права — стоило ей уйти, как Кэтлин обратилась к Лесли с неожиданными словами:
— Я знаю, что вы меня недолюбливаете и как относитесь к Марку. Поверьте, я люблю его всем сердцем. И он меня тоже.
— Знаю, — кивнула Лесли. — Она действительно поняла это только недавно, увидев, как загорелись его глаза при упоминании имени любимой.
— О Боже, как бы мне хотелось, чтобы он бросил медицину! — продолжала Кэтлин со слезами на глазах. — Но он же не бросит. Он обожает свою профессию...
Значит, она ничего не знает. Возможно, Марк ей не рассказал, а возможно, сам преодолел свой внутренний разлад. Лесли вспомнилось, каким спокойным, счастливым он выглядел в этот вечер. До того как...
— А почему вы хотите, чтобы он перестал быть врачом? — поинтересовалась девушка.
— Из чистого эгоизма. Тогда он был бы в безопасности. Без угрозы заражения, без угрозы быть подстреленным. Что это за профессия, ради которой стоило бы рисковать жизнью? — гневно воскликнула Кэтлин.
На это возразить было нечего. Марк — не первый врач, пострадавший подобным образом. В них и раньше стреляли — недовольные пациенты и их родственники, наркоманы, требовавшие наркотиков, психопаты...
Так и не найдя ответа, Лесли, в свою очередь, полюбопытствовала:
— Значит, вам все равно, будет ли Марк врачом?
— Абсолютно все равно! Главное, чтобы он был со мной. — Кэтлин мечтательно улыбнулась, вспоминая прошлые счастливые минуты или предвкушая будущие. — Если он бросит медицину, у него будет больше времени для меня. Я же говорила, что я эгоистка.
Их разговор прервала Гвен, объявившая, что операция подходит к концу. Через двадцать минут Марка переведут в блок интенсивной терапии.
Девушкам с трудом удалось просочиться сквозь толпу журналистов, оккупировавших весь коридор. В центре внимания был Хэл. По его словам, один из хирургов согласился дать интервью, как только освободится.
Лесли познакомила Кэтлин с Эдом Муром, записывавшим в журнал указания для медсестер.
— Пока все в порядке, — объявил травматолог. — Но давление катастрофически низкое. Ему не хватает крови. Мы ввели железо через вену.
«Чтобы организм начал вырабатывать красные кровяные тельца», — догадалась Лесли.
— Ты настоящий герой, Эд!
— Да ладно. Мы сделали все, что могли. Ну и немного везения, конечно. — Заметив до сих пор не забинтованные порезы на ее руках, он добавил с неожиданным восхищением: — Это ты настоящая героиня, Лесли. Ты спасла ему жизнь.
Девушка покачала головой, смущенная тем, что он хвалит ее в присутствии Кэтлин.
— Это правда. И вот доказательство. — Эд ласково погладил ее по руке. — Через полчаса жду тебя в травматологии. Такие раны нельзя оставлять без внимания.
Входить к Марку разрешалось только родственникам. Лесли пришлось вмешаться, чтобы Кэтлин пропустили.
— Да эта девушка ему ближе, чем родственница. И если они не удосужились получить соответствующую бумажку, это ничего не значит, — убеждала она старшую сестру. «Пока не удосужились», — мысленно добавила она.
— Из тебя получился бы прекрасный адвокат, — проворчала сестра, но просьбу все же выполнила — ради Марка.
— Спасибо, — шепнула Кэтлин, устремляясь вместе с Лесли в блок интенсивной терапии.
Девушки остановились на пороге. Марк лежал неподвижно. Из-за большой потери крови он был мертвенно-бледен. Вокруг него суетились сестры, прилаживая трубки и капельницы.
Лесли не могла заставить себя сдвинуться с места — не только потому, что не хотела мешать персоналу, но и потому, что по опыту знала, как тягостно видеть человека в таком беспомощном состоянии. Тем более если этот человек — Марк.
Кэтлин же не раздумывая бросилась вперед, к ужасающе бледной, распростертой на постели марионетке, которая еще недавно была ее любимым. Обворожительно улыбнувшись остолбеневшим сестрам, она грациозно обогнула кровать и направилась к изголовью. Ей хотелось найти место, где она могла бы дотронуться до Марка, поговорить с ним. Достигнув цели, Кэтлин прижалась головой к его виску и прошептала:
— Я люблю тебя, Марк.
Веки раненого чуть дрогнули. Еще недавно безжизненная рука с трудом шевельнулась и коснулась пальцев Кэтлин. Та сжала ее в своей ладони, не переставая повторять:
— Я люблю тебя, Марк. Я люблю тебя.
Несколько минут Лесли молча наблюдала за ними. Ее глаза были влажны от слез. Покидая палату — надо было позвонить Дженет и зайти к Эду Муру, — девушка впервые за этот насыщенный событиями вечер поняла, что Марк выкарабкается. У него есть мощный стимул — Кэтлин.
Глава 14
Джеймс Стивенсон включил телевизор. По утрам, когда Линн не бывало дома, он любил выпить кофе и насладиться первой сигаретой, наблюдая за выпуском новостей.
— Разделавшись с намеченной жертвой, преступник скрылся в небольшой лаборатории, где в тот момент находились два ординатора, выпускники медицинского факультета Калифорнийского университета. Один из них, доктор Марк Тейлор, был тяжело ранен. Второй врач, доктор Лесли Адамс, которую вы сейчас видите на экране...
При упоминании знакомого имени Джеймс поднял голову — как раз вовремя, чтобы не пропустить мастерски смонтированные кадры. Вначале его взору предстало заляпанное кровью женское лицо, которое постепенно сменилось изображением той же женщины, только что вышедшей из душа, — свежей, прелестной, обворожительной.
Лесли... Итак, она здесь. В Сан-Франциско.
Она ничуть не изменилась. Джеймс уже видел этот удивленный, испуганный взгляд, но при других обстоятельствах. В тот весенний день много лет назад ее волосы были влажны, лицо раскраснелось от плавания в прохладном озере, а голубой купальник облегал тело еще теснее, чем хирургическое платье, в котором ее показали по телевизору.
Естественная красота Лесли. Она сама не осознавала ее, по крайней мере тогда, в школе, поэтому ее прелестное личико обрамляли буйные каштановые кудряшки, а роскошные юные формы были тщательно спрятаны под бесформенными свитерами и широкими юбками.
Шелковистые непослушные волосы, по-женски развитая фигура, сверкающие синие глаза, чувственные губы — такова была в то время Лесли.
Давно ли это было? Джеймс мог точно назвать дату — девять лет назад, почти день в день. В августе, через два месяца после окончания школы, они виделись в последний раз. Это произошло у фонтана в центре Сиэтла. Лесли была с подружками. Они чему-то смеялись, как делали часто в те беззаботные дни, а Джеймс шел в обнимку с Черил. Парочка самозабвенно целовалась, не замечая ничего вокруг, пока Лесли чуть не налетела на них.
— Ой, это ты, Джеймс! — смущенно пролепетала она, заливаясь краской.
— Привет. — Джеймс попытался отстраниться, но Черил вцепилась в него мертвой хваткой. — Гм-м... Это Черил. А это Лесли, Джоанна, Бетти...
Неловкое последнее свидание. Окончание того, что, по сути, никогда и не начиналось. Или все же началось?
Через неделю Лесли написала ему письмо. Оно пришло вместе с очередным посланием Черил, которые Джеймс уже давно, не читая, складывал в ящик стола. Десять месяцев спустя он обнаружил письмо, прочел и понял, что если он упустил время с Лесли, то собственную жизнь еще не поздно изменить.
Лесли об этом даже не подозревала. Она знала только, что отправила ему письмо, которое стоило ей большого труда, а он даже не удосужился ответить.
Они не виделись девять лет. И вот случайно из телевизионного репортажа Джеймс узнал, что его бывшая одноклассница — теперь доктор Лесли Адамс, выпускница медицинского факультета Калифорнийского университета в Сан-Франциско.
Он выключил телевизор, щелкнул зажигалкой и просидел, уставившись в одну точку, несколько часов, выходя из оцепенения, лишь когда догорала очередная сигарета.
* * *
— Привет, Ночной страж, — негромко окликнул Марк, когда Лесли проходила мимо его двери в пять часов утра.
— Привет, — шепотом отозвалась она, заходя в палату.
Марк сидел в постели и читал. После недельного пребывания в блоке интенсивной терапии его перевели в обычную палату. Здесь он находился четвертый день.
— Ты по делу или просто бродишь?
— Просто брожу. Хотя вид из этих окон мне не нравится. Куда ни глянь, наткнешься на тучу. А то, что выглядит как голубое небо, через минуту превращается в мрачное пятно, предвещающее бурю.
С улыбкой выслушав эти философские рассуждения, Марк спросил:
— А где Хэл?
Лесли сделала вид, что не слышит, и ему пришлось повторить свой вопрос.
— Спит, — лаконично объяснила девушка.
— Послушай, Лесли, твои ночные бдения были извинительны, когда ты была стажером. Но сейчас... Этот паршивец дрыхнет, а ты за него работаешь!
Лесли только вздохнула — мол, ничего не поделаешь — и поспешила перевести разговор на другую тему.
— Что ты читаешь? А, «Генрих IV». Я на этом выросла. — Она жестом обвела книги, в основном классическую английскую литературу, громоздившиеся на тумбочке.
— Повезло, — с завистью вздохнул Марк. — И все же давай поговорим о Хэле. Как он?
— Гораздо лучше, — честно призналась Лесли. Она могла бы добавить, что его отношение к ней стало переходить допустимые границы. Честно говоря, ее даже радовало, когда Хэл отправлялся на боковую — это позволяло хотя бы на время избавиться от его восхищенных взглядов. Понимая, что такие подробности Марку ни к чему, она продолжила: — Не такой высокомерный. Задает вопросы. Так что все получилось, как ты и предсказывал. Лучше расскажи, как твои дела.
— Отлично. «Ретикую» вовсю.
На медицинском жаргоне это означало, что в крови начали появляться новые красные тельца. Значит, функция кроветворной системы полностью восстановилась.
— А давление?
— Почти в норме, — с гордостью сообщил Марк. — Еще немного — и меня отправят домой, долечиваться.
Домой... К Кэтлин.
— И все же до полного выздоровления еще далеко, — осторожно напомнила Лесли, не сводя глаз с его бледного осунувшегося лица.
— Ты хочешь сказать, что меня снова могут подстрелить? По теории вероятности — вряд ли.
— И все-таки тебе крупно повезло. Уникальный случай восстановления крови! Он войдет в медицинские анналы.
— Мне повезло, потому что ты была рядом. Это ты спасла мне жизнь.
— Еще не известно, кто кого спас.
— Чепуха! Сам я, во всяком случае, ничего не помню. Мне кажется, все произошло в одно мгновение. Ты когда-нибудь расскажешь мне, как все было?
Марк уже задавал ей этот вопрос, но Лесли предпочитала не вдаваться в детали. Воспоминания о том роковом дне принадлежали только ей. Было что-то глубоко интимное в том, как она вложила свою руку в тело Марка, и вместе с тем это отвратительно напоминало анатомический театр.
— Я уже говорила — я просто зажала артерию.
— Этим крохотным пальчиком? — усомнился Марк. Он-то знал, что на самом деле сделала Лесли, — ведь он видел ее ладонь. Глубокие неровные шрамы пересекали кожу в разных направлениях. Шрамы, которые останутся на всю жизнь.