— Лесли! Ле-если! Где ты?
Молодые люди замерли. Была полночь. Как видно, девочки, помня данное родителям обещание, собрались уходить. Вечеринка окончилась.
— Мне пора, — прошептала Лесли, отодвигаясь от Джеймса и застегиваясь.
— Я тебя отвезу, — предложил он.
— Сейчас?
— Чуть позже. Не беспокойся, ты не опоздаешь, — заверил он, не спуская с нее глаз. «Не уходи, Лесли. Пожалуйста, не уходи».
— Лесли! Уже пора! — Голоса ее подружек слышались совсем рядом.
Волшебство исчезло. Уединение было нарушено. Лесли старалась не смотреть на Джеймса — она боялась, что по ее глазам он догадается, что ей уже не хочется оставаться.
— Я должна идти, — сказала она, наклоняясь, чтобы поднять куртку и свитер.
Он пожал плечами, как ни в чем не бывало привел в порядок одежду и отхлебнул пива.
— Хорошо. Идем, — кивнул он и первым двинулся к домику.
— Так вот вы где! — воскликнула Джоанна, когда молодые люди появились из-за деревьев.
— Пора домой? — спросила Лесли. Зачем она это делает? Ей захотелось вернуться. Неужели Джеймс обиделся? Ведь он просил ее остаться, а она не послушалась.
Подойдя к дому, девушка увидела Алана. Он стоял, с угрюмым видом прислонившись к стене. Их взгляды встретились. «Я не обязана перед тобой оправдываться, — казалось, говорили ее глаза. — Я ни в чем не виновата».
Она чувствовала, что все на нее смотрят, гадая, чем они с Джеймсом занимались в лесу и почему Алан такой грустный. Ей хотелось крикнуть: «Оставьте меня в покое! Оставьте меня вдвоем с Джеймсом...»
Она обернулась, ища его глазами, и увидела, что он стоит возле своего мотоцикла и курит, как будто поджидает ее.
Не говоря ни слова, Лесли подошла к машине Бетти и забралась на заднее сиденье.
Через две недели в квартире Адамсов раздался телефонный звонок. Трубку взяла Сьюзен.
— Добрый день, доктор Адамс. Попросите, пожалуйста, Лесли.
Сьюзен вошла в спальню дочери.
— Тебя к телефону. Джеймс. Ты ему говорила, что я защитила диссертацию?
— Что? Нет, конечно. Это ведь произошло всего неделю назад. Может, когда-нибудь я и упоминала об этом, но давно, еще осенью, — торопливо проговорила девушка, бросаясь к телефону.
— Я слушаю.
— Привет, Лесли.
Никогда раньше они не общались по телефону. Лесли не знала, куда себя деть. Вначале она стояла, потом села, потом начала вертеть в руках провод.
— Привет.
— Хочешь пойти со мной на бал? Это ведь последний в этом году.
— Да, — задыхаясь от счастья, прошептала она. «Да! Да!» — Но я не могу...
— Вот как? Почему?
— Меня уже пригласил Алан.
— Понятно, — с расстановкой произнес Джеймс и, помолчав, спросил: — Ты не передумала насчет Радклиффа?
— Нет, конечно, — рассеянно возразила она, лихорадочно соображая, как отменить назначенное свидание и пойти на бал с Джеймсом. Поразмыслив, Лесли поняла, что ничего не получится. Это было бы непростительной грубостью по отношению к влюбленному в нее парню. Она попыталась объяснить это своему собеседнику: — Понимаешь, мы с Аланом скоро расстанемся и вряд ли будем встречаться, но он считает, что на бал мы должны пойти вместе. В память о прошлом.
— Грандиозно.
— И я согласилась, — веско закончила Лесли, досадуя на Алана за то, что тот поторопился ее пригласить, а на Джеймса — за то, что слишком медлил.
— Ну что ж, желаю приятно провести время, — раздалось в трубке.
— Джеймс...
— Что?
— Спасибо за приглашение. — «Попроси меня о чем-нибудь другом — о чем угодно...»
— Да ладно, — отмахнулся он. — Пока! Еще увидимся. На этом разговор закончился.
Они действительно увиделись, но совсем не так, как предполагали. Это была странная встреча, которая произошла уже после того, как они распрощались со школой имени Джорджа Вашингтона. Лесли в третий раз получила награду как лучшая ученица и специальный приз от родительского комитета. Ей единодушно присудили титул самой способной и подающей надежды.
Успехи Джеймса были скромнее. Несмотря на недюжинные способности, он не получил ни одной награды. В августе, через два месяца после окончания школы, Лесли и Джеймс увиделись в последний раз.
Стоял восхитительный летний вечер, один из тех, когда так и тянет прогуляться в центр и полюбоваться цветомузыкой у городского фонтана. Именно в такой вечер явственнее всего ощущаешь, что с детством покончено. Вскоре они разъедутся по разным университетам, а пока можно повеселиться с друзьями, удариться в школьные воспоминания, помечтать о будущем, гадая, что ждет их впереди, во взрослой жизни.
Лесли, Джоанна и Бетти решили предпринять именно такую прогулку. Беззаботное щебетание девушек то и дело прерывалось еще более беззаботным смехом, пением, танцами. Они были счастливы. Жизнь представлялась им одним сплошным праздником.
Обычно такое веселье охватывало девочек там, где их никто не мог увидеть, на вечеринке или на пляже. Но в этот августовский день безудержная радость привела их на центральную площадь. На зависть прохожим, они пели и пританцовывали вокруг сверкающего огнями фонтана.
Завершив, очередной пируэт, Лесли с размаху налетела на кого-то и от неожиданности остановилась.
Перед ней стоял Джеймс, обнимая за плечи девушку — точнее, женщину. Прелестная незнакомка была одета в роскошное платье. Она буквально висела на своем спутнике, глядя на Лесли и ее подружек с нескрываемым удивлением.
— Джеймс! — ахнула Лесли.
— Лесли, — сдержанно отозвался тот, делая тщетную попытку высвободиться из объятий девицы. — Познакомься, это Черил. Черил, это мои одноклассницы — Лесли, Джоанна, Бетти...
Недавние школьницы с любопытством смотрели на Джеймса. Он буквально преобразился — старые джинсы и поношенную ковбойку сменили слаксы и спортивная рубашка, а присутствие Черил, совсем взрослой женщины, придавало молодому человеку дополнительный шарм.
Лесли потеряла дар речи. Ее лицо, порозовевшее от «упражнений» на свежем воздухе, теперь стало красным по другим причинам. Одну назвать было легко: смущение. Но не только. Лесли находилась во власти какого-то нового, незнакомого чувства, которое она сама затруднилась бы определить.
— Разве ты не работаешь на лесозаготовках? — неожиданно выпалила она. «Зачем я это спросила? Потому что хочу, чтобы она знала, что мы с Джеймсом давно знакомы. Что его жизнь для меня не тайна. Что он мой...» Пожалуй, теперь понятно, какое именно чувство ее охватило.
— Работаю. Но сегодня у меня выходной.
И он приехал в город, чтобы провести этот выходной с Черил.
— Понятно. Рада была повидаться с тобой, Джеймс. Рада была познакомиться, Черил, — светским тоном промолвила Лесли. Ей хотелось только одного — поскорее убраться отсюда.
— До свидания, Лесли.
Новое чувство не давало ей покоя два дня, заставляя мучиться и страдать. В конце концов она решила, что избавиться от него можно, только написав Джеймсу письмо.
«Дорогой Джеймс!
Наконец-то я поняла, что со мной. Я ревную тебя к Черил. Я завидую ей, потому что она твоя подружка.
Я всегда хотела быть твоей девушкой. Мне казалось, что ты остановишь на мне свой выбор, когда решишь, что время для этого настало. Глупо, да? Смешно? Ну ничего, смейся надо мной. Все равно я должна высказаться.
Раз уж я зашла так далеко и поскольку мы все равно больше не увидимся, я скажу все. Я считаю, что ты прекрасный человек (да ты и сам это знаешь). Такой талантливый, такой чуткий. Мне было так хорошо с тобой (если бы ты знал, как я завидую Черил!).
Я хотела бы... Я много чего хотела бы... Но ограничусь тем, что пожелаю тебе счастья.
Всегда твоя,
Лесли».
Письмо она отослала на адрес лесозаготовительной конторы, не перечитывая, — она боялась, что тогда вообще его не отправит.
Ей хотелось, чтобы Джеймс понял, что чувства, которые она к нему испытывает, не вымышленные, а реальные. И не важно, если ее признание останется без ответа. Никакого ответа и не требуется. Однако две недели, что прошли с момента, как она опустила письмо в ящик, и до того, как села в самолет, летевший в Бостон, Лесли провела в ожидании, вздрагивая от каждого звонка или стука в дверь. Но Джеймс ни разу не дал о себе знать — ни тогда, ни в последующие девять лет.
И вот сегодня секретарша лечебного отдела неожиданно сообщила Лесли, что ее просят связаться с мистером Джеймсом Стивенсоном.
Глава 18
Пока роскошный лимузин осторожно пробирался по улицам, запруженным пешеходами и транспортом, Росс Макмиллан украдкой наблюдал за Дженет. Ему не терпелось увидеть ее реакцию на будничный утренний Манхэттен.
Он ей наверняка понравится, размышлял Росс. Сам он обожал Нью-Йорк. Его сердце начинала биться быстрее, словно заряжаясь энергией и скоростью деятельного мегаполиса. Даже сегодня, в душный августовский день — если верить синоптикам, такой жары не было уже 50 лет, — Росс наслаждался тем, что он снова в Нью-Йорке.
Обычно в августе Макмиллан отдыхал. Это была естественная передышка между двумя театральными сезонами. Он уезжал на побережье, где вел ленивое, размеренное существование, набираясь сил для будущих битв.
Но этот год выдался необычным. Год «Джоанны». О передышке можно было только мечтать — слишком многое предстояло сделать.
Неделю назад в Сан-Франциско состоялось последнее в этом сезоне представление знаменитого мюзикла. Его название не сходило с афиш целых три месяца, каждый вечер собирая полный зал. Несмотря на то что многие заядлые театралы западного побережья еще не видели новинку, Росс объявил каникулы. Ему не терпелось показать свое детище на Бродвее.
Они с Дженет прибыли в Нью-Йорк накануне. Предполагалось, что новый мюзикл предстанет перед взором взыскательной публики в ноябре, а продюсерами постановки выступят Росс Макмиллан и Артур Уотс. Основная нагрузка ляжет на плечи Росса во время подготовительного этапа, то есть в ближайшие три недели, после чего он отбудет в Сан-Франциско, чтобы с головой окунуться в дела собственного театра.
За редким исключением, все члены труппы с энтузиазмом откликнулись на предложение перебраться в Нью-Йорк. Такая удача выпадает раз в жизни — появиться на прославленной бродвейской сцене, да еще в мюзикле, благосклонно встреченном критикой и по достоинству оцененном зрителями. Двое бедолаг, которым семейные обстоятельства не позволяли оставить Сан-Франциско, отчаянно завидовали товарищам и проклинали несправедливость судьбы.
Задача продюсеров чрезвычайно облегчалась тем, что им не нужно было подбирать актеров. Только это и давало возможность в немыслимо короткие сроки завершить постановочный период.
Единственным человеком, скептически относившимся к перспективе предстоящего трансконтинентального перемещения, была Дженет. Это было ее шоу. Талант и энергия молодой звезды в сочетании с несомненным профессионализмом придавали мюзиклу блеск, заставляя партнеров соответствовать установленному ею стандарту. Кто-то играл хорошо из уважения к Дженет, кто-то — из любви к искусству, но так или иначе, результат был очевиден.
Сомневаясь в успехе, Дженет до сих пор не подписала контракта. Она объяснила Россу, что никогда не была в Нью-Йорке и что, прежде чем она примет решение, ей надо там побывать. Итак, в середине августа Макмиллан повез свою капризную протеже на Манхэттен и теперь наблюдал за тем, как ее огромные серые глаза безучастно скользят по окрестностям, которые его самого никогда не оставляли равнодушным.
Хотя они проработали бок о бок целых восемь месяцев, Росс не мог похвастаться тем, что разгадал Дженет или понял, что таится в глубине этих удивительных серых глаз. Он был режиссером, она — звездой, вместе они создали шедевр. На профессиональной почве они общались часто, много и с успехом, но, не считая скудных сведений, полученных от Кэтлин, Росс ничего не знал о личной жизни новой артистки. И два прозрачных серых озера не давали ключа к разгадке.
До вчерашнего дня, когда они заняли места в самолете, летевшем из Сан-Франциско в Нью-Йорк, Росс никогда не бывал с Дженет наедине вне театра. Сидя рядом с ней в салоне первого класса, он предвкушал, что пятичасовое путешествие даст ему возможность поговорить с Дженет, узнать ее получше. Но стоило лайнеру оторваться от земли, как спутница Макмиллана погрузилась в книгу.
Он подождал полчаса, час. Наконец его терпение истощилось.
— Интересно? — спросил он, имея в виду томик, на обложке которого было выведено: «Кен Фоллет. “Игольное ушко”».
— Очень, — кивнула она.
— Вот уж не думал, что ты любишь книги про шпионов.
— Здесь не совсем про шпионов. Скорее об отношениях мужчины и женщины. Их стремлениях, желаниях... — Она осеклась и смущенно потупилась.
— Ждешь встречи с Нью-Йорком? — продолжал Росс, решив воспользоваться замешательством своей спутницы.
— Скорее нервничаю.
— Нервничаешь? — удивился он. Ему никогда не приходило в голову, что у Дженет, такой уравновешенной, спокойной и энергичной, есть нервы.
— Конечно.
— Почему?
— Потому что боюсь, что он мне не понравится. Что я не смогу там работать и вы с Артуром на меня рассердитесь.
Макмиллан изумленно воззрился на молодую женщину. Он сразу понял, что она говорит искренне, что ее колебания не простой каприз. Уж в чем, в чем, а в звездной болезни Дженет трудно было заподозрить. Поведение примадонны не соответствовало ее стилю. И все же упорное нежелание переехать в Нью-Йорк казалось совершенно необъяснимым. Насколько мог судить Росс, ничто не держало Дженет в Сан-Франциско. Развод остался позади, а ее бывший муж утешался в объятиях Кэтлин.
Итак, это не каприз. Но тогда что? Дженет объявила, что будет работать в Нью-Йорке, только если сможет. Если приживется. Да разве может быть иначе?
Наблюдая за Дженет, разглядывавшей Манхэттен, Макмиллан пытался угадать, о чем она думает. Нравится ли ей город? И если нет, то почему? За все время поездки она не вымолвила ни слова, ни на йоту не изменилось и выражение ее лица.
В театре их встретил Артур, совмещавший в одном лице режиссера, хореографа, постановщика и художника по костюмам. Он без стеснения чмокнул Дженет в щеку:
— Привет, дорогая. Ты отлично выглядишь.
— Здравствуй, Артур. Спасибо за комплимент, — улыбаясь, ответила она.
Артур ей понравился, отметил про себя Росс. Это уже хорошо. Он не был уверен, что Дженет относится с симпатией к нему самому.
Молодая женщина неторопливо обошла весь театр и начала мерить шагами сцену.
— Глубже, чем в Сан-Франциско, зато не такая широкая. Придется переделать по крайней мере две мизансцены.
— Это не проблема.
Она кивнула.
— Хорошо бы проверить акустику, — заметил Макмиллан. — Артур утверждает, что здесь она лучше, чем где-либо в Нью-Йорке. Ты не могла бы спеть «Мечты», пока я тут поброжу?
Дженет с готовностью согласилась. «Мечты» сделали ее знаменитостью Сан-Франциско. Это была незатейливая любовная песенка. Росс слышал ее сотни раз, но даже сейчас был растроган не меньше, чем в первый.
— Господи, да она прелесть! — услышал он шепот Артура.
— Еще какая!
— Она согласна на переезд?
— Понятия не имею.
— Как же ее уговорить?
— Боюсь, что от нас здесь ничего не зависит. Решать должна она сама, — сказал Росс, вполуха слушая песню и продолжая недоумевать, почему Дженет упрямится. — Какие у нас планы на сегодня?
— Сначала легкий ленч, потом можно проехаться по городу — выбрать будущую квартиру. Театр арендует несколько для заезжих звезд типа Дженет. Все они превосходны. Лучшие в Нью-Йорке. Мне кажется, если она их увидит, у нее не хватит духу отказаться.
В этом Росс как раз не был уверен. Он слышал, что Дженет живет не в самом Сан-Франциско, а в загородном коттедже. Вряд ли городское жилье способно ее прельстить.
— А потом можно показать ей Пятую авеню. Зрелище поразительное.
Макмиллан очень сомневался, что Пятая авеню или что-нибудь другое может поразить Дженет. Во всяком случае, собственная слава не вскружила ей голову. Казалось, что успех ее радует, но она не придает ему слишком большого значения. Она не носила дорогих нарядов или побрякушек, хотя благодаря «Джоанне» легко могла себе это позволить. А уж заработок бродвейской звезды и подавно превратил бы ее в постоянную покупательницу самых модных бутиков мира.