Они посетили дом, где располагалось возможное будущее жилище Дженет, прошлись по магазинам Пятой авеню, поднялись на крышу Центра международной торговли, полюбовались статуей Свободы. Дженет вежливо слушала объяснения Артура, улыбалась, но по ее виду чувствовалось, что все увиденное не произвело на нее большого впечатления. Лишь у знаменитой статуи она задержалась чуть дольше.
— Великолепно, — лаконично бросила она.
Обед состоялся в самом модном ресторане Манхэттена. Их усадили за лучший стол — Артура здесь знали и уважали. Менее известным, хотя и влиятельным клиентам пришлось дожидаться, хотя места они зарезервировали раньше Уотса. Такова была практика этого ресторана. Все решало мнение метрдотеля, а заказ, даже сделанный за месяц вперед, практически не принимался во внимание. Хотя бродвейский режиссер обычно приходил сюда, не предупредив заранее, места для него и его спутников находились мгновенно.
За столиком они оказались в компании двух женщин и мужчины. Влиятельные фигуры в театральном мире были приглашены специально для того, чтобы уломать несговорчивую сан-францисскую примадонну. Но если они ожидали увидеть особу, падкую на лесть и комплименты, как это свойственно большинству суперзвезд, то их расчеты не оправдались. Дженет отличалась от большинства. Она не притворялась, не кокетничала. Не знай приглашенные, кто она такая, они вряд ли узнали бы обворожительную героиню «Джоанны» в скромной молодой женщине, которая, склонив голову, изучала меню, мысленно поражаясь ценам, проставленным рядом с названиями блюд.
Разговор вертелся вокруг предстоящей постановки, причем все делали вид, что Дженет уже согласилась в ней участвовать. Росс пытался угадать, так ли это, но спокойные серые глаза, как обычно, хранили тайну.
В начале вечера Дженет как будто была заинтригована посетителями ресторана. Несмотря на будний день, расположившиеся за соседними столиками самые богатые обитатели Нью-Йорка были облачены в роскошные туалеты, идеально причесаны, увешаны драгоценностями. Их лица ничего ей не говорили, но она внутренним чутьем угадывала, что у этих людей есть деньги и власть, и назови ей кто-нибудь их фамилии, оказалось бы, что они совпадают с названиями мощных и влиятельных фирм, имеющих филиалы по всему миру.
Однако с течением вечера, по мере того как разговор, подогреваемый шампанским и изысканными яствами, становился все оживленнее, Дженет постепенно замыкалась в себе. Примерно полдесятка человек подошли к столику Артура, чтобы засвидетельствовать приезжей актрисе свое почтение. Она грациозно улыбалась в ответ на утонченную похвалу — многие из подходивших специально слетали в Сан-Франциско, чтобы увидеть «Джоанну» в ее исполнении, — но стоило очередному меломану вернуться на свое место, как молодая женщина снова погружалась в молчание.
К тому времени, как был съеден суп из спаржи, внимание Росса переместилось с Дженет на Стейси, одну из женщин, приглашенных Артуром. Произошло это помимо его воли. Просто Стейси сразу смекнула, что не в ее власти повлиять на решение сан-францисской знаменитости — да и кто устоит перед Нью-Йорком? — а раз так, можно заняться Россом.
Пока официант незаметно и со знанием дела убирал тарелки, рука Стейси так же незаметно ласкала ногу Макмиллана. И лишь когда Артур предложил отправиться в модный клуб, чтобы отведать десерта и потанцевать, Росс вспомнил, для чего он здесь находится. Да, они поедут в клуб, но только если этого захочет Дженет.
Он бросил взгляд на противоположный конец стола, ожидая увидеть привычную безмятежную улыбку, и обмер. Дженет не улыбалась, хотя старалась изо всех сил. Ее полные губы слегка дрожали, а всегда спокойные глаза были полны испуга и тревоги.
Росс резко встал, отшвырнул руку Стейси и, обогнув стол, остановился за спиной у своей протеже.
— Пожалуй, нам, провинциалам, на сегодня хватит, — объявил он, покровительственно обнимая Дженет за плечи. — Долгий перелет, разница во времени... Пойдем, дорогая. — И он мягко, но настойчиво потянул девушку за собой. Та не сопротивлялась.
У дверей ресторана уже ждало такси, которое тут же помчало их в «Плаза». Была полночь. Улицы Манхэттена, оживленные, как и днем, излучали энергию. Это жизнелюбие и энергию обожал Росс, но, как видно, для Дженет и того и другого было в избытке. Если, конечно, проблема заключается в этом. Он ждал, что она поделится с ним своими чувствами, но молодая женщина, забившись в угол, сидела молча, опустив голову и уставившись в пол.
Так же молча они поднялись на верхний этаж, где располагались самые роскошные апартаменты «Плаза». Дженет попыталась открыть дверь номера, но ее пальцы задрожали, и Макмиллан был вынужден помочь ей. Пропустив спутницу вперед, он вошел следом.
— Ну что?
— Я не могу, Росс. Извини, — проговорила она, и крупные слезы, как капли дождя, покатились по ее щекам.
— Почему? — беспомощно спросил он, не ожидая ответа.
— Я не смогу здесь жить. Я чувствую себя не на месте.
— Ты ошибаешься. Ты везде на месте.
— Я здесь задыхаюсь, ни на минуту не могу расслабиться. Все вокруг так и мельтешит. Эта сутолока сводит меня с ума.
«Именно за это я и люблю Нью-Йорк, — мысленно возразил Макмиллан. — За его активность, за то, что, приезжая сюда, становлюсь частью этой активности и стараюсь не отстать от сумасшедшего ритма огромного города».
— Но ведь и в Сан-Франциско жизнь бурлит.
— Там все по-другому, — возразила она. — Да ты и сам это знаешь.
— Знаю. Потому-то мне и нравится в Нью-Йорке.
— А мне нет. Я задохнусь здесь, Росс. Я буду бояться выйти из своих сверкающих апартаментов, а сидя в четырех стенах, буду чувствовать себя пойманной птицей. Я даже не смогу вызвать такси или заказать обед в ресторане.
— Все это за тебя сделают другие. Тебе ни о чем не придется беспокоиться, — заверил он, с удивлением наблюдая страх на лице Дженет. Никогда прежде он не видел ее испуганной. Обычно ее лицо выражало спокойствие и уверенность. «Я не хочу, чтобы ты боялась», — подумал он.
— Эта не жизнь, Росс. Я возненавижу все и вся. Я не хочу превратиться в беспомощное создание, которое кто-то заботливо перемещает из одной золоченой клетки в другую. Конечно, желающие найдутся, но мне это не по нутру. В такой атмосфере я попросту задохнусь.
— Послушай, Дженет, ты сильная женщина, добившаяся сказочного успеха, — с расстановкой начал Макмиллан, решив прибегнуть к другой тактике. Как бы он ни сочувствовал актрисе, ему все же хотелось уговорить ее перебраться в Нью-Йорк.
— Я не смогу здесь жить, — упрямо повторила она.
— Это из-за Марка? — спросил он, зная, что не имеет права задавать такой вопрос.
— При чем тут Марк? — искренне удивилась она. — Я же тебе объяснила — невозможно пересадить деревенскую девчонку из Небраски на нью-йоркскую почву. Она не приживется.
— Если ты выступишь на Бродвее, то наверняка получишь премию года, — продолжал настаивать режиссер. — Разве тебе этого не хочется?
Дженет равнодушно пожала плечами.
— Ты не хочешь, чтобы все увидели, что ты самая лучшая? — удивился он.
— Самая лучшая... — как эхо повторила она. — Нет, Росс. Я никогда не стремилась быть лучшей. Я пою, потому что люблю петь. А премию года вы с Артуром получите и без меня.
— Я отказываюсь тебя понимать. Ты работала как сумасшедшая, выкладывалась перед каждым выступлением, доводила себя до изнеможения. И после этого ты утверждаешь, что не стремишься быть лучшей? После года упорной работы ты без сожаления расстанешься с карьерой, за которую многие женщины продали бы душу дьяволу?
Неожиданно для себя самого Росс сорвался на крик. Господи, да что же это такое? Он не понимает ее, хотя хочет понять, более того — должен. На его глазах она принимает жизненно важное решение — неверное решение, — а он даже не знает почему.
Дженет отошла в угол комнаты и села на обтянутый голубым шелком стул. Она молчала, но в глазах снова появился страх, а слезы опять заструились по ее лицу.
Макмиллан беспомощно смотрел на свою протеже, в очередной раз осознавая, как мало он ее знает. Она была для него Джоанной — прелестной, мужественной, бесстрашной Джоанной. Такая Джоанна его очаровывала, в такую Джоанну он даже был слегка влюблен.
Но Джоанны не существует — есть только Дженет, женщина, которую он никак не может разгадать. У нее прекрасный голос — такого он не слышал больше ни у кого — и замечательные глаза, которые упрямо скрывают ее душу. Ее чувственный рот легко растягивается в улыбке. Она завоевала бы весь Нью-Йорк, но не хочет ради этого шевельнуть пальцем.
Она уже испытала любовь. Смесь этого чувства с печалью Макмиллан увидел в глазах Дженет, когда она и Марк встретились за кулисами после премьеры. Ту же любовь и печаль выражали глаза ее бывшего мужа. По мнению Росса, любовь для обоих кончилась, но остались воспоминания. Помнится, он тогда же поделился своими наблюдениями с Кэтлин.
«Так кто же ты в самом деле? — продолжал размышлять режиссер. — Джоанна? Дженет? Бывшая возлюбленная Марка, а теперь ничья?»
— Почему ты так на меня смотришь? — прошептала молодая женщина, смущенная его откровенным разглядыванием.
— Пытаюсь понять, что для тебя в жизни самое главное.
— Музыка, — не задумываясь ответила она. — Будь Нью-Йорк единственным местом в мире, где я могла бы петь, я бы отсюда не уехала.
— Ловлю на слове. Нам с Артуром остается только сделать так, чтобы ты не нашла работу ни в одном театре, кроме нашего.
На мгновение Дженет нахмурилась и тут же улыбнулась.
— Вы этого не сделаете, — просто сказала она.
— Ты так в нас уверена?
— В тебе — да. Ты честный человек.
«Откуда ты знаешь?» — подумал он, польщенный. Хотя она права — он не сделает ничего ей во вред.
— И чем ты намерена заняться?
— Предложу свои услуги в каком-нибудь провинциальном театре. Первое время я могла бы работать бесплатно. Благодаря тебе у меня достаточно денег, — бесхитростно добавила она.
Это была правда. Устраиваясь в «Юнион-сквер», Дженет отказалась от услуг импресарио и предложила Россу самому определить сумму гонорара. Он платил не скупясь — актриса такого уровня не должна зарабатывать мало.
— Я вряд ли могу рассчитывать, что ты меня наймешь, — неожиданно произнесла Дженет.
— В качестве кого?
— Кого угодно. Что ты ставишь в этом сезоне? — Поглощенная «Джоанной» и предстоящим переездом в Нью-Йорк, она до сих пор не удосужилась спросить об этом.
— «Питера Пэна». Публика ждет его возрождения.
— И кто будет петь заглавную роль? Женщина?
— Нет. Постановка будет нетрадиционной... Я сделаю Питера старше, и петь его будет мужчина. Прелестный тенор.
Она кивнула.
— А остальные роли?
— Дженет, ты звезда первой величины. В «Питере Пэне» нет подходящей для тебя женской партии. Не можешь же ты выступать в хоре!
— Могу. Послушай, Росс, мне надоело быть звездой.
— Давай выпьем, — предложил он, направляясь к бару. Ему хотелось выиграть время. Слова собеседницы заставили его по-новому взглянуть на ситуацию. Если использовать Дженет в «Питере Пэне», это будет совершенно другой мюзикл. Современный. Он уже пригласил молодого человека на роль Питера. Что, если сделать настоящую любовную историю? Эдакий романс...
— Нет, спасибо. Ты мне так и не ответил. Как насчет роли...
— Венди, — перебил Макмиллан, отвечая собственным мыслям. Дженет отлично сыграет Венди. Почему бы Питеру не влюбиться в нее? Надо будет добавить несколько новых песен, придумать парочку дуэтов для нее и Питера. Это должно сработать. Рискованно, но возможно. Он уже рискнул с «Джоанной», и дело выгорело — в основном благодаря Дженет. Она оказалась самым большим риском. Итак, решено — Венди. Из Дженет получится прелестная, романтичная Венди.
— Росс... — робко напомнила о себе девушка.
— На роль Венди у меня пока нет актрисы.
— Ты не возражаешь, если я приму участие в конкурсе? Макмиллан изумленно воззрился на собеседницу:
— Ты действительно этого хочешь? Несмотря на то что это будет новая, современная Венди, влюбленная в Питера Пэна?
— Да!
— Отлично!
— Так я могу попробовать?
— Считай, что ты уже выиграла конкурс. Я немедленно звоню Джеку в Сан-Франциско. Через неделю мы вылетаем домой, — с энтузиазмом сообщил Макмиллан. Он пытался представить, каково будет работать сразу над двумя постановками в городах, отделенных друг от друга тысячами километров. Благодаря Дженет дела в Нью-Йорке осложнились, зато работа в Сан-Франциско приобрела интригующий оттенок. — А пока мы здесь, я начну искать Джоанну. Послушай, почему бы нам завтра не пообедать вместе? Заодно обсудим Венди.
— Ну давай, — нерешительно согласилась она.
— Тебя что-то смущает?
— Да нет. Просто...
— Что такое?
— Завтра утром я собиралась лететь в Линкольн — навестить родителей.
— А разве тебе не хочется посмотреть Нью-Йорк?
— Нет.
— Тогда приглашаю тебя на завтрак. Хочу удостовериться, что за ночь ты не передумаешь. Идет? Часиков в восемь. Ты как раз успеешь на дневной самолет.
— Договорились. До завтра. Послушай, Росс... Он обернулся, не доходя до двери.
— Да?
— Спасибо, — негромко промолвила Дженет.
— Не за что, — нетерпеливо отмахнулся он.
Его ждали дела. Предстояло объявить Артуру плохую новость и сообщить Джеку в Сан-Франциско то, что обещало стать самой лучшей новостью сезона.
Глава 19
Лесли сумела связаться с Джеймсом только на следующий день. В первый вечер она позвонила слишком поздно, и ей пришлось оставить сообщение на автоответчике. Назавтра она наугад набрала номер его рабочего телефона, хотя в такое время Джеймс вряд ли мог быть на работе. Тем не менее он снял трубку.
— Алло!
— Джеймс?
— Привет, Лесли.
— Я боялась, что снова попаду на автоответчик.
— Я жду звонка, поэтому на время его выключил.
— Что такое «О’Кифи, Такер и Стивенсон»?
— Градостроительная фирма.
— Так ты архитектор?
— Ну да. А ты врач. И телезвезда.
— Так вот откуда...
— Да, я узнал о том, что ты в городе, из телерепортажа.
— Понятно, — промолвила Лесли и умолкла. Услышав голос Джеймса, она почувствовала, как на нее нахлынули воспоминания. Зачем он позвонил ей — после стольких лет?
— Как он? — послышалось на том конце провода.
— Кто?
— Второй ординатор. Тот, в которого стреляли.
— Прекрасно. Как ты? — помолчав, поинтересовалась она.
— Тоже прекрасно. А ты?
— Прекрасно.
— Лесли, нам надо увидеться. Я хотел бы объяснить насчет письма...
— Какого письма?
— Того, что ты написала мне миллион лет назад. Я не сразу его прочел. Собственно, я наткнулся на него только десять месяцев спустя. Поздновато благодарить тебя, но все же...
— Не стоит благодарности.
— Мы могли бы вместе пообедать? Или поужинать? Или...
— С обедом сложнее — в это время я вряд ли сумею вырваться. А вот поужинать можно, — сказала она.
— Когда?
— Лучше в сентябре, когда я перейду из городской больницы Сан-Франциско в университетскую клинику. Здесь мне труднее планировать время. Иногда я задерживаюсь допоздна. В университетской будет проще.
— У тебя уже есть расписание?
— Да, — сказала она, заглядывая в карманный календарь — подарок одной фармацевтической компании. Дни дежурств были обведены в нем красным.
— Мне удобнее после Дня труда, — раздался в трубке голос Джеймса — очевидно, он тоже сверялся с календарем.
— Так, посмотрим... Десятого я дежурю, так что этот день отпадает. Одиннадцатого буду отсыпаться после десятого. Как насчет двенадцатого? — предложила она, стараясь припомнить, почему рядом с 12 сентября стоит число 27.
— Твой день рождения, — мягко напомнил он. Зачем он это делает? Раз у Лесли нет планов на этот день, значит, она свободна. Но он-то нет!
— Ты прав, — рассмеялась она. Так вот что значит 27!