— Припоминаю, но смутно, — смущенно призналась она.
— Дорогое зелье вроде кокаина тогда было непопулярным. А вот ЛСД делали прямо в химической лаборатории после занятий. Меня снабжали друзья. В подругах тоже недостатка не было. Меньше чем за год я сменил, наверное, полсотни постелей — с кем-то оставался целую неделю, от кого-то уходил на другой день. Моя жизнь в то время напоминала сон, туман, который никогда не рассеется. Кстати, в этом была и своя приятная сторона.
— Неужели?
— Представь себе. Теперь я не мог потерпеть неудачу, потому что не стремился к успеху. Я забыл безобразные стычки с отцом. Под спасительной защитой наркотиков, секса и музыки я чувствовал себя превосходно.
Лесли поняла, что в нем говорит бывший — или потенциальный — алкоголик. Набив себе шишки в детстве, Джеймс отчаянно пытался уйти от реалий жизни, поскольку иногда испытываемая им боль становилась невыносимой.
— А на занятия ты ходил? — поинтересовалась она.
— Не-а, — с улыбкой признался он. — Но экзамены сдавал исправно. Мне важно было удержаться в университете, чтобы не попасть в армию.
— Неужели ты мог учиться, принимая наркотики?
— Еще как! — заверил он.
«Как заправский алкоголик», — подумала девушка. Среди них встречаются великолепные врачи, адвокаты, люди других специальностей, добившиеся несомненных успехов на профессиональном поприще.
— А что было потом? — спросила она, отчасти догадываясь, какой последует ответ. Безалкогольный чай вместо коктейля красноречиво свидетельствовал о том, что Джеймс сумел преодолеть эту вредную привычку. Судя по его здоровому виду и смеющимся зеленым глазам, смотревшим на нее с улыбкой, он вырвался из порочного круга до того, как изменения стали необратимыми. Очевидно, Джеймс все-таки нашел свое место в жизни.
— Как-то вечером — это было перед летними каникулами на первом курсе — я зашел к родителям. Моя комната по-прежнему принадлежала мне, иногда я даже ночевал там. В тот день отец особенно разъярился, начал меня ругать, обозвал никчемным, паршивым наркоманом. Кстати, он был прав — впервые в жизни. Примерно за час до визита я принял ударную дозу ЛСД, понимая, что иначе не выдержу.
Лесли внутренне содрогнулась. Это было тяжело даже служить, а каково же было так жить? «Мне повезло — я ничего этого не испытала, — подумала она. — Да и сейчас продолжаю жить вдали от жизненных тревог и волнений».
— В общем, он сказал, чтобы я убирался из его дома. Дал мне время на сборы и пригрозил, что утром вышвырнет на улицу и меня, и мои манатки. Он, по обыкновению, был пьян, я — одурманен зельем. Со стороны это, наверное, выглядело отвратительно. Я заперся у себя и начал перебирать свои нехитрые пожитки. Дойдя до ящика, где хранились письма Черил, я в сердцах высыпал их на пол.
Он сделал паузу и невольно улыбнулся, глядя, как внимательно слушает его Лесли. В этот момент она напоминала ту наивную, неискушенную восемнадцатилетнюю девушку, какой была во время их последней встречи.
— Ты, конечно, этого не знаешь, но у наркоманов развивается обостренное чувство цвета. Письма Черил, как правило, были написаны на кремовой бумаге, а твое — на желтой. Когда конверты перемешались, твой сразу привлек мое внимание. Он был не бледным, а ярко-желтым. Более того — он светился.
— Джеймс! — ахнула Лесли.
— Наркотики и мистика всегда идут рука об руку. В этом действительно было что-то мистическое. Так или иначе, что-то заставило меня поднять с пола именно твое письмо. Я прочел его, а потом всю ночь думал о тебе и о том, как ты в меня веришь. Только ты, и больше никто. Ты ведь верила в меня, правда? — Выражение его лица изменилось. Горечь и печаль сменились радостью, навеянной воспоминаниями о том дне.
— Я считала, что ты замечательный, — искренне подтвердила она. — Я мало о тебе знала, да в этом и не было нужды. Это все равно ничего не изменило бы. Я знала, что с тобой мне хорошо.
— А мне было хорошо с тобой.
— Тогда почему... — Она осеклась.
— Почему я не делал попыток к сближению? Я ведь как-то объяснил тебе, что вначале должен разобраться в собственной жизни, понять, кто я есть и кем буду. Мой папаша порядком попортил мне нервы. Я был убежден, что из меня не выйдет ничего путного. Только рядом с тобой мне удавалось забыть о том, какое я ничтожество.
— Ты выглядел каким-то неприкаянным. Я это чувствовала, но не понимала почему. Теперь ты уже не производишь такого впечатления.
— Мне повезло, и это везение началось с твоего письма. В ту ночь, несмотря на то что мое сознание было затуманено наркотиками, я решил стать тем Джеймсом, в которого ты верила. Прекратить саморазрушение, по крайней мере попытаться. Утром я собрал вещички, взял твое письмо и навсегда ушел от родителей. Лето я провел на лесозаготовках, избавляясь от яда, который накопился в моем организме, укрепляя свою решимость и строя планы, как мы с тобой встретимся. Это были самые трудные три месяца в моей жизни. От наркотиков отвыкнуть нелегко. Какая-то часть меня сопротивлялась, не желая возвращаться к нормальному существованию.
— Но ты выдержал.
— Да. Узнав, что ты приехала на каникулы, я вернулся в Сиэтл и набрал номер твоего телефона. По-моему, твой отец не узнал мой голос. Я повесил трубку, не назвав себя.
— Почему ты не написал?
— Я еще не был готов. Лето кончилось. Надо было решать, что делать дальше: возвращаться в университет или заняться чем-то другим. К Рождеству я окончательно пришел в себя, собирался увидеться с тобой, но узнал от Бетти, что ты приехала на каникулы не одна, а с другом.
Лесли скорчила гримаску.
— Я даже имени его уже не помню. — «Ах, Джеймс, ведь все могло бы сложиться иначе!»
— Я понял, что у тебя своя жизнь, да и моя благодаря тебе стала меняться. Мне хотелось рассказать тебе об этом. Я надеялся, что когда-нибудь у меня появится такая возможность.
«И вот она появилась — как раз в мой день рождения», — подумала она. С днем рождения, Лесли!
— И ты стал архитектором.
— Я окончил университет, потом работал в Нью-Йорке, а сюда переехал полтора года назад.
— И теперь твоя фамилия красуется на вывеске у входа.
— Да, я добился успеха. Везение продолжалось.
«Дело не в везении, Джеймс, — мысленно возразила девушка, — а в тебе. Твой талант, помноженный на упорный труд и решимость, стал причиной успеха». Она догадывалась, что остатки былого неверия в собственные силы еще сидят в нем. И виной тому его папаша-алкоголик.
— Тебе нравится твоя работа?
— Я ее обожаю! — пылко воскликнул Джеймс.
— Ты проектируешь дома?
— Последние полгода я работал с международной фирмой. Приходилось строить жилые здания, офисы, магазины, даже курортные отели.
— Здорово!
— Я доволен. Это лучшая работа на свете — для меня, во всяком случае.
Лесли опустила глаза на свою почти полную тарелку. Вышколенные официанты через определенные промежутки времени ставили перед ними салат, пиццу, десерт, но блюда оставались нетронутыми. Обоих интересовала беседа, а не еда. Девушка откусила кусочек пиццы и с улыбкой подняла глаза.
— А ведь этот ресторан славится по всему Сан-Франциско. Неудачные им попались клиенты!
— Хочешь чего-нибудь еще?
— Нет, — покачала головой Лесли и, решительно отодвинув тарелку, попросила: — Расскажи мне о своей жене.
— Ее зовут Линн, — с готовностью начал Джеймс. — Мы познакомились два года назад. Я возвращался из Нью-Йорка, а она была — собственно, до сих пор остается — стюардессой. Она заметила, что я рисую, и подошла посмотреть. Обычно я занимаюсь этим, чтобы расслабиться. Взглянув на мое творение, Линн спросила, могу ли я нарисовать для нее кошку по имени Моника. Я решил, что она шутит, но она так подробно описала мне эту Монику, что остаток полета я не отрывался от бумаги и, покидая самолет, вручил Линн рисунок. Она бегло взглянула на него и тут же предложила проиллюстрировать ее книгу.
— Книгу? — удивилась Лесли.
— Ну да. Оказалось, что в свободное время она сочиняет сказки для детей. К тому времени была готова первая под названием «Где же Моника?», и Линн искала художника, который взялся бы за оформление.
— Искала художника, а нашла мужа.
— Ну да. С тех пор мы сделали еще две книги. В обеих фигурирует кошка Моника, и обе пользуются успехом у детей.
— Давно вы женаты?
— Полтора года. Мы поженились, как только я перебрался из Нью-Йорка в Сан-Франциско.
— Ты рассказал о книге, а не о Линн. Какая она?
— Линн? Даже не знаю, с чего начать... — Голос Джеймса потеплел, когда он попытался описать женщину, которая, войдя в его жизнь, подарила ему счастье, — Линн старше меня на три года. Она через многое прошла и потому научилась быть сильной и независимой. Она по-прежнему работает стюардессой, потому что ей это нравится, хотя могла бы уйти и заняться сочинительством. Еще она... Не очень складно у меня получается, да?
— Описать человека нелегко, — согласилась Лесли и подумала, что в данном случае слова не имеют значения. «Я и по тону догадываюсь, насколько сильно ты ее любишь». — А дети у вас есть?
— Нет, — с усилием выговорил Джеймс. — И не будет. Линн не может рожать.
— Как грустно!
— Что поделаешь... В любом случае мы бы вряд ли их завели. У нас обоих было трудное детство, мы оба ненавидели своих отцов и с трудом пережили семидесятые годы. В разгар эпохи хиппи Линн училась в Беркли и отдала дань наркотикам и сексу. Врачи говорят, что из-за воспалительного процесса в трубах она вряд ли сможет забеременеть. Ну а я, усиленно накачиваясь наркотиками, наверняка повредил свои хромосомы, — помолчав, добавил Джеймс.
— Мне кажется, у хиппи так часто рождаются здоровые дети, что теория о поврежденных хромосомах не выдерживает никакой критики. Неужели вы даже не попытались? — участливо поинтересовалась Лесли. На ее взгляд, человек, обладающий чуткостью Джеймса, и женщина, которая пишет детские сказки, стали бы прекрасными родителями.
— Линн не принимает противозачаточных таблеток, но до сих пор не забеременела. Очевидно, доктора правы. Как бы то ни было, мы вполне довольны — детей нам заменяют Моника и дома, которые я строю.
— Ты не просто доволен — ты счастлив, Джеймс. И я за тебя рада, — искренне произнесла Лесли. И все же в подсознании вертелась мысль, что все могло бы сложиться по-другому. Что она могла бы подарить ему счастье.
— Во многом это благодаря тебе.
— Ну что ты!
— Да-да, поверь. Ты не представляешь, как для меня важно иметь такого друга, как ты.
— Приятно слышать, — смущенно улыбаясь, промолвила Лесли. «Для меня это тоже очень важно. Пока мне не удалось найти никого, кто сумел бы тебя заменить».
Расстались они в полночь. Джеймс проводил ее до двери.
— Спасибо, — прощаясь, сказала Лесли.
— Рад был повидаться с тобой.
— Взаимно. До свидания, Джеймс.
Как только его машина отъехала, Лесли вбежала в квартиру, бросилась ничком на диван и зарыдала.
Что было причиной этих слез? То, что Джеймс сумел с честью выйти из всех жизненных испытаний? То, что он счастлив? Она радовалась его счастью, но не переставала думать о том, что это счастье могла подарить ему она. И как было бы здорово, если бы случилось именно так.
«Я ждала этого», — поразмыслив, вынуждена была признаться себе Лесли.
Все эти годы она мечтала о том, как они с Джеймсом встретятся. Конечно, она не думала об этом постоянно — у нее была своя интересная жизнь, — но стоило ей взглянуть на подаренный им рисунок, который она возила с собой повсюду, как ей снова хотелось увидеть его автора. Она знала, что рано или поздно они обязательно встретятся. И вот этот день наступил.
Ей вдруг пришло в голову, что все это похоже на душещипательный голливудский фильм. Хотя такую невероятную сентиментальную историю наверняка отвергли бы даже в Голливуде. И Лесли мысленно представила себе разговор сценариста и режиссера.
Ну, что там у тебя, Джо? Так-так... Герой видит героиню по телевизору. Ее лицо залито кровью — она только что спасла жизнь парню, в которого влюблена, но который об этом не подозревает. Видя ее, герой вспоминает о письме, которое круто изменило его жизнь, хотя прочел он его чуть ли не через год после того, как оно было написано, да еще в ночь, когда туго соображал из-за того, что наглотался таблеток. Потом он рассказывает героине, как сумел преодолеть тягу к спиртному и наркотикам и стал выдающимся архитектором. Что? Он еще и детские книжки иллюстрирует? Кончай, Джо! Публика, конечно, многое может проглотить, но не фантастику в чистом виде. Для убедительности ей нужна хотя бы крупица реальности.
А кроме того, уже от себя добавила Лесли, у этой истории нет счастливого конца. Герой и героиня не упали друг другу в объятия. И поцелуя крупным планом тоже не было.
Она вздохнула. Бессчетное количество раз она пыталась себе представить, где Джеймс, чем он занимается, как живет. И вот получила ответы на все свои вопросы. Он рядом, в том же городе. Счастливо женат. Фантазия окончена.
Отъехав с полквартала, Джеймс привычным движением сунул руку в карман, достал сигарету и потянулся за спичками.
И вдруг замер. Спички так и остались в коробке, а через минуту и сигарета вернулась на прежнее место. Решительным движением смяв пачку, он швырнул ее на заднее сиденье.
Глава 20
— Может, пообедаем завтра вместе? — предложил Росс. Разговор происходил в конце сентября. Целый день они с Дженет занимались тем, что переписывали мизансцены для «Питера Пэна». — Послезавтра я уезжаю в Нью-Йорк.
— Ну конечно, — рассеянно отозвалась она, уверенная, что режиссер приглашает ее для того, чтобы перед отъездом еще раз обсудить новый спектакль.
— Какое время тебя устроит?
— Любое. Просто зайдем куда-нибудь после работы, и все. Росс кивнул, он был явно озадачен.
В половине седьмого они уже сидели за столиком французского ресторана на Стюарт-стрит.
— Так что ты хотел обсудить? — осведомилась Дженет, когда официант принес им коктейли и отправился выполнять заказ.
— Ничего.
— Ничего?
— Ну да. Я просто хотел пообедать с тобой.
— Так это не деловая встреча? — удивилась Дженет.
— Нет, свидание.
— Я думала, ты хочешь поговорить со мной о спектакле. Если бы я знала, что это свидание, я бы... — Она запнулась.
— Что было бы тогда? — с любопытством спросил он.
— Я бы отказалась, — решительно отрезала Дженет.
— Почему?
— Я не хожу на свидания, — сердито пояснила она. Макмиллан глотнул виски.
— Надеюсь, ты не ждешь, что твой муж вернется к тебе, — язвительно произнес он. — Насколько мне известно, он влюблен в другую.
Она подняла на него огромные серые глаза, подернутые дымкой печали.
— Мне это тоже известно.
Они покончили с коктейлем и приступили к салату, вымученно отвечая на любезности официанта.
— Мне не следовало этого говорить. Извини, — покаянным тоном произнес Росс.
Дженет молчала, с трудом удерживаясь от слез.
— Почему ты не запустила в меня бокалом, не ушла? Почему ты осталась? — допытывался он.
Росс пригласил Дженет на обед, потому что ему очень хотелось узнать ее получше. Она уже обворожила его как Джоанна — жизнерадостная, энергичная, прелестная. Но вот Джоанну сменила Венди, а волшебство осталось. Наивная, чистая, очаровательная соблазнительница — такой представала Венди в исполнении Дженет — снова завладела чувствами Росса.
Но все-таки кто такая сама Дженет? Насколько ей присущи черты ее героинь? Она представляла собой загадку. Пока Россу удалось понять только одно — что она талантливая актриса, крепкий профессионал и совершенно одержимый в работе человек.
— Я не ушла потому, что мы коллеги. Завтра ты уезжаешь. Если останутся какие-то неясности, это осложнит работу тебе, мне и всей труппе.
— Значит, ты осталась только ради спектакля?