Росс должен был приехать в одиннадцать, но задолго до назначенного времени Дженет поняла, что поступила опрометчиво.
«Я его совсем не знаю. О чем мы будем говорить? Ну, о театре, о погоде. А потом? Жаль, что я... встретила Марка? Или что от этого у меня улучшилось настроение?»
Ее опасения оказались напрасными. Росс сразу взял нить беседы в свои руки.
— Какой прелестный домик! — одобрительно заметил он, оглядывая уютный коттедж. — Чей он?
— Хозяева живут чуть дальше. Сейчас их нет — уехали на праздники.
— Как ты его нашла?
— Просто свернула с дороги.
— Каким ветром тебя сюда занесло? Ведь это далеко от города.
— Я часто садилась за руль и ехала куда глаза глядят, чтобы отвлечься, после того как мы с Марком... — Она смешалась и покраснела.
— А что за теми холмами — сразу океан? — уловив ее настроение, мгновенно сменил тему Росс. Ему не хотелось, чтобы Дженет, как обычно, замкнулась в себе.
— Не совсем. — Она улыбнулась, оценив его деликатность. — Перед ним небольшая полоска земли, которая досталась мне вместе с домом. Мы можем там погулять, если у тебя есть время. Вид оттуда великолепный!
Исчерпав эту тему, Макмиллан принялся рассматривать фотографии, на которых Дженет была снята в разных ролях.
— И с этим сценическим багажом ты пришла на прошлогодний просмотр?
— Мне казалось, что этого достаточно. Я многому научилась в любительской труппе. Там никто не воображал себя примадонной, звездой. Мы были как одна семья.
— Многие звезды начинали с небольших площадок. Только характер у тебя совсем не «звездный».
Заговорили о детстве. Дженет с удовольствием отвечала на вопросы Росса и, в свою очередь, задавала ему свои. Какой-то момент показался ей забавным, и она улыбнулась. После этого Макмиллан сам старался выбирать эпизоды посмешнее, лишь бы снова увидеть, как устремленные на него серьезные серые глаза лучатся весельем.
После ленча они отправились на прогулку. Дженет показала гостю свои любимые места, в том числе эвкалиптовую рощу.
— Здесь я репетирую, — сообщила она, широким жестом обводя округлые зеленые холмы и поблескивающий внизу синий океан. — Удобно — никто не слышит, кроме чаек, кроликов и оленей.
— Спой что-нибудь, — попросил Росс.
Дженет смешалась и умолкла.
— Не могу, — призналась она после паузы. Каждый вечер она пела перед ним в театре, но здесь, в этом чарующем уголке, нехитрое занятие казалось чем-то очень личным, интимным. Когда-то она пела на кукурузном поле для Марка. Может быть, у нее еще будет случай продемонстрировать свое искусство перед другим слушателем? Пока она к этому не готова.
Росс не стал настаивать. Они двинулись вдоль берега. Холодный ветер играл их волосами, румянил щеки. Разговаривать стало трудно, и оба замолчали. Только сейчас Макмиллан с удивлением заметил, что Дженет принадлежит к тому редкому типу женщин, которые не тяготятся молчанием и не делают его тягостным для своих спутников. Она просто шла рядом, наслаждаясь окружающей красотой. От нее исходило какое-то умиротворение, которое передавалось и ему.
В пять она проводила его до машины.
— Спасибо за все, — сказал Росс, открывая дверцу. — С днем рождения!
Дженет улыбнулась и сделала крошечный, едва заметный шаг вперед. Этого оказалось достаточно, чтобы губы Росса жадно приникли к ее губам, теплым и мягким, а руки обняли стройное податливое тело, полное чувственного желания. Казалось, поцелуй длится век.
— Не хочется уезжать, — с трудом отрываясь от соблазнительного рта, прошептал Макмиллан. — Но надо. До завтра!
Он совсем забыл, что Стейси прилетает не на один день, а на неделю. Во всяком случае, так планировалось. Но ведь планы на то и существуют, чтобы меняться!
Глава 29
Медленно, шаг за шагом Джеймс и Линн снова влюблялись друг в друга. Порой они уверенно продвигались вперед, потому что оба этого хотели, но бывали дни, когда терялось то, что было только что приобретено, и цель казалась совершенно недостижимой.
По вечерам они обычно сидели рядом, держась за руки, и говорили, говорили. Днем, если Линн была дома, Джеймс звонил ей с работы, а когда она улетала с очередным рейсом, разыскивал ее в других городах, и они снова вели бесконечные разговоры.
На Рождество он позвонил ей в Даллас.
— Что случилось? — Ему не понравился голос жены — какой-то тусклый, безжизненный.
— Знаешь, о чем я думала весь день? — вопросом на вопрос ответила она.
— Нет. Расскажи, — попросил он, заранее зная, что не услышит ничего приятного.
— Ты ведь бросил курить из-за нее, да?
Он бы мог возразить, что сделал это не только ради Лесли, но и ради самой Линн. Но она бы все равно не поверила, поскольку давно безуспешно уговаривала его отказаться от вредной привычки.
— Можешь не отвечать. Это и так очевидно. Я весь день думала о вас обоих и злилась. Я не могу избавиться от этого чувства. Вчера мне казалось, что мы чего-то добились, а сегодня я снова очутилась там, где была, — с горечью призналась Линн. «И мне снова хочется уйти от тебя», — мысленно добавила она.
— Я тебя понимаю. Я сам на себя злюсь. Разница между нами состоит в том, что я уверен — больше такого не случится. В душе я это чувствую, но не могу заставить тебя мне поверить.
— Хотелось бы верить... — «Решение надо принять не позднее середины января. От этого зависит многое — моя жизнь, жизнь Джеймса и жизнь невинного существа, которое может пострадать, если я ошибусь». Линн вздохнула. Слишком тяжела ноша. — Давай сменим тему, иначе я сойду с ума.
Они заговорили о посторонних предметах — политических новостях, книгах, погоде. Любой разговор лучше молчания — он сближает.
Прошло три недели. По вечерам они вместе работали над новыми приключениями Моники — Линн писала, а Джеймс рисовал. Все казалось нормальным. Или почти нормальным.
После одного из таких вечеров он днем позвонил ей из офиса. Линн отвечала явно неохотно — он оторвал ее от письменного стола.
— Я тебе помешал?
— Нет. То есть да, — быстро поправилась она. — Еще как помешал, Джеймс! Я тут развлекаюсь с другом детства.
Она сама не заметила, как у нее это вырвалось, и со страхом ждала, что будет дальше. После короткой паузы Джеймс рассмеялся и шутливо пригрозил, что сейчас приедет домой и свернет этому приятелю шею.
В тот вечер, а затем всю ночь они занимались любовью — впервые после злополучного сентябрьского дня. Наутро Линн опять встала с ощущением ненависти к мужу, но чувство это прошло, прежде чем она успела рассказать о нем Джеймсу.
Еще через неделю Линн возвратилась домой вечером. Она отсутствовала два дня — выдался длинный, утомительный рейс. Джеймс сидел в гостиной. Шторы были опущены, отчего в комнате царил интимный полумрак.
Сердце ее учащенно забилось. По телу забегали мурашки от радостного предвкушения. Она сразу догадалась, что он задумал.
— Разденься, — попросил Джеймс, не трогаясь с места. Линн на мгновение закрыла глаза. Это была одна из ее эротических фантазий, которой однажды в порыве откровенности она поделилась с мужем. Смысл был прост — она полностью отдавалась ему, возбужденная его мужскими достоинствами и силой влечения.
Не важно, что она в этот момент делала — писала или стряпала на кухне. Джеймс должен был подойти, вынуть из ее пальцев перо, выключить духовку. Это была часть фантазии: когда им овладевало желание, все остальное переставало существовать. Линн никогда не говорила мужу «нет».
Потом он просил ее раздеться, а сам наблюдал, любуясь ее стройным телом. И вот она уже стоит перед ним обнаженная, загораясь ответной страстью под его страстным взглядом.
Для дальнейших событий существовало несколько сценариев. Иногда Джеймс, по-прежнему одетый, доводил ее до полного изнеможения. Иногда он тоже раздевался, но любил ее медленно, умелыми ласками гася ее нетерпение. А иногда жадно набрасывался на жену, как будто они только что встретились после долгой разлуки.
Выбор был за ним. Это тоже составляло часть фантазии — делать все так, как хочется ему. Джеймс контролировал ситуацию, а Линн с готовностью подчинялась, потому что любила и доверяла ему.
— Разденься, — повторил он.
— Не надо, — слабо запротестовала Линн, понимая, что он хочет проверить, по-прежнему ли она ему доверяет. А вдруг он заметит? Да нет, успокоил ее внутренний голос, вряд ли. К тому же она так давно не чувствовала себя желанной...
Не сводя с него глаз, она начала медленно раздеваться: сняла узкий жакет, пеструю блузку, прямую юбку. При этом она шаг за шагом придвигалась к мужу, пока не оказалась совсем близко — совершенно обнаженная.
Как обычно в такие минуты, Джеймс окинул одобрительным взглядом стройное тело жены. Она чувствовала, как его глаза скользят по ее шее, груди, животу, бедрам. Волна желания накатила на Линн с такой силой, что она вынуждена была закрыть глаза. И вдруг услышала:
— Подойди-ка сюда.
«Неужели заметил? — со страхом подумала она. — Да нет, не может быть».
Он осторожно положил руку ей на живот, туда, где вздымалась довольно откровенная выпуклость.
— Ты беременна?
Она молча кивнула, едва сдерживая слезы. Ну вот, теперь он все знает. А она так и не приняла столь важного для всех троих решения.
Джеймс сел на диван и усадил жену к себе на колени, баюкая, словно ребенка.
— Правда?
Она снова кивнула, на этот раз глядя ему в глаза. Они светились таким счастьем, какого Линн никогда прежде не видела.
— Когда это произошло?
— А ты как думаешь? Когда мы в последний раз были вместе — одиннадцатого сентября. Нашему малышу уже четыре месяца.
— С ним все в порядке? — обеспокоенно спросил он, испытывая страх, свойственный всем мужчинам в преддверии великого события.
— Пока да. Он там, где ему положено быть, и, по словам врачей, развивается нормально.
— Так вот почему ты так долго болела!
— Ну да. Если бы я сразу догадалась, в чем дело... Денверский врач поставил диагноз не задумываясь, хотя я уверяла его, что это совершенно невозможно. Кстати, тошнота и головокружение вроде тех, что накатили на меня в самолете, — вполне обычные явления для подобного состояния.
Джеймс сжал лицо жены ладонями и заглянул ей в глаза.
— И ты собиралась скрыть это от меня?
— Если бы мы развелись — да.
— Но я имею право знать, — сердито промолвил он.
— Нет, Джеймс. Ты отказался от этого права на следующий день после того, как был зачат наш ребенок, — с не меньшей резкостью парировала Линн.
Радость в его глазах сменилась болью. «Неужели я никогда не перестану мучить его и себя?» Она обняла его за шею и поцеловала в лоб.
— Извини. С тех пор как я узнала, что у меня будет ребенок, я все время думаю о том, как сделать его счастливым. Я не хочу, чтобы у него было такое детство, как у меня.
— Или у меня, — мрачно вставил Джеймс.
— Мы не слишком подходим на роль родителей, да?
— Как сказать... Во всяком случае, мы знаем, чего не следует делать. И мы оба очень хотим ребенка.
— Ты хочешь ребенка? Я и не знала.
— Я сам не знал до сегодняшнего дня. По-моему, мы убедили себя в том, что можем без него обойтись. А сейчас, когда ты мне все рассказала, я понял, что хочу нашего ребенка, Линн. И хочу его мать.
Он нежно поцеловал ее и тут же почувствовал, как откликается ее тело на его ласку.
— А тебе можно? — на всякий случай спросил он, бережно укладывая Линн на диван.
— Ну конечно! У будущих матерей тоже есть эротические фантазии, — сообщила она, погружая пальцы в его роскошную шевелюру и замирая в предвкушении сладостной близости.
— Я так люблю тебя, Линн, — прошептал Джеймс.
На следующий день он позвонил ей с работы.
— Я хочу, чтобы ты перестала летать. Денег нам и так хватает. Лучше сиди дома и пиши книги.
— Хорошо, Джеймс, — не стала спорить Линн. — Я уйду с работы.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Вечером он явился домой с огромным портфелем.
— Хочу показать тебе кое-что.
— Мауи?
В последние недели все время Джеймса поглощал новый проект. Даже по ночам, уложив жену в постель и насладившись любовью, он прилежно возвращался к письменному столу.
— Нет, те рисунки ты уже видела.
— И должна признаться, они потрясающие.
— Спасибо. — Он не раз слышал подобные слова от Эрика и Чарли, но похвала Линн была ему особенно приятна. — Нет, это не Мауи, а домик Моники. Я все предусмотрел — кабинет для тебя, мой кабинет и прелестную комнатку для Моники.
— Но ведь малыш может оказаться не Моникой, а Джеймсом-младшим, — резонно возразила будущая мать.
— Не важно. Давай хотя бы помечтаем, что это будет она. А если... Нам ведь все равно, правда?
— Ну конечно!
В очередной раз он позвонил ей в пятницу накануне Валентинова дня.
— Привет! Как ты?
— Прекрасно!
— А как Моники — и та и другая?
— Кошка Моника попала в непростую ситуацию, и я не знаю, как помочь ей выпутаться. Вот решила выпить чаю — может, что-нибудь придет на ум. А девочка Моника... — Линн запнулась. Ее переполняли эмоции. — Девочка Моника только что шевельнулась.
— Правда? Почему же ты мне не позвонила?
— Я позвонила врачу — хотела убедиться, что все в порядке. Это такое странное чувство! Словно внутри тебя что-то трепещет... Врач заверил, что обычно дети начинают шевелиться как раз на пятом месяце.
— Я очень рад. Какие у тебя планы на Валентинов день?
— Думаю, такие же, как у тебя.
— Знакомая картина, — пошутил Марк, входя в ординаторскую, — два врача проводят свободное время в больнице. Причем заметьте — накануне выходных!
Лесли улыбнулась, по привычке отметив, как красив ее коллега. Но вопреки обыкновению ее при этом не бросило в дрожь и сердце продолжало биться в нормальном темпе. «Я переросла свое чувство. Что это было — любовь? Влюбленность? Не важно. Теперь он просто хороший друг».
— Одинокой женщине только и остается, что скрываться в больнице, — поддержала она шутку. — А вот что здесь делаешь ты, ума не приложу.
— Кэтлин с Бетси на Гавайях. Нечто вроде прощания с девической жизнью. В прошлом году они удалились туда перед свадьбой Бетси и Джеффа. Так что на неделю я предоставлен самому себе. Не выпить ли нам по этому случаю?
— Охотно.
Они выбрали исключительно удачное время — любители аперитивов уже покинули бар, а поклонники послеобеденных коктейлей еще не прибыли. Им отвели столик у окна. Бледно-желтая луна прочертила на воде четкую дорожку. Волны Тихого океана таинственно поблескивали в темноте, прежде чем с шумом накатиться на прибрежные скалы и песчаный берег.
— Ты получила наше приглашение?
— С гравировкой? Да. Спасибо. Я обязательно приду. Вечеринка по случаю помолвки должна была состояться через три недели, и Лесли уже вычислила, что в этот день будет свободна от дежурства.
— Можешь привести своего кавалера.
— С удовольствием, если бы таковой имелся, — улыбнулась она.
— А тот мужчина, с которым ты была на премьере?
— Ты заметил?
— Естественно. — Собственно говоря, заметила Кэтлин. Ее внимание привлек темноволосый красавец с зелеными глазами, и только потом она поняла, что женщина рядом с ним — не кто иная, как Лесли.
— Он женат. Этим все сказано.
— И не собирается бросать жену ради тебя?
— Я на это и не рассчитывала. Более того — мне бы этого не хотелось, — честно призналась Лесли. Она только недавно поняла, что это действительно так. Как бы она ни скучала по Джеймсу — а думала она о нем постоянно, и днем и ночью, — мысль разлучить его с Линн не приходила ей в голову. — Но нам было хорошо вместе.
— Я часто думаю, какой мужчина подошел бы тебе, — неожиданно произнес Марк. — Ты такая необыкновенная женщина — умная, сильная, независимая...
— Сомнительный комплимент!
— Нет, правда, Лес, ты потрясающая девушка. Я серьезно, — продолжал он, не обращая внимания на ее протестующий жест. — Ты красива и грациозна. Ты знаешь, чего хочешь, и всегда добиваешься цели. Ты довольна жизнью и не требуешь невозможного. Остается только найти мужчину, обладающего теми же качествами.