На обоях в моей комнате были горизонтальные линии, и даже розовые и кремовые цвета не уменьшали ощущение, будто это была клетка. Я сбросила обувь и пробралась через темноту к моему окну. Белая краска на раме отслаивалась, из-за чего на полу были мелкие кусочки.
Снаружи, на несколько этажей ниже, Эллиот шел к дому и пропал из поля зрения, проходя под уличными фонарями. Он шел в сторону дома его тети Ли, копаясь в своем телефоне, пока проходил мимо грязного участка земли Фентонов. Я гадала, придет он в тихий дом, или тетя Ли включила каждый светильник; ругалась ли она со своим мужем, или ждала Эллиота.
Я повернулась к своему комоду, посмотрев на шкатулку, которую папа купил мне на мой четвертый день рождения. Я подняла крышку, и балерина начала кружиться вокруг маленького овального зеркальца, расположенного напротив светло-розового куска ткани. Некоторые детали, нарисованные на ее лице, стерлись, оставляя только два черных пятнышка глаз. Ее юбка-пачка была помята. Опора, на которой она стояла, погнулась, заставляя ее наклоняться слишком далеко в сторону, когда она делала пируэты, но медленная повторяющаяся мелодия все еще прекрасно звучала.
Обои отслаивались, как краска, свисая в некоторых местах у потолка, а кое-где отсутствуя у плинтусов. На потолке в одном углу виднелось коричневое пятно, которое, казалось, становилось больше с каждым годом. Моя белая кровать с железной отделкой скрипела при малейшем движении, а дверцы шкафа не запирались, как должны были, но моя комната была моим личным пространством, местом, к которому тьма не могла подобраться. Статус моей семьи в городе и гнев мамочки казались такими далекими, когда я была в этих стенах, и я нигде больше не чувствовала себя так спокойно, пока не села за липкий стол напротив мальчика с бронзовой кожей и большими карими глазами, наблюдавшими за мной без каких-либо признаков симпатии или презрения.
Я стояла напротив окна, уже зная, что Эллиот пропал из поля зрения. Он был другим, — больше, чем просто необычным, — но он нашел меня. И на какой-то момент, мне понравилось не чувствовать себя потерянной.
Глава 2
Кэтрин
— Кэтрин! — позвал папа снизу.
Я побежала рысью вниз по лестнице. Он стоял на нижней ступеньке, улыбаясь.
— Ты до ужаса бодрая сегодня. В чём дело?
Я остановилась на предпоследней ступеньке.
— В лете?
— А вот и нет. Я видел твою улыбку радости из-за лета до этого. Сейчас она другая.
Я пожала плечами, взяв хрустящий кусочек бекона с салфетки на его раскрытой ладони. Моим ответом ему был хруст, и папа усмехнулся.
— У меня сегодня собеседование в два часа, но я подумал, может, мы покатаемся вокруг озера.
Я стянула очередной кусок бекона, хрустя. Папа поморщился.
— У меня вроде как есть планы.
Папа поднял одну бровь.
— С Эллиотом.
Морщинки между его бровей углубились.
— Эллиот, — произнес он имя, будто оно всплывет в его памяти.
Я улыбнулась:
— Племянник Ли. Тот странный мальчик на нашем заднем дворе.
— Тот, который колотил дерево?
Я промолчала, не зная, что ответить, пока папа не добавил:
— Точно. Я его видел.
— Но… ты спрашивал меня, не крушит ли он наш участок.
— Я не хотел тебя беспокоить, Принцесса. Я не уверен, что хочу, чтобы ты проводила время с мальчиком, который штурмует деревья.
— Мы не знаем, что происходит с ним дома, пап.
Папа дотронулся до моего плеча:
— Я не хочу, чтобы моя дочь была связана с этим, чем бы это ни было.
Я покачала головой:
— После вчерашней ночи, может, его тетя и дядя говорят то же самое про нашу семью. Уверена, весь район слышал.
— Извини. Я не подумал.
— В основном это ее вина, — проворчала я.
— Виноваты мы оба.
— Он осадил Пресли вчера вечером.
— Мальчишка у дерева? Подожди. В смысле, вчера вечером?
Я сглотнула:
— Мы пошли в "У Броума"… после того, как мама пришла домой.
— Оу, — ответил папа, — Понятно. И он нормально реагировал? В смысле, он не пытался ударить Пресли или что-то в этом роде, не так ли?
Я хихикнула:
— Нет, пап.
— Извини, что не пожелал тебе спокойной ночи. Мы поздно поднялись наверх.
Кто-то постучал в дверь: сначала три раза, а затем еще два.
— Это он? — спросил папа.
— Я не знаю. Мы не то, чтобы договаривались на какое-то время… — сказала я, пока папа направился к двери. Он глубоко вдохнул, прежде чем повернуть ручку и открыть дверь перед Эллиотом, который, очевидно, только вышел из душа: его влажные волосы завивались и блестели. Он держал камеру обеими руками, хотя она и висела на его шее.
— Мистер, эм…
— Калхун, — сказал папа, взяв руку Эллиота и пожав её. Он повернулся ко мне. — Я думал, ты сказала, что вы встретились прошлым вечером? — Он посмотрел на Эллиота. — Ты даже не спросил, какая у неё фамилия?
Эллиот застенчиво улыбнулся.
— Я слегка заволновался, увидев вас.
Папин взгляд смягчился, и его плечи расслабились.
— Ты знал, что ее зовут Принцесса?
— Папа! — прошипела я.
Папа подмигнул мне:
— Но чтобы вернулись до ужина.
— Да, сэр, — сказал Эллиот, шагнув в сторону.
Я прошла мимо папы, быстро поцеловав его в щеку, прежде чем повести Эллиота вниз по ступенькам крыльца и дальше, за калитку.
— Уже так жарко, — сказал Эллиот, вытирая лоб, — Лето будет безжалостным.
— Ты рано. Что ты задумал? — спросила я.
Он слегка толкнул меня локтем.
— Потусоваться с тобой.
— А зачем камера?
— Я подумал, мы может пойти к ручью сегодня.
— Чтобы?..
Он поднял камеру вверх:
— Чтобы пофотографировать.
— Ручей?
Он улыбнулся:
— Увидишь.
Мы пошли к северу от "У Броума" и повернули на следующей улице. Асфальт перешел в гравий, смешанный с красной пылью, и мы прошли по этой дорожке еще полтора километра к Верхнему речью. Ручей был узким; не считая нескольких расширений в два-три метра, я могла бы с разбега перепрыгнуть его. Эллиот повел меня вдоль берега, пока не нашёл участок с выстроенными в воде камнями.
Он прекратил говорить и начал возиться с камерой. Эллиот быстро сделал снимок, проверяя настройки и затем сделал еще несколько. Около часа я наблюдала за ним и гуляла вокруг, пока, наконец, он не стал выглядеть довольным.
— Прекрасно, — просто сказал он, — Пошли.
— Куда?
— В парк.
Мы вернулись к улице Джунипер, остановившись в "У Броума", чтобы взять холодную воду. Я прижала большой палец к плечу, оставляя временное белое пятнышко, которое быстро стало красным.
— Солнечный ожог? — спросил Эллиот.
— У меня так всегда в июне. Однажды сгораю, и этого мне хватает на всё лето.
— Даже не знал, что так бывает, — усмехнулся он.
Я посмотрела на его бронзовую кожу с завистью. Что-то в ней выглядело так нежно и осязаемо, и эти мысли заставили меня чувствовать себя некомфортно, потому что они никогда не возникали у меня прежде.
— Нужно намазать тебя солнцезащитным кремом, а то будет болеть.
— Нет. Все будет нормально. Вот увидишь.
— Увижу что?
— Я просто имела ввиду, что все будет в порядке, — сказала я, столкнув его с бордюра.
Он улыбнулся, а затем толкнул меня в ответ. Я потеряла равновесие, и моя блузка каким-то образом зацепилась и скрутилась на куске торчащей проволоке. Я вскрикнула, и Эллиот протянул руки, но проволока порвала тонкую ткань.
— Ого! — сказал он, подходя ко мне.
— Я застряла, — сказала я, согнутая наполовину. Мои пальцы вцепились в звено проволоки, стараясь не упасть и не разорвать рубашку дальше.
— Всё под контролем! — сказал он, отцепляя ткань от забора, — Почти под контролем, — добавил он, напрягаясь, — Мне очень жаль. Это было глупо.
Моя рубашка освободилась, и Эллиот помог мне встать ровно. Я посмотрела на разорванную ткань и усмехнулась.
— Всё нормально. Я такая недотепа.
Он поморщился:
— Обычно я не толкаю девочек.
— Мне не больно.
— Нет, я знаю. Просто… мой отец иногда злится и теряет контроль. Я все гадаю, всегда ли он был таким или это однажды просто появилось у него в характере. Не хочу становиться таким, как он.
— Мамочка тоже теряет контроль.
— Она бьёт твоего отца?
Я покачала головой:
— Нет.
Под его кожей заиграли желваки, а затем он повернулся к парку, показывая, чтобы я следовала за ним. Мы прошли в тишине несколько кварталов, пока не услышали раздающийся в далеке детский смех и визги.
Битл-Парк был в запущенном состоянии, но все еще был переполнен маленькими человечками. Я не была уверена, как Эллиот собирался фотографировать, чтобы на его снимках не оказались слюнявые, сопливые, грязные лица, но он каким-то образом нашел красоту в ржавых бочках и сломанных качелях, на которых никто не играл. Спустя час мамы и няни начали уводить детей, подзывая их к машинам, чтобы пообедать. Через несколько минут мы остались одни.
Эллиот предложил мне покачаться, и я села, захихикав, когда он оттянул качели назад и толкнул их, а после быстро побежал, чтобы встать передо мной.
Он поднял камеру и навел ее на мое лицо.
— Нет!
— Ты получаешься хуже, когда противишься.
— Просто мне не нравится фотографироваться. Пожалуйста, хватит.
Эллиот опустил камеру к своей груди и покачал головой.
— Это странно.
— Ну, тогда получается, я странная.
— Нет, просто… это как если бы заходящее солнце говорило, что оно не так красиво.
Я качнулась назад и вперед и сжала губы в тонкую линию, чтобы не улыбнуться. И снова, я не была уверена, делает ли он мне комплимент, или же он просто у него свое видение мира.
— Когда твой день рождения? — спросил Эллиот.
Я нахмурилась, пойманная врасплох.
— В феврале, а что?
Он ухмыльнулся:
— В какой день февраля?
— Во второй. А когда твой?
— Шестнадцатого февраля. Я Скорпион. А ты… — он посмотрел вверх, размышляя. — О, ты Водолей. Воздушный знак. Очень загадочный.
Нервный смешок сорвался с моих губ:
— Я не имею ни малейшего понятия, что это значит.
— Это значит, что мы должны подальше держаться друг от друга, если верить моей маме. Ей нравятся подобные вещи.
— Астрология?
— Ага, — сказал он, выглядя смущенным из-за того, что поделился столь личным.
— Астрология — специализация Чероки? Извини, если это тупой вопрос.
— Нет, — сказал он, качая головой, — Это просто для забавы.
Эллиот сел на качели рядом со мной, оттолкнувшись и с помощью ног раскачиваясь все сильнее. Он схватил цепь моих качелей, чтобы мы качались одновременно. Я тоже стала раскачиваться ногами, и вскоре подлетала так высоко, что качели подпрыгивали, достигая вершины. Я вытянула пальцы ног к небу, почувствовав то же волнения, что было у меня в маленьком возрасте.
Когда наши качели замедлились, я заметила, что Эллиот наблюдает за мной. Он протянул свою руку, но я заколебалась.
— Это ничего не значит, — сказал он, — Просто возьми её.
Я переплела свои пальцы с его. Наши руки были влажными и липкими и создавали ужасное ощущение, но это был первый раз, когда я держалась за руку с мальчиком, не считая моего отца, и это вызвало у меня острые щекочащие ощущения, которых я прежде не испытывала. Я и не думала, что Эллиот очень остроумный или очень забавный, но он был милым. Казалось, его глаза видят всё, но он все равно хотел проводить со мной время.
— Тебе нравятся твои тетя и дядя? — спросила я. — Тебе здесь нравится?
Он посмотрел на меня, щурясь от солнца.
— По большей части. Тетя Ли… она довольно закрытая.
— В смысле? — спросила я.
— Они не говорят со мной об этом, но из того, что я слышал за многие годы, Янгблоды сначала не очень ее принимали. Но Дядя Джон просто продолжал любить ее, несмотря ни на что.
— Это потому что она… — начала я, но запнулась.
— Все в порядке. Ты можешь говорить это. Мои дедушка с бабушкой тоже имели с этим сложности. Тетя Ли белая.
Я сжала вместе губы, пытаясь не рассмеяться.
— А что насчет тебя? Ты действительно уедешь после выпуска?
Я кивнула:
— Ок Крик нормальный, — сказала я, рисую круги на песке своим сандалием, — Я просто не хочу быть здесь вечно… или секундой дольше, чем должна.
— Я собираюсь путешествовать со своей камерой. Фотографировать землю и небо и то, что между ними. Ты могла бы поехать со мной.
Я засмеялась:
— И делать что?
Он пожал плечами:
— Быть всем этим между небом и землей.
Я подумала о том, что папа говорил мне ранее. Я хотела доказать, что он ошибается. Я ухмыльнулась:
— Я не уверена, что хочу колесить по миру с тем, кто колотит деревья.
— Ох, это.
Я пихнула его локтём.
— Да, это. Что это вообще было?
— Это был один из тех разов, когда я не послушал философию о злости дяди Джона.
— Все злятся. И вымещать злость на дереве действительно лучше. Но, может, в следующий раз стоит надеть боксерские перчатки.
Он выдохнул со смешком:
— Моя тетя предлагала мне повесить в подвале грушу.
— Это разумная идея, если хочешь знать мое мнение.
— Ну, так если не собираешься путешествовать со мной по миру, то что ты будешь делать?
— Я не уверена, — сказала я, — С одной стороны, осталось всего три года, и я должна хотя бы примерно представлять, чем буду заниматься в будущем. Но с другой, довольно безумно в пятнадцать лет думать о том, что будешь делать в жизни. — Я посмотрела в сторону, нахмурившись. — Это меня нервирует.
— Просто держи меня за руку. Сейчас.
— Кэтрин?
Я посмотрела вверх, чтобы увидеть Оуэна, и убрала свою руку из руки Эллиота.
— Привет, — сказала я, вставая.
Оуэн подошел на пару шагов, вытирая пот с брови.
— Твой отец сказал, что ты можешь быть здесь.
Его взгляд все еще метался между мной и Эллиотом.
— Это Эллиот. Он живет ниже по улице.
Эллиот встал, протягивая руку. Оуэн не двигался, настороженно смотря на высокого тёмного незнакомца.
— Оуэн, — прошипела я.
Оуэн заморгал. Он пожал руку Эллиота и затем снова обратил на меня свое внимание.
— Ой, извини. В общем… я уезжаю в лагерь завтра. Хочешь позависать у меня сегодня вечером?
— Ох, — сказала я, взглянув вверх на Эллиота, — Я, эм… У нас вроде как уже есть планы.
Оуэн нахмурился:
— Но я уезжаю завтра.
— Я знаю, — сказала я, представляя, как часами жую попкорн, в то время как Эллиот стреляет в бесчисленных космических наёмников, — Ты можешь пойти с нами.
— Моя мама не позволит мне уйти куда-нибудь этим вечером, чтобы я пораньше был дома.
— Мне правда очень жаль, Оуэн.
Он отвернулся, нахмуренный.
— Ага. Полагаю, увидимся через несколько недель.
— Да. Безусловно. Повеселись в научном лагере.
Оуэн смахнул свои песчанные волосы с глаз, сунув большие пальцы в карманы, и пошёл в противоположную сторону от моего дома, дальше по улице. Оуэн жил в одном из лучших районов, и его дом граничил с небольшим лесом. Раньше я провела там, пожалуй, треть свободного времени, сидя на одном из кресел-подушек перед телевизором. Я хотела провести с ним время до его отъезда, но Эллиот был многослойным, и у меня было всего пару недель летних каникул, чтобы разобраться в этих слоях.
— Кто это был? — спросил Эллиот.
Впервые маленькой искренней улыбки, всегда висящей на его лице, не было.
— Оуэн. Он мой школьный друг. Один из двух моих друзей. Он влюблён в мою подругу Минку. Мы зависаем вместе с первого класса. Он как этот… заядлый геймер. Ему нравится, когда мы с Минкой смотрим, как он играет, но он не особо любит играть с кем-то.
Один уголок рта Эллиота поднялся вверх.
— Один из трёх.
— Извини?
— Оуэн — один из трёх твоих друзей.
— Оу. Это… хорошо подмечено.
Я посмотрела вниз на часы, чтобы спрятать румянец на щеках, проверяя время. Солнце отбрасывало наши тени к востоку. Мы провели в Битл-Парке уже два часа.