Мой тоже мокрый, прозрачная дорожка сочится из дырочки и растекается по крайней плоти. Физически чувствую, как поджимаются яйца, как все тяжелее и тяжелее внизу живота.
Ногти полосуют его шею, перебираются на спину, гладят, подталкивая вперед, впиваются в плотную кожу, натыкаясь на шрамы.
Так много, чертовски много.
Все выпуклые, все мокрые от выступивших капель пота.
Короткая борьба взглядов, дразнит еще немного и наконец-то, сжав нас обоих еще пару раз около основания, направляет свой член вниз, проводит им по промежности… Закидываю ноги повыше.
Сейчас, пожалуйста, сейчас…
Касается там, упирается в меня горячей мокрой головкой. Давит на тугие мышцы.
До крови закусываю губу и стараюсь максимально расслабиться.
Толкается вперед, всего одно движение бедрами, а меня прошибает холодный пот, когда только давит, усиливая нажим, только втискивается, только немного открывает меня.
Наклоняется вперед, ладонь на моей заднице.
Сжимает, мнет ее.
Толкается еще.
Проникает понемногу, а я вот-вот захлебнусь своими же вздохами. Сорвусь - и тогда уже не сдержать позорный скулеж или стоны.
Все вместе.
Движение, снова. Чувствую, как проходит головка.
Дышу часто-часто, хоть как-то пытаясь заглушить боль.
Прядки ко лбу липнут, и был мокрый до этого, после ливня… но сейчас, сейчас иное.
Липкий.
- Погоди, - выдавливаю из себя, урывками сбиваясь на паузы, сбиваясь на то, чтобы придержать свистящие хрипы. - Погоди, давай сразу.
Не пытается скрыть удивления - так и застыло на его лице, я же неторопливо подталкиваю его вперед, лбом то и дело утыкаясь в бледную шею.
И на ней росчерки тоже, как от проволоки.
Подается немного назад, не выходит полностью, и, как я и просил, сразу, так резко, что раздается гулкий шлепок о мои бедра.
И тут же слепну от боли.
Белая вспышка.
Теперь не сдерживаясь, в голос. Пронзительно, хрипло, упиваясь болью и унижением. Упиваясь, жадно осушая предложенную бадью.
Но ненадолго, голоса хватает ненадолго, дальше только хрипами и болью, болью, болью… Третий рывок, и я выгибаюсь, прижимаясь еще ближе.
Отголосок моего крика… только его голосом.
Чувствую, как сокращается внутри, ощущаю, как неторопливо выходит из меня и так же медлительно толкается назад, ощущаю, как нечто теплое стекает по моей промежности.
И от этого кончаю сам, от ощущения чужой вытекающей спермы.
Даже не касаясь себя, не толкаясь в его ладонь, а только потому, что испачкал. Ты меня испачкал.
В алых озерах напротив удивление, много всего, но именно оно на поверхности.
Не нахожу в себе сил даже усмехнуться, только заваливаюсь на его плечо, обхватываю руками, неуклюже, не то обнимая, не то пытаясь задушить.
Неторопливо двигается снова.
О да, у меня тоже и не думал падать. Куда там.
Боль начинает утихать, головка елозит по его холодному животу, размазывая остатки спермы по литому прессу.
Готов провалиться в коматоз, теперь совершенно пусто.
Хорошо, приятно, и, наверное, впервые за всю жизнь я действительно ощущаю себя Падшим.
Картинка плывет, сбивается с каждым новым движением бедер.
Отчего-то пялюсь на дверной проем и неосознанно, скорее потому, что ртом дышать больно, вместе с воздухом носом втягиваю твой запах.
Пота, древесины, дождя.
Разве ты не должен пахнуть кровью?
Тумана все больше, реальность проступает очертаниями лишь. Очертаниями кого-то высокого, в футболке, мутным пятном, белеющим во тьме лестницы.
Резкое движение, и глотку перекрывает спазмом. Жмурюсь, отчего-то ресницы слипаются, мокрые.
Отдышаться бы…
Часть 3
Раз, два, три… Четвертый у стены, подпирает кладку вышарканным плечом старой кожаной куртки. Руки в карманах, капюшон на голове. Вижу только невероятно ярко сверкающие глаза и вздувшиеся на висках вены.
Пячусь назад, уже понимая, что поздно, что давно заметили и просто так от обдолбанных нариков не уйти. Понимаю, но все равно отступаю, привычным движением нащупывая ножны.
Хруст гравийки под подошвами тяжелых военных ботинок. Двое в камуфляже, другие – в затасканном шмотье, которое им явно не по размеру.
– Ну куда же ты, красавчик? – ухмыляется тот, что ближе всех, сжимая губами измусоленную сигарету. Ухмыляется так, что я механически отмечаю отсутствие у него двух коренных зубов слева. Только вот, интересно, зачем мне эта информация сейчас? Составить фоторобот после?.. После того, как эти четверо растащат меня по подворотне…
Игнорирую реплику и короткие издевательские смешки. Соображать приходится быстро.
Тип в капюшоне смачно сплевывает и без лишних слов выхватывает из кармана заточку. Даже в потемках видно ржавчину на рукояти, и не надо быть гением, чтобы догадаться…
Не спешу выдергивать свой нож, все пячусь, пытаясь вырулить из узкого переулка, куда я свернул, удирая от далекого звона багнак сумасшедшего карателя, и поплатился за спешку.
Шансов мало. Крайне мало. Понимаю, что мне физически не отмудохать четырех здоровых мужиков под допингом, но и сбежать я тоже не смогу. Уверен: тут же нагонят, удар в спину и все закончится.
– У меня всего пара жетонов, – проговариваю, на всякий случай давая понять, какой скудной будет добыча.
Недружный гогот заставляет меня сжать зубы и, черпая уверенность, провести пальцами по рельефной рукоятке ножа.
– Можешь расплакаться, дорогуша. Глядишь, поможет.
И снова смех.
«Плачь, умоляй…»
Тут же произносит у меня в голове другой, куда более равнодушный голос.
«Возможно, тогда…»
Сжимаю челюсти и выхватываю нож.
Умолять? Черта с два.
Умолять… Не мусор.
Осознаю и вздрагиваю. Осознаю, насколько знакомо прозвучало это в моей голове. Не из моих уст. Не мои слова.
Свист и улюлюканье, звон сломанных тонких ампул.
Сглатываю.
– Эй, ты, – кивает парню в капюшоне тот, что с бычком в зубах. – Каратели шатаются в соседнем районе, попали за ними с крыши.
Тот коротко кивает и, сплюнув, скрывается в закоулке. Отчетливо слышится, как скрипит пожарная лестница.
Что ж, трое. Уже лучше.
– Слушай, милашка, – тянет тот, что левее, с немытыми слипшимися патлами, – Может, отсосешь, и я оставлю тебе пару зубов?
Черта с два я попадусь на такую примитивную провокацию.
Пригибаюсь, смещая центр тяжести, и вместе с этим ладонь поудобнее перехватывает рукоять, так чтобы лезвие оказалась на уровне моей груди. Сердцебиение сбивается на миг, замирает, запинаясь о собственный ритм и… скачками кривой кардиограммы вперед, быстрее. Кровь шумит в ушах, с бешеной скоростью растаскивая адреналин по уже порядком окоченевшему телу. Усталость отступает.
– Ну давай, мразь, – цежу сквозь зубы и киваю тому, что так и не сплюнул эту раскисшую, кажется налипшую на губы мерзость.
Кривится и выверенным движением цепляет кастет. Разминает пальцы и… бросается вперед, словно бешеный носорог. С такой же силой и безграничной звериной тупостью. Легко уклоняюсь и лопатками прижимаюсь к влажной кладке, чтобы не поворачиваться спиной к двум другим. Оба пока не двигаются, выжидают.
«Носорог» разворачивается и идет на второй заход, занося тяжелый кулак над головой, другой рукой прикрывая грудину.
Зря. Я ниже, а значит…
Отклоняюсь вперед, чтобы оставить пространство для разворота и, замахнувшись, легко впечатываю подошву своего кроссовка в его живот. Сгибается напополам, пятится и, запнувшись о выкорчеванную из заколоченного окна доску, звучно шлепается на задницу.
Относит на пару метров, снова спиной к крошащемуся кирпичу.
Загнан в угол – плохо. Спина закрыта – хорошо. Вот только плюс на минус в итоге не дает плюс.
Подключаются еще двое, и все разом усложняется. Третий очухался спустя несчастный десяток секунд – сказывается действие райна. Я и не уверен, чувствует ли он боль. Что-нибудь вообще.
Дышать, не сбиваясь с ритма. Не пропустить ни вздоха.
Снова мелькает мысль о побеге, но понимаю, что вымотан и не продержусь долго.
Удар! Ухожу в последний момент, и кулак врезается в кладку. Туда, где только что было мое лицо.
Камень крошится, пахнет солью.
Выворачиваюсь, пытаясь вырваться из круга, и подставляю левый бок, куда тут же впиваются чьи-то костяшки. Едва вспышка в сознании – тут же блокирую ее, чтобы не задохнуться от боли, чтобы не замечать… Как снова, уже в голову, в висок.
Чей-то смех. Воняет кислятиной. Должно быть, из открытой пасти. Картинка плывет, ноги не держат…
Разумеется, пропускаю следующий, кастетом, прямо по сжимающим рукоять ножа пальцам.
Разжимаются рефлекторно.
Последний из этой серии – в подбородок.
Падаю, как подкошенный, пытаюсь удержать равновесие на коленях, но заваливаюсь вперед, и от того, чтобы позорно грохнуться в грязь лицом, меня удерживают только дрожащие вытянутые руки. Правая пылает. Не вижу, но чувствую, как опухают перебитые фаланги. Может, и сломал пару, не знаю.
Важно ли сейчас? Важно ли, когда лицом вниз, когда сам как… мусор.
– Какая ты буйная, красавица, – тянет тот, что в тяжелых ботинках военного образца; больше ничего не вижу, кроме фактурной рифленой подошвы, которой он, примериваясь, наступает на мои пальцы.
Легонько, почти не давит. Сжимаю зубы. Знаю, что вот сейчас, сейчас…
Другой наклоняется и хватает меня за подбородок, вынуждая поднять лицо.
От вони комок подкатывает к горлу. И тут же к глотке оказывается приставлено лезвие. Так плотно, что, дернувшись, я имею все шансы вскрыться.
Еще крепче сцепить челюсти. Молчать, только молчать.
– Истеричная сука.
Поднимает мой нож и, присев на корточки, разглядывает лезвие:
– Хороший. Острый.
Быстро моргаю и тут же снова распахиваю ресницы, едва справившись с искушением закрыть глаза и не видеть.
Встает, обходит меня, останавливается сбоку и, нагнувшись, замахивается.
Кусаю себя за щеку.
Бедро обжигает. Чувствую не боль даже, а то, как быстро намокает штанина. Чувствую пальцы, которые растравливают свежую рану, пытаясь расширить ее ногтями.
Обходит снова, останавливается напротив меня и демонстрирует ладонь, перепачканную багровой кровью. Ее так много, что капает с засаленного рукава куртки.
Широко щерится и, высунув язык, касается им указательного пальца.
Едва ли не торжествую в этот момент, только чудом сдержав мстительную ухмылку. Давай, тварь, что же ты так мало…
– И как на вкус? – спрашивает голос того, что держит рукоять лезвия у моей шеи.
– А ты попробуй, – не сдержавшись, выплевываю в ответ, и все они заливаются диким хохотом.
Внимательно вслушиваюсь в это хриплое лаянье, старательно не обращая внимания на все больше немеющую конечность и подбирающийся холод.
Закашливается.
Замираю и даже не дышу, ожидая подтверждения своей догадки.
Кашель нарастает, становится непрерывным, булькающим, и ублюдок сам валится на колени, побагровев и сжав глотку руками. Задыхается, как и в ТОТ, первый раз.
Значит, верно… Я убил.
Лезвие отклоняется на сантиметр от кожи, и я, дернувшись, отбиваю удерживающую рукоять руку и вскакиваю на ноги, едва не завалившись снова от подкосившей жгучей вспышки.
Плевать!
Буквально прыжком оказываюсь за спиной нарка с кастетом и, вцепившись в его шею, с хрустом ломаю позвонки. Заваливается на брусчатку уже безвольным мешком костей. Мертвым мешком.
Один на один.
У него – нож, у меня – лишь саднящие пальцы и выведенная из строя правая рука, плетью повисшая вдоль тела. Я ранен, он – нет. Минус на минус…
Замешкался, не понимает. От одного тела к другому взглядом…
Подбираюсь ближе. Решение приходит неожиданно быстро. Замахивается ножом, и я, намерено подставившись, позволяю ему всадить лезвие мне в бок так, чтобы скользнуло по тканям, но не коснулось органов – иначе не отнять. Отшатываюсь назад и, выдернув железку, тут же оказываюсь рядом с ним, чтобы всадить под ребра, по рукоять утопить в крови и так и оставить ее там, оттолкнув тело, все еще таращащее в удивлении глаза.