– Я хочу, чтобы ты быстрее закончил, – нагло заявляет мелкий. – Мне скучно.
От такого у меня аж перехватывает дыхание. Ну, сам нарвался, деточка.
Одним резким движением поднимаюсь на ноги и припечатываю младшего к стене. Так, что он охает, упираясь ладонями в мою грудь.
Открываю было рот, но слова застревают в горле: Саня смотрит на меня, закусив нижнюю губу, растрепанная челка заколота тонкой невидимкой, майка съехала, обнажая молочно-белое, худое плечо.
Я никогда не воспринимал эти детали так. Не замечал.
Внизу живота неумолимо тяжелеет, меня откровенно ведет. Зачем-то снимаю правую руку с плеча мелкого и касаюсь пальцами его подбородка. Прикосновение к гладкой теплой коже обжигает.
Саня облизывается, снова закусывает губу, и вдруг трется пахом об мое бедро. А я вдруг понимаю, что протолкнул ногу меж его бедер.
Когда я это сделал?
А мелкий вдруг вцепляется пальцами в мою футболку на груди, тянет на себя и хрипло просит:
– Жень, пожалуйста, – и снова облизывает влажные, яркие губы.
– Ты хоть понимаешь, к чему толкаешь меня? – надо же, я еще способен на то, чтобы формулировать связные предложения.
– Я люблю тебя, – он говорит это так наивно и искренне, что перехватывает дыхание.
Дитё. Глупое дитё.
– Я тоже, Сань, – повторяю это уже в который раз. – Ты ведь знаешь об этом.
– Я знаю, что ты тоже хочешь! – тонкие теплые пальцы скользят по моему животу. – Не делай вид, что любишь меня только как брата!
Прекратить все это сейчас можно только одним способом. Я еще сильнее вдавливаю его в стену и проскальзываю пальцами под его белье. Мелкий охает, вцепляется в мое запястье, пытаясь то ли остановить меня, то ли прижать мою ладонь к своему члену сильнее. Скорее второе.
Прижимаюсь лбом к его лбу и принимаюсь двигать рукой, лаская.
Саня поскуливает, подается бедрами. Какой же он теплый... Почти горячий. Дышит мне в губы, скребет пальцами по футболке на груди. Выбившаяся прядка волос щекочет мою щеку.
Еще несколько движений, и младший всхлипывает и кончает, заливая мою ладонь горячим вязким семенем.
Убираю руку, пытаюсь отстраниться, но он хватает меня за предплечье, вцепляется так крепко, что мне больно.
– Стой... – он задыхается, сглатывает, – стой! Жень...
– Что? – перед глазами рябит от возбуждения. Мне нужно уйти отсюда.
– Я хочу, чтобы ты кончил, – кладет руку на мой пах. – Пожалуйста... Не уходи.
И я... Я просто позволяю ему. Молчу, чувствуя, как он сначала легко гладит мой член через ткань белья, а потом проскальзывает под резинку и обхватывает его ладонью.
Гореть мне за это в аду.
Мелкий двигает ладонью неумело, как-то словно боязливо. Но от этих прикосновений меня прохватывает сладкой дрожью.
Когда я кончаю, сперма попадает на его живот. На светлую гладкую кожу.
Сглатываю вязкую слюну и целую брата в губы. Коротко, почти невесомо. Он обхватывает меня чистой рукой за шею, не давая отодвинуться, и выдыхает:
– Спасибо.
– Пошли на кухню, – все же отстраняюсь. – Там в холодильнике сок.
Саня кивает и размазывает мою сперму по животу. Отвожу взгляд и иду к двери.
***
Тот момент, когда стакан выскальзывает из Саниных пальцев, я вижу словно в замедленной съемке.
Звон разбившегося стекла бьет по ушам. Я не успеваю подхватить брата, а потому он валится на пол, прямо на осколки. По счастью, успев выставить руки.
Падаю на колени рядом, поднимаю, обхватывая за талию.
Мелкий смотрит на свои ладони, изрезанные стеклом, неровно, как-то поверхностно дыша.
– Тут пара осколков, – как будто он сам не видит. – Потерпи, я выну.
Саня молчит. Даже тогда, когда я вынимаю скользкие от крови стекляшки. Одну за другой. Их четыре. Три в одной ладони, одна в другой.
– Давай-ка, – поднимаю его на ноги и почти что тащу к раковине, – держи вот так, – включаю холодную воду и заставляю младшего подставить ладони под струю. – Можешь стоять? Не упадешь снова? Я возьму аптечку.
– Ладно, – едва шевелит побелевшими губами.
Открываю шкаф, достаю с полки пластиковую коробку с медикаментами. Перекись, бинт, ватные диски.
Возвращаюсь к раковине, выключаю воду и промакиваю Санины руки ватными дисками, тяну его к столу, усаживаю, смачиваю еще один ватный диск в перекиси и прижимаю к первому порезу.
Мелкий всхлипывает, но я держу его за запястье, не давая отдернуть руку.
– Тише, – дую на ранку, а потом прижимаю вату к следующей. – Сейчас все пройдет. Нам нужно вызвать «скорую».
– Не надо, – боже, какие же бледные у него губы!
Не отвечаю. Просто достаю бинт и принимаюсь накладывать повязку.
А «скорая» приезжает быстро. Спустя всего лишь пятнадцать минут после того, как я позвонил.
Глава 9.
Спасибо парням из «скорой», нас сразу, почти без вопросов, отвезли в стационар СПИД-центра. Потому что они оба прекрасно представляли себе, что значит столкнуться с приемным покоем стандартной больницы, а потом со всеми этими перенаправлениями и прочей чушью.
Там нас, опять же, приняли сразу же. Выделили палату, моими стараниями отдельную.
В процессе всей этой суеты мелкий едва снова не вырубился, хлюпал носом, вытирая тонкие струйки крови. Его тут же увезли на каталке, велев мне ждать.
Интересно, что мне еще оставалось делать.
Так что я уселся на крайний из трех стульев, стоявших у стены, и вынул из кармана Санин телефон – четвертый iPhone с сеточкой трещин в углу.
Как и ожидалось, весь он был под завязку забит разными приложениями, музыкой и фотками. Последние меня заинтересовали больше остального. Я лазил по папкам, разглядывая снимки, удивляясь тому, насколько же интересными они были. Мелкий фоткал, похоже, все подряд и ничего не удалял: машины, дома, птицы, просто какая-то смазанная хрень. А потом я наткнулся на папку с лаконичным названием: «Женя».
Занятно.
Естественно, я, не долго думая, полез изучать содержимое.
Фотографий было много, и главное, ни одной я не помнил. Саня фоткал меня исподтишка, в таких ситуациях, в которых нормальному человеку и не пришло бы в голову кого-то фотографировать. Я, скрючившийся у компа, с совершенно отсутствующим выражением лица, я у плиты, облизывающий ложку, моя голая задница, когда я переодевался перед сном, я спящий, с приоткрытым ртом, наши с Хрисом спины – похоже, с ВДНХ, и еще одно фото: опять же, спящий я и положивший мне голову на плечо Саня. Играющие на нашей коже солнечные лучи. Это фото оказалось последним и, судя по дате, сделано было сегодня.
Я сидел и глупо пялился на снимок, соображая, зачем все это понадобилось мелкому.
Такое развлечение?
Впрочем, долго поразмышлять над этим мне не удалось. Вышла медсестра и сообщила, что Саня в палате и я могу зайти.
Так я и поступил.
***
Судя по заверению врача, происшествие на кухне ничем из ряда вон выходящим не было. Санино дурное самочувствие объяснялось, по его словам, ничем иным, как следствием приема лекарств из курса терапии. По крайней мере, это он сказал мне при Сане, мелкий лежал тогда под капельницей и безучастно смотрел в потолок. Его забинтованные ладони были аккуратно сложены на груди, будто у покойника. Глупо, но я не выдержал и переложил его руки так, чтобы они лежали вдоль тела.
А потом, уже выходя в коридор, доктор вдруг кивнул мне, словно бы приглашая выйти вместе с ним. Я коротко коснулся прикрытого тонкой тканью белой футболки плеча мелкого, и вышел из палаты. Наверное, зря, пребывание в неведении было бы лучшим вариантом для меня. По крайней мере пока. Но я вышел, так что думать о том, что я мог поступить иначе, было уже неуместно.
Мы остановились у аварийного выхода, и Виталий Андреевич, так было имя Саниного врача, сняв очки, принялся объяснять мне реальное положение дел.
Естественно, побочные эффекты имели место быть. Но они являлись только одной из составляющих теперешнего состояния моего брата. Судя по анализам, количество клеток СD4 выросло всего лишь до трехсот двадцати, а вирусная нагрузка хоть и упала, но не настолько, чтобы организм имел возможность дать адекватный иммунный ответ. Таблетки, которые на данный момент мелкий принимал, приносили только вред. Схему нужно было менять. И на такие препараты, которые в нашу страну на бесплатной основе не поставлялись.
Деньги проблемой для меня не были, так я сразу и сказал. А потому мы пошли в кабинет, и врач выдал мне несколько буклетов на английском и небольшой листок с названиями и схемой приема.
Естественно, я вспомнил и ситуацию Хриса. Мне было действительно страшно: вдруг вирус в крови Сани тоже устойчив к любой схеме. Но врач меня сразу успокоил, сказав, что такие случаи встречаются настолько редко, что говорить о подобном в Санином случае смешно. Все беды мелкого начались оттого, что в начале лечения он слишком халатно относился к приему лекарств, отчего вирус стал к ним устойчив. Естественно, и другая схема не оказалась эффективной, потому что все препараты в нашей стране похожи один на другой. И если выработалась устойчивость к одному, то восемьдесят процентов, что она останется и к другому. А тот препарат, который восстанавливал восприимчивость организма к терапии, оказался банальной подделкой. Вернее, он просто не выполнял те функции, которые должен был. Те же лекарства, что мне придется покупать, были разработаны на основе другой технологии и имели иной принцип воздействия на вирус.
Но была во всей этой бочке меда и ложка дегтя.
Куда ж, блядь, без нее.
Санин организм оказался настолько ослаблен всеми этими побочными эффектами и отсутствием нормального питания, что воздействие на психику новых препаратов, как мне объяснил врач, может стать настолько серьезным, что он сразу же посоветовал мне нужного специалиста, который выпишет определенные, подходящие к состоянию моего брата, нейролептики и другие препараты.
Врач был почти уверен, что это понадобится, ссылался на европейский опыт, публикации и собственные наблюдения. Двое из шести пациентов, после приема тех препаратов, что он прописал Сане, предпринимали попытки самоубийства. Хотя все вполне могло свестись и к безобидной депрессии.
Но я почему-то знал, что все побочные эффекты Саня испытает по полной программе. Такая уж у нас с ним была карма.
***
– Что он тебе сказал? – с того момента, как я ушел, Саня, кажется, и не пошевелился. Все так же лежал, разглядывая потолок и вытянув руки по бокам.
Подхожу к кровати, присаживаюсь на край, накрываю руку младшего своей и чуть сжимаю. Я не знаю, что сказать ему, а потому молчание в этой ситуации - самое лучшее, что я могу сделать для брата.
– Мне не стало лучше, да? – мелкий поворачивает ко мне голову, и я прикусываю губу: глаза у него совсем мутные, запавшие. И мне думается, что ни у кого не бывает таких мешков в шестнадцать. А Саня продолжает меня добивать: