– Глотай, и я принесу тебе салат, – присаживаюсь на край кровати, чтобы дождаться, когда младший проглотит все шесть штук разнокалиберных таблеток.
– Которым меня через пятнадцать минут стошнит, – невыразительно пожимает плечами Саня и кладет в рот вторую таблетку.
– Вчера тебя не тошнило, – я рефлекторно сглатываю вместе с мелким.
– Я вчера и не ел, – тот закидывает в рот оставшиеся три таблетки и запивает их парой больших глотков.
– Тогда тебе тем более нужно поесть, – забираю у брата стакан и поднимаюсь. – Я сейчас принесу. Съешь хотя бы немного. Врач четко сказала, что если не будешь нормально питаться, организм просто не сможет бороться.
– Похуй, – Саня откидывается на подушку и прикрывает веки. Его длинные светлые ресницы отбрасывают тень на нездорово бледную кожу. Черт, когда у него успели появиться мешки под глазами?
А еще я замечаю пятнышки крови на наволочке. Значит, у Сани снова шла носом кровь. Ладно... Нужно просто сменить постельное белье. А кровь из носа в его состоянии – это не самое худшее. Просто один из побочных эффектов.
К горлу подкатывает ком. Привычным усилием воли заставляю себя успокоиться и выхожу из комнаты. Салат сам себя не принесет.
Когда я возвращаюсь с тарелкой в руке, Саня так и лежит, завернувшись в одеяло. Телефон его валяется рядом, тускло отблескивая темным экраном. Дурной знак. Если уж мелкий не играется в свой телефон...
– Салат, – я снова сажусь на край кровати и касаюсь плеча брата. – Сань, садись.
– Я не хочу, – он даже не открывает глаза.
– Который день ты уже не ешь? – скорее, вопрос риторический. Я прекрасно помню, что это будет третий. Потому что позавчера мне удалось затолкать в брата вареное рыбное филе.
– Кого это волнует, – младший едва заметно пожимает плечами. – Тем более, мне просто не хочется.
– Через час пойдем подышать свежим воздухом, если съешь, – предлагаю. Ну, а что, мне кажется, младшему уже можно ненадолго выйти на улицу, к тому же погода уже установилась вполне себе летняя.
– Через час – это чтобы я успел проблеваться дома? – язвительно интересуется младший, поворачиваясь на бок. Естественно, спиной ко мне.
Блядь, да что ему от меня нужно? Может, зря я, потакая его просьбам, не стал оповещать родителей о происходящем?
Не, конечно, мама звонила мне еще не раз, все спрашивала, как я – наверняка ощущала себя виноватой, что не сказала все сразу. Но я буквально кожей чувствовал, как ей не хочется прерывать отпуск. И что мне еще было очень интересно, так это то, почему под ее присмотром Саня постоянно пропускал прием таблеток в нужное время, чем довел себя до такого состояния. Бля, да даже я справляюсь с этим лучше.
Что до отца, то после случившегося, тот вообще избегал общения с младшим сыном. Так что...
– Сань, хватит изображать из себя смертельно больного... – начинаю я, но мою реплику перебивает истерично-язвительный смех брата.
– У меня хорошо получается, да?! – выдыхает мелкий, корчась от смеха. – Даже вот таблеточки... пью для полной картины...
– Так мы пойдем на улицу? – лучшей идеей мне кажется просто сменить тему.
– Я позову Хриса, – выдвигает условие младший. – Мы заедем за ним.
– Ну... хорошо, – а что я еще могу сказать. – Позвони ему, договорись. Только сначала салат.
На самом деле, это хорошей идеей мне не кажется. Сане ни к чему видеть... подобное. Но с другой стороны, если Хрис его друг... Ебать, как все сложно-то!
– Дался тебе этот салат! – младший морщится, но садится и берет тарелку. Принимается ковырять в ней вилкой, словно выбирая, что съесть.
– Давай, ешь нормально, – я зачем-то кладу руку на укрытый одеялом Санин живот. – Хотя бы немного.
Саня корчит гримасу, изображая что-то вроде омерзения, и принимается за еду. Правда, съедает он немного, всего полтарелки, а ведь я и так положил ему совсем немного.
А через двадцать минут я уже глажу его по спине, пока он «обнимает» унитаз. Чертовы таблетки. Хотя, это опять же нормально. Еще несколько дней – и все должно прийти в норму.
– Я позвоню Хрису, – уже одевшись, сообщает мелкий. Вернее, он просто натянул ту одежду, что я достал ему из шкафа.
Я только пожимаю плечами. Мне нечего сказать.
***
Как оказалось, Хрис жил не так уж и далеко. И через двадцать минут мы останавливаемся перед панельной девятиэтажкой. Хрис уже на улице – я сразу замечаю его худую фигуру. Он сидит на бортике клумбы и курит.
– Это он? – все же интересуюсь у младшего, хотя на сто процентов уверен, что не спутал.
Вместо ответа Саня приоткрывает окно и кричит:
– Хрис! Эй!
Тот поднимает голову, отбрасывает сигарету и улыбается.
– Поехали! – мелкий высовывается из окна еще сильнее. – Он отвезет нас на ВДНХ.
Ну, класс. Я типа теперь личный водитель? Ладно, похер. Главное, чтоб мелкий веселился. В одной из прочитанных мной статей говорилось, что разнообразные развлечения и общение помогут минимизировать нагрузку на психику.
Хрис поднимается и подходит к машине. Дергает дверь и усаживается сзади.
– Привет, – поворачиваюсь, протягивая руку.
– Ага, – он пожимает мою ладонь и откидывается на сидении. – Вечер добрый. Как Санька?
Интересно, они что, по телефону этот вопрос не обсудили?
– Лучше, – я трогаюсь с места, сразу же включая поворотник – поедем по дублеру. Не хочу встрять в пробку. – Сегодня даже съел салат.
М-да... Только толку от этого – ноль.
– Я вообще-то здесь! – младший возмущенно ерзает на сидении.
– Про салат ты мне не рассказал, – и в зеркало заднего вида я вижу, как Хрис улыбается.
– Ну, какого хера... – Санька осекается и растерянно смотрит на ржущих нас. – Так вы издеваетесь?!
– Ну, прости, – хихикаю я. – Салат – это ведь очень важно. Хрис должен был узнать.
– Мудак, – беззлобно фыркает младший и тянется к приемнику. Касается кнопки и салон заливает бархатный голос Френка Синатры, поющего о том, как ему было семнадцать.
– Вау, Синатра, – Хрис заинтересованно подается вперед. – Не знал, что ты слушаешь его.
Это такой тонкий подъеб?
– Ну, мы о музыкальных вкусах и не говорили, – я кошусь на Саню.
– Просто я переложил его песни для фортепиано и флейты, – поясняет Хрис. – Совсем недавно. Подобрал интересную аранжировку и записал пару треков. И эту песню тоже. Меня удивило совпадение. Последнее время я встречаю их все чаще...
Он как-то скучнеет и опускает голову. Ну, по крайней мере, в зеркало я вижу только его крашеную макушку.
– У тебя есть знакомые музыканты? – спрашиваю это, потому что Синатра теперь навевает тоску, а в машине воцаряется тяжелое молчание.
– Я играю на пианино, а флейтист был моим другом.
И я чувствую, что слово «был» здесь ключевое. Развивать тему при Сане совсем не хочется, так что я просто сосредоточиваюсь на дороге. Но мелкий вдруг тихо спрашивает:
– Он умер от СПИДа?
– Полтора месяца назад, – нехотя отвечает Хрис. – Он был наркоманом и не лечился. Все очень закономерно.
Бля, неужели он не понимает?!
Но Саня, к моему облегчению, не говорит больше ничего. Просто отворачивается к окну и затихает.
***
На ВДНХ людно. На главной аллее толпа народу, стоит шум, так что мы тут же сворачиваем на боковую и идем подальше от всего этого гама. Инициатором этого являюсь, конечно же, я. Сане не стоит в таком состоянии быть в таком оживленном месте. Тем более, все скамейки там заняты.
Здесь же полупусто. Мы находим свободную скамейку и едва я сажусь, Саня интересуется:
– Я могу купить вату?
– Какую? – не сразу доходит до меня, но сбоку подсказывает Хрис:
– Сахарную он хочет. Здесь палатка.
О, ребенок захотел сладкого. Ну, хоть что-то. Надеюсь, его не стошнит сразу же.
– Ну, ладно, – достаю из кармана пятисотенную и отдаю брату. – Купи тогда и попить чего-нибудь нам всем.
– Спасибо, – Саня вдруг наклоняется ко мне, и, прежде чем я успеваю что-либо понять, целует меня в уголок рта.
Твою-то мать!
Кошусь на Хриса, но вместо удивления или отвращения, на его лице понимающая улыбка. Да что здесь происходит?!
– Шагай давай, – мой голос охрип, а пальцы ощутимо дрожат. А еще мне не по-хорошему жарко. В том месте, где губы брата коснулись кожи, все горит.
А мелкий как ни в чем не бывало кивает и прямо по газону идет к палатке. Секунд тридцать мы молчим, а потом Хрис негромко говорит:
– Не стоило ему разрешать мне звонить.
Ну, надо же! Догадаться было невероятно тяжело, наверное.
– Ты мог бы сам отказаться.
– Ему попробуй откажи, – грустно усмехается Хрис.
Это да, наглости моему брату не занимать. Было. Неужели с кем-то, кроме меня, он все еще может так себя вести?
– Эти новые таблетки... – я запинаюсь, подбирая слова, – ему очень плохо. Головные боли и все такое... Он на обезболивающих уже неделю. Врач говорит, это нормально, но...
Бля, да зачем я это все рассказываю? И кому, главное?
– С ним все будет хорошо, – Хрис вдруг мягко касается моего предплечья своими ледяными тонкими пальцами. – Не думай обо мне, как о правиле. Это, скорее, исключение. Таблетки ему помогут.
А мне становится почти физически больно. Я закусываю губу и киваю. А в голове вертится только одно страшное: каково это, вот так вот медленно умирать?
– Я заразился по своей вине, – голос Хриса кажется мне выцветшим. – Трахался за деньги. Часто без резинки. Когда узнал, что терапия не действует – думал покончить с собой. Спрыгнуть с крыши. Даже день выбрал. И рубашку, – он едва заметно грустно улыбается. – Но перед этим зачем-то пошел на консультацию. Угадай, кого я там встретил.
Вопрос ответа не требует, но я зачем-то говорю:
– Моего брата.
– Он был так напуган... – Хрис прикрывает глаза, словно восстанавливая перед глазами какие-то образы. – Сидел в углу, теребил свой телефон. Совсем ребенок. Я подошел, – и в голосе Хриса я слышу вдруг что-то теплое, словно эти воспоминания приятны, – не знал сначала, что сказать. Все же в таком месте знакомиться мне не доводилось, – он улыбается. – Не думал, что получится.