— Почему так долго? Я думал, что вы отплывете сразу же.
— Себастьян хочет еще немного поискать русалку, — Эмма фыркнула и провела тонким пальцем по стакану. — Его не покидает мысль о том, что эта тварь где-то рядом, и он не хочет уплывать без трофея. Ты бы видел, какой огромный аквариум он разместил на борту! Просто кошмар.
— Дешевле было бы купить ему морскую корову, и отчалили бы уже, — Эрик усмехнулся, но по спине его пробежала вереница мурашек.
— Да ладно прикидываться, будто тебе это интересно. Ты просто хочешь, чтобы мы поскорее уплыли, — Эмма лукаво улыбнулась и, прищурившись, посмотрела на Леншерра, словно довольная кошка на пойманную рыбу. Она ждала от него, должно быть, любой реакции, кроме той, что последовала.
— Нет. Я просто прикидываю, когда собирать вещи.
— Что? — все ее лукавство вмиг исчезло, и она удивленно уставилась на бывшего квартирмейстера их команды.
— Что? — тихо передразнил ее Эрик и косо усмехнулся, провел рукой по щеке, заросшей рыжей щетиной, и устало посмотрел на бутылку, решив, что все же не стоит продолжать. — Последнее время вы все ко мне только за этим и ходили, разве нет? Зазывали вернуться. Так вот он я. Скажи, когда отплываем — и я буду на борту, — он пожал плечами, словно это было само собой разумеющееся заключение, а Эмма только теперь смогла вернуть своему лицу привычную маску спокойствия.
— И правда, сегодня необычный день. Должно быть, где-то разверзлись врата самого ада, раз Эрик Леншерр изменил свое мнение.
— Просто хочу покинуть эту бухту. Не с вами, так на другом корабле.
— А где-то на другом корабле нужен своевольный убийца с очаровательным хобби — резьбой по металлу?
— Про первую часть здесь мало кто знает.
— Но многие говорят. Ходят слухи…
— Ты сейчас что, намекаешь, что мне придется пройти собеседование у Аза? — Эрик едва не рассмеялся ей в лицо, но только цокнул языком и посмотрел на нее, как на глупенькую блондинку, зная, как она ненавидит этот снисходительный взгляд.
— Нет, юнга. Я говорю, проведи последние дни на земле с толком. Наш капитан истосковался по океану, и на землю мы сойдем не скоро, — она победно улыбнулась, и от ее ликования Эрик почувствовал какое-то подобие покоя. Пусть он не привык бежать от проблем, но сейчас… он надеялся, что ему достаточно будет быть с Чарльзом в одном океане, раз он не может разделить с русалом свой дом и постель.
***
— Чарльз? Ты в порядке? — Рейвен задумчиво играла с волосами Ксавьера, перебирая парящие в воде пряди, а тот словно и не замечал этого.
— Хм? — он поднял взгляд на сестру, которая сейчас буквально излучала свечение. Легко мерцала, как глубоководная рыбка, и в другое время Чарльз бы оценил это. Он очень любил ее способности к метаморфозам и смене цвета, но сейчас они не привлекали его внимания.
— Что с тобой? С тех пор как ты вернулся, ты сам не свой, — обеспокоенно спросила девушка и нахмурилась. Ее сияние померкло, а хвост приобрел привычный темно-синий цвет.
— Не знаю, просто … — он смотрел на сестру и какое-то время колебался, хотел даже придумать любую другую причину, чтобы не называть реальную. Ведь даже с Рейвен он не знал, как о таком говорить. Тем более что человеком она была куда больше, чем сам Чарльз. Но его тревожили не только собственное тело и боль, которая поселилась в душе от решения оставить позади причал и Эрика. Его слова… они до сих пор преследовали Чарльза. — Я рос в миролюбивой стае. Да, мы охотились и ели рыбу, защищались и проливали кровь, если это было единственным выбором. Но даже души хищников были преданы океану. Наши стражи молились за их покой и перерождение. Это был мир, который казался мне правильным.
— Да, я знаю, ты у нас па-ци-фист, — усмехнулась Рейвен, продолжая играть с волосами брата, словно все еще не замечая важности его слов. — И это хорошо, — поспешно добавила она, заметив, как нахмурился Ксавьер. — Я помню много жестокости из мира людей, и в этом мире видела не меньше. Тем приятнее знать, что еще есть кто-то вроде тебя.
— Разве? — Чарльз бережно убрал ее руки со своей головы и внимательно посмотрел в глаза сестры. — А ты не думаешь, что, будь я не так… мягок в своих суждениях, было бы лучше для нас всех?
— О чем ты? — она улыбнулась, но вышло это взволнованно и натянуто.
— Этой стае нужен сильный лидер. Но не тот, что будет угрожать побоями или приковывать нас за неподчинение.
— Чарльз, стой, не нужно, — перебила его девушка и стала бледнее. — Марко не так плох, если его слушаться. И сейчас он является тем необходимым злом, которое нужно принять.
— Разве? Я не думаю так.
— Потому что не жил один в океане, как я, — ее тон стал серьезным, почти строгим. — Там куда опаснее. Кроме того, сколько бы ты ни возмущался по поводу жестокости Марко и его сына, это они патрулируют территорию и отгоняют хищников. И то, что каждый раз они не докладывают, скольких убили или прогнали прочь, не значит, что они никого не встретили. Марко хорош в этом, как и его больной сынок, если расценивать его, как сторожевого пса. Зачем ты все так усложняешь, Чарльз? Нам просто нужно послушать его всего лишь в одном вопросе, и мы сможем жить, как семья.
— Это не семья. Это рабство.
— Это стая, без которой ты и месяца не выживешь в океане один!
— Я и не собираюсь быть один.
— Тогда о чем ты? Ведь сам знаешь, что другие стаи немногим лучше этой.
— Мы бы могли изменить эту стаю.
— Как? Сбежав?
— Я не…
— Ох, да по тебе это видно каждый раз, когда ты уплываешь. Я не знаю, где ты проводишь дни в такие моменты, где ночуешь. Просто ли вздыхаешь на луну или играешь с рыбками, но это явно действует на тебя не лучшим образом.
— Это то, что дало мне почувствовать себя живым хоть ненадолго. С того самого момента, как я оказался запертым внутри этой стаи.
— Плавать ты бы мог и здесь. Что меняется, когда ты уплываешь? — зашипела Рейвен с болью в глазах.
— Я… — Чарльз быстро умолк, едва не сказав: «Чувствую жизнь рядом с человеком». Он поспешно прикусил язык, чувствуя, как быстро забилось его сердце. — Мы провели здесь уже достаточно времени, — сухо закончил он и оттолкнулся от пола корабельного трюма, быстро выплыв из их убежища, стремясь убраться как можно дальше от сестры и этого щемящего чувства в груди.
— Куда так спешишь, братец? — Кейн бросился наперерез Чарльзу, и тот лишь убедился в том, что его хищный сводный брат все время ошивался неподалеку.
— Что тебе нужно? — холодно спросил Ксавьер, не настроенный на перепалку.
— Чтобы ты вернулся и делал то, что тебе велел отец.
— Это несколько долгий процесс, и уж прости, что сидеть в трюме после я не горю желанием.
— Вы уже давно вместе, но толку от этого нет.
— Ты тоже не сразу зародился. Думаю, в этом была определенная воля океана.
— Однако я здесь, значит, не так уж она была сильна, а? — он сипло рассмеялся.
— Марко отпускает меня на время, и я никуда не сбегаю. Так можешь ему и передать.
— Не сегодня.
— С чего это вдруг? — ответил Чарльз раздраженно и пристально посмотрел на своего сводного брата.
— Отец отправился за матерью. Сегодня мы снимаемся с этого места.
— Что? Мы обычно куда дольше живем на точке. А это далеко не самый худший вариант…
— Возможно. Вот только это чудесное место не так уж и безопасно.
— Что? Ты же так заливаешь про то, как ловко гоняешь акул. А теперь уже разучился?
— Акулы — это ерунда в сравнении с ищейками того спрута.
— Ищейки? — Чарльз замер на месте, на мгновение ощутив, что его словно парализовало, и в памяти вновь появился огромный спрутообразный русал с диким и безумным взглядом. — Вы видели их?
— Засекли одну. Мы расправились с ним, но они все равно будут проверять это направление и дальше. Отец подбирает новое место.
— Так скоро… — Чарльз нервно дернулся и уставился на брата.
— А что тянуть? С парой-тройкой мы справимся, но если они вышлют отряд, то мы ничего тут не сделаем, — Кейн злобно оскалился, разглядывая брата, и принюхался, словно ожидал поймать что-то новое в его запахе. — До сих пор не пойму, что особенного в тебе и твоем даре, раз они до сих пор тебя ищут. Ты вот не почуял этого разведчика. Так какой в тебе толк?
— Напомнить, сколько раз я уводил нас от акул и русалочьих патрулей? Сколько раз предупреждал о рыбаках, сетях, близких островах и кораблях? Как находил нам пропитание даже в самых пустынных участках океанского дна? Или как предупреждал о течениях и штормах?
Курт тихо зарычал, не зная, как на это возразить. Как бы он этому ни противился, но даже со своим уровнем дикости он понимал, как полезна для стаи чувствительность Чарльза. Вот только принять саму натуру молодого русала он не мог.
— Тебе следует собрать вещи, если хочешь что-то взять с собой. А то потом времени может не быть.
***
Эрик собирал вещи и с каждым движением чувствовал, как нарастает тяжесть на душе. Словно он пытался сорваться с места, не подняв якоря. И мысль о том, что так будет лучше, ничуть не помогала, даже делала хуже. Он окинул взглядом свою спальню, в которой на самом деле ничего и не изменилось. Даже жутко становилось от мысли, что, прожив здесь столько лет, Эрику совершенно нечего было взять с собой, если не считать сменной одежды. Все эти вещи не вызывали эмоций, да и сам этот дом был обычным зданием. Он так и не сумел пропитаться характером своего хозяина, оставшись для него лишь пустыми стенами и крышей над головой.
Прежде это не заботило Эрика. Если подумать, он и не смог бы вспомнить места, которое назвал бы «домом» в полном смысле этого слова. Ничто не вызывало у него теплой привязанности и желания вернуться. Его всегда носило по волнам, тянуло куда-то вперед, а затем он просто разбился об этот берег и так и остался лежать неподвижно, не в состоянии найти сил и причин двигаться дальше. Уснул. Закопался в песок. Отстранился от мира, а этот самый мир как-то и не собирался возвращать его. Зачем? Ведь сам Эрик Леншерр для всего сущего был лишь незначительной деталью. Одной из миллионов. Убери ее — и ничего не изменится. Разве что Азазель проведет в молебне чуть больше времени, читая за упокой души бывшего друга. Но это и вся скорбь, на которую мог бы надеяться Эрик. Совсем не такой жизни он хотел. Вот только… на что же он мог рассчитывать?
Когда он еще был ребенком, глупым и неудачливым воришкой, желавшим найти пропавшую мать, у него была цель. Она-то и завела его на корабль Шоу. Лишь ее он пытался достичь многие годы, а когда достиг… было слишком поздно. И, стоя у найденной могилы, Эрик понимал, что почти не может вспомнить лица своей матери. Но он все же нашел ее, а после… вновь стал потерянным мальчишкой, и Шоу, должно быть, было совсем не сложно вернуть его на корабль. Вот только новая цель в жизни Эрика так и не появилась, хотя он отчаянно в ней нуждался. Он всегда был не на своем месте. Ни жизни, ни привычек, ни стремлений, ни женщин. Его сердце упорно не желало отзываться на чужие чувства, словно скованное металлом, оно лежало неподвижно на мутном дне его почерневшей души. И он смирился, перестал сопротивляться. Двигался по течению, просто жил. Так его и прибило к этому берегу, и порой Леншерр гадал, похоронят ли его в этом песке или все же на общем кладбище в городе. Подобные мысли приходили с сумерками и после большого количества выпивки, когда он острее обычного чувствовал пустоту в своей жизни.
А затем он встретил Чарльза.
От одной мысли о русале Эрик едва заметно улыбнулся, а на душе стало чуть светлее.
Это беззаботное существо оживило его, показало мир в ином свете. Он хотел о нем заботиться, находил в этом успокоение. Неудивительно, что хватило всего пары дней, проведенных с Чарльзом, чтобы именно русал стал тем спасительным ветром, что способен был нести вперед жизнь Эрика. Вот только и его Леншерр потерял.
Так может, вернувшись в океан, он обретет счастливый шанс найти Ксавьера. Пусть это будет его новой целью, новой погоней. Даже если ей суждено будет закончиться так же, как и первой…
Он еще не предупредил Аза, но собирался направиться именно к нему. И, пусть Эрик давно не верил в силу молитв, он знал, что его друг не может его не приютить. А это место и шум океана… сейчас они нагоняли такую тоску и пронизывали такой болью, что Эрик невольно чувствовал злобу на свое бессилие, не говоря уже о том, что он толком не мог спать. В шуме прибоя ему чудился голос Чарльза. Ему и сейчас казалось, что с берега доносится до боли приятный голос, который нежно произносит его имя, зовет к себе… И Леншерр не знал, сколько еще он продержится, прежде чем это наваждение заставит его топить голос Чарльза в своей голове при помощи виски. А затем он просто обнаружит себя сидящим в воде в ожидании прилива, который заберет его с собой на дно.
Сирена. Чарльз определенно был из рода мифических сирен.
«Эрик».
Волны набегали на берег. Шелестели, переплетаясь с криком чаек.
«Эрик».
Леншерр тряхнул больной головой, потер рыжую щетину и, тихо зарычав, направился за бутылкой, которая должна была еще храниться в шкафу на кухне.
«Эрик».
Этот голос не утихал, даже становился громче. И в какой-то момент Леншерр так и замер, не открыв шкафа, а сердце его пустилось в дикий пляс, напитывая тело адреналином и возбуждением. Он так быстро сорвался с места и бросился к воде, что несколько раз чуть не упал, путаясь в собственных ногах, а когда добрался до пляжа, то продолжил еще бежать, пока не оказался по пояс в воде.
Голубые глаза блестели в лучах скрывающегося солнца. Это волшебное существо пряталось под пирсом, но было слишком заметным для Эрика, и, даже если это была галлюцинация, вызванная проведенной без сна неделей, ему было плевать. Даже она сгодилась бы сейчас.
— Черт бы тебя побрал, Чарльз! Прости меня! — сходу выпалил Эрик первое, что пришло в голову, когда в нее вернулись воспоминания об их последней встрече, и бросился к пирсу, под которым прятался русал. Но стоило только ему подойти слишком близко, как Чарльз встрепенулся и отплыл чуть дальше. — Тише, все хорошо. Я тебя не трону, — Эрик поднял руки и замер на месте, стоя по грудь в воде и всматриваясь в яркие глаза Чарльза, едва сдерживая внезапно разорвавшиеся в его душе эмоции. — Я знаю, что не должен был этого делать. Я не в праве был…
— Но сделал, — тихо произнес Чарльз, все еще прячась в тени.
— Я больше не сделаю ничего, что противоречило бы твоим обычаям. Я обещаю.
— И я могу тебе верить? — его тон был ровным, а голос — тихим, и из-за проклятых сумерек Эрик не мог разглядеть его лицо. Не мог понять, шутит он или говорит серьезно.
— Да. Как и раньше.
— Но ты ведь поступил так не потому, что это противоречит моим обычаям?.. — заметил Ксавьер, и Эрик был почти уверен, что его русал сейчас нервно виляет хвостом.
— Да. Ты человечнее многих людей, и с тобой мне порой трудно вести себя так, словно ты из другого мира. Трудно не забывать об этом, — он медленно положил руки на воду, но все еще не решался приблизиться.
— Значит, ты поступил так, как поступил бы, будь я человеком?
— Да, — тихо ответил Эрик, словно точно знал, что Чарльз почувствует, если он солжет. И риск вновь потерять его был страшнее, чем стыд, вызванный признанием своих чувств.
Послышался тихий плеск, и русал подплыл ближе. Он все еще не высовывался из-под пирса, зато смотрел на своего человека прямо и задумчиво, почти не моргая.
— И почему?
Холодок пробежался вдоль спины Эрика, но он не собирался упускать свой шанс.
— Потому что ты дорог мне.
Чарльз выплыл из-под пирса на свет, и выглядел он уставшим и побледневшим, совсем не таким, каким видел его Эрик всего неделю назад. Русал задумчиво окинул взглядом Леншерра, о чем-то размышляя, и его молчание с каждой секундой становилось все более мучительным для бывшего пирата.
— Я не самка. Не… не женщина. Твои ласки были неуместны, — строго заключил русал.
— Тебе они неприятны? — уточнил Эрик, прежде чем успел взвесить последствия своего вопроса.
Ксавьер встрепенулся и тихо зашипел на Эрика, однако мужчина заметил легкое смущение в его глазах.
— Какое это имеет значение? Я мужчина. Я… не могу приносить потомство, продолжать род, не могу… Как это у вас еще называется? Я думал, так у вас показывают привязанность, но то, что ты пытался сделать в прошлый раз, не походило на это.