— Я тебя люблю.
— Блин, — насупился Гор и отставил от себя чашку с кофе. — Вот зачем ты это сказал, а?
— Ты ведь сам разрешил в тебя влюбиться, — улыбнулся я. — Помнишь?
— Помню, — буркнул Игорь. — Но говорить об этом не обязательно же? Я… — он запнулся, подбирая слова. — Я не хочу… мне будет сложно тебя отпустить. Блядь, - он поморщился. — Ну вот почему так, а? Хули ты умирать-то вздумал, говна кусок? Я же думал, что… а, неважно теперь уже.
— Прости, — пробормотал я, стараясь не заглядывать ему в глаза. Боялся, что я, двадцативосьмилетний мужик, разревусь, как маленькая, потерявшая плюшевого медвежонка девочка. Потому что мне не хотелось умирать. Сейчас мне не хотелось умирать больше, чем когда-либо.
— Нахуй это всё. — Гор вытащил из кармана пачку сигарет, несмотря на предупреждающую табличку «курить запрещено». — Ты последние дни так проживешь, что бог или дьявол, или хуй знает, кто там ещё, отправят тебя обратно, чтоб ещё раз на это посмотреть.
Глава 9. Танцы на шесте и ночное кладбище
В клубе, за те два года, что я там не был, ничего не изменилось. На первый взгляд показалось, что даже люди те же. Чувствовал я себя немного неуютно, потому что Гор одел меня по своему вкусу. Черная рубашка и обтягивающие плотные черные джинсы. По-моему, я походил на некроманта-метросексуала. Гор был в восторге. Он даже от своего первоначального плана отошел и схватил меня за руку сразу, как только мы вошли. Чтоб все увидели, что я с ним. Помогло это не особо — пока он ходил за минералкой, меня ощупали со всех сторон и насовали в карманы номера телефонов.
— Ну как, держишь оборону? — ловко лавируя в толпе, ко мне подобрался Гор, держа в руке две запотевшие бутылки с минералкой. — Уверен, что не хочешь чего-то покрепче?
— Я обещал себе не пить. А насчет обороны — в заднем кармане моих джинсов столько записок с номерами телефонов, что хоть костер разводи, — фыркнул я. Ловить на себе восхищенные взгляды было одновременно и приятно, и как-то неловко, что ли. К этому я не привык.
— А я говорил, ты произведешь фурор, — самодовольно улыбнулся Гор. — Потанцуем? Музыка, правда, дрянь, куда они дели старого ди-джея?
— Да, — кивнул я. — Давай потанцуем.
***
— И почему ты раньше не говорил, что ты умеешь ТАК танцевать, — возмущался Гор. — Сколько возможностей упущено!
— Прекрати, — смутился я. — Сам не знаю, чего меня вдруг на пилон понесло. Уверен, что в моем апельсиновом соке не было водки?
— Ты видел, видел, как они на тебя смотрели? И растяжка… а почему ты в постели никогда так ноги не задираешь?
— И как ты себе это представляешь? Может, мне ещё на мостик встать?
— Было бы занятно, — засверкал глазами Гор. — Как ты думаешь, мы могли бы…
— Нет, — отрезал я. — Не могли. И забудь это как страшный сон.
— Не могу, потому что это было прекрасно. Где ты вообще этому научился?
— В универе, — нехотя признался я. — У девчонок была своя танцевальная группа, им вечно не хватало парней, а у меня был подходящий типаж и темное танцевальное прошлое, я до двенадцати лет бальными танцами занимался.
— Я поставлю на твой звонок песню «Я бальник».
— Ой, иди ты!
— Нет, ты рассказывай, интересно же. Неужели они тебя сразу на шест отправили?
— Нет, я сам себя отправил. Увидел, как девчонки занимаются, они рассказали, что парни на пилоне смотрятся очень эффектно, к тому же это поддерживает форму, ну и…
— О да, ты смотрелся очень эффектно!
— Да уж неспроста ты меня в туалет потащил, — хмуро поддакнул я, вспоминая перевозбужденного Гора, чуть ли не силком потащившего меня в отхожее место. Вообще-то было классно. Очень быстро, но обжигающе горячо. Такого яркого оргазма у меня давно не было, но Игорю я в этом признаваться не спешил. Во-первых, он начнет гордиться, во-вторых, это всё-таки был туалет.
— Ну, прости, — покаянно вздохнул он. — Я не смог сдержаться. И для справки — виноватым себя я не считаю.
— Да куда уж тебе, — фыркнул я.
— Может, вернемся?
— Нет, мне впечатлений достаточно, — покачал головой я. — Теперь мне действительно будет что вспомнить, когда я буду лежать на смертном одре. Ну, знаешь, перед глазами ведь вся жизнь должна будет пронестись, самые яркие моменты. Я думаю, что я буду видеть только тебя.
— Иди сюда, — Гор притянул меня к себе и впился в губы. Глубокий, страстный поцелуй с привкусом отчаяния и безнадежности. Пробирает до мурашек. Черт… Как же сильно я его люблю. Как же сильно…
— Мне показалось, или тебе смс-ка пришла, а? — все ещё обнимая меня, спросил Гор.
Я вытащил из кармана телефон.
— Эй, что там? Слав, ты чего?
— Отец умер.
***
Я сидел на кресле, подобрав под себя ноги. Прошло три дня, с тех пор как я узнал, что отца не стало. Сегодня его похороны, а я не могу заставить себя встать и сделать хоть что-то. Впрочем, даже если бы я мог, вряд ли бы явился на это сборище лицемеров. Похороны взяла на себя сестра отца. Это она отправила смс, это она позвонила, это она приторно-ласковым голосом принесла мне соболезнования и изъявила желание взять организацию похорон на себя. Она всерьез рассчитывала на то, что квартира отца достанется ей — вся семья знала, как относится ко мне отец, и тетка явно рассчитывала, что в завещании я не указан. Мне было все равно. Зачем мне квартира, если в скором времени я окажусь там же, где отец?
— Слушай, ты уверен, что не хочешь пойти?
Гор все три дня ни на шаг от меня не отходит. Я благодарен ему за то, что он рядом очень правильно — не соболезнует, не жалеет, не говорит о том, что мне нужно поплакать. Он просто рядом, и это лучшее из того, что он бы мог сделать. Мне совсем не хочется плакать из-за того, что умер мой отец. Мне хочется из-за того, что умираю я. Потому что я не хочу, не сейчас. Потому что я так сильно люблю…
— Уверен. Не думаю, что мне будут там рады. Не очень хочется выслушивать фальшивые сочувствия и брезгливый шепот за спиной. Они ведь все обо мне знают, отец потрудился. Хотя теперь я вроде не должен говорить о нем плохо, верно?
— Сигарету?
— Давай. Ты считаешь, что я ублюдок?
— Чего? — удивился Гор. — Почему я должен тебя им считать?
— Ну, я не имею ни малейшего желания идти на похороны к собственному отцу. Я не проронил ни слезинки, я даже не могу сказать, что мне жаль. Раньше я был уверен, что несмотря на все, что между нами было, я все ещё продолжаю его любить. А сейчас я уже не уверен.
— Знаешь, — вздохнул Гор. — По-моему, это ты считаешь себя ублюдком, потому что не чувствуешь того, что люди обычно чувствуют, теряя родителя. Ты не переживаешь так, как от тебя этого ожидают, но ты и не должен. У тебя и твоего отца не та история.
— Но мне все равно погано.
— Я знаю. Тебе не будут звонить?
— Вряд ли. Думаю, им даже на руку, что я не приду. А ещё там будут друзья отца, так что…
— У него много друзей?
— Было. После смерти мамы он перестал общаться почти со всеми, но тетка сказала, что все они согласились прийти. Так что там и без меня будет достаточно народа.
— А почему ты мне о своих друзьях не рассказываешь?
— Потому что у меня их нет, — пожал плечами я. — Ты видел со мной рядом хоть одного? Так что на моих похоронах будешь только ты. А мне больше никого и не надо.
Гор улыбнулся, и вдруг запел:
— Когда ты умрешь, будет самый красивый закат,
Случатся все молнии, грозы и все дожди
Белее снега рубашкой накрою тебя
И пожелаю снов, самых крепких снов*
— Что это?
— «Ночные снайперы». Ни за что не поверю, что у тебя ни одного друга нет, даже самого завалященького.
— Пытаешься меня отвлечь?
— Хреново выходит, да?
— Всё хорошо, — выдавил я из себя улыбку. — Помнишь, ты спрашивал про брелок на ключах?
— Ты сказал, что расскажешь позже.
— Это подарок моего лучшего друга. Мы познакомились в первом классе. На первом уроке второго сентября он отобрал у меня карандаш. Я разбил ему нос, он дал мне в глаз, к концу четвертого урока мы были лучшими друзьями. Мой отец не хотел, чтобы я дружил с Димой, потому что его отец был бизнесменом и мой считал его буржуем. Димин отец не хотел, чтоб он со мной дружил, потому что это не по статусу.
— А вы?
— А нам было пофигу. Однажды отец запретил Диме приходить на мой день рождения, даже в комнате его запер, так Димка в окно сиганул с третьего этажа, только чтоб не пропустить мой праздник. Он тогда руку вывихнул, но все равно пришел. И мы все время были вместе, наши пути только в университете разошлись. Он поступил в более престижное место, а потом уехал покорять Америку. Сначала звонил каждую неделю, потом раз в месяц, потом просто присылал поздравления с праздниками.
— Сдулся друг, — фыркнул Гор.
— Не говори так. Просто он занятой человек.
— И у него нет времени на лучшего друга? И он даже не знает, что его друг болен. Когда ты умрешь, он так и будет посылать тебе поздравления с праздниками, потому что он даже не будет знать.
— Он все равно был и остается моим другом, — покачал головой я.
— Ты в него был влюблен! — выпалил Гор. — Твоя первая любовь!
— Придурок, — фыркнул я. — Он мне как брат был. К тому же он ростом под два метра, и рука у него, как моя нога.
— И что, в такого нельзя влюбиться?
— Можно. Но это абсолютно не мой типаж.
— И какой у тебя типаж?
— В зеркало загляни.
Гор улыбнулся довольно и втиснулся рядом со мной на кресло:
— А давай съездим на кладбище ночью?
— Ты с ума сошел, зачем?
— Купим венок, ты сможешь попрощаться с отцом без свидетелей. Тебе это нужно, Слав.
— Может, и нужно, — признал я. — Но не ночью же! На кладбище ночью нельзя появляться.
— Ты это готам скажи, они посмеются. И потом, мы же можем в твой предсмертный список под кодовым названием «я творю ебанину» включить посещение кладбища ночью? Я возьму с собой свечки, простыню и ту маску с клыками, помнишь, тебе понравилась?
— А это-то зачем?
— А вдруг там и правда будут готы? Всегда мечтал посмотреть, как они бегают.
* «Ночные снайперы» — Только ты
Глава 10. О первом разе и гробах
Голова болела немилосердно. Вчера весь день у меня плыло перед глазами, я грешил на то, что те три дня, когда была вся эта предпохоронная суета, я почти ничего не ел, но сегодня проснулся с жуткой головной болью, и как бы мне ни хотелось приписать причиной магнитные бури, я понимал, что, скорее всего, допрыгался. Началась та стадия, которой меня пугал доктор. Головокружение, боль, галлюцинации — и это только самое приятное из списка.