– Ну, – произнесла его мать, – нам хотелось есть. И у меня день рождения, так что мы будем делать все, что я захочу. Таковы, знаешь ли, правила дома.
– Вы прочитали благодарственную молитву?
Миссис Рейкстро вздохнула и потянулась за бокалом вина.
– Вы не считаете, что мы обязаны поблагодарить Господа Бога за пищу, которой он столь щедро нас обеспечил? – спросил Поли.
– Насколько мне помнится, пищей нас обеспечил я, – заметил мистер Рейкстро.
– Разве ты посылал дождь на посевы, папа?
– Давайте уже помолимся, – сказала миссис Рейкстро. – Иначе он никогда не заткнется.
Поли начал читать молитву, многословно благодаря Бога за нашу еду, за погоду, за друзей и товарищей, за церковь, за наши права и свободы, за наши семьи, за безопасность, за великую страну, в которой нам посчастливилось жить, за многочисленные жертвы, принесенные, чтобы спасти нас от террористов…
– Поли, если бы молитва продлилась еще хоть секундой дольше, то еду пришлось бы разогревать, – сказала миссис Рейкстро, когда он закончил.
– Что плохого в том, чтобы благодарить Господа? – спросил Поли. – Мама, тебе не стоит пить в воскресенье. Это день отдыха.
Миссис Рейкстро, хмыкнув, потянулась к бокалу.
Присцилла бросила на младшего брата сумрачный взгляд.
– В Поли столько Иисуса, что ничем, кроме клизмы, его из организма не выведешь, – заявил Ларри.
– Смейся надо мной, сколько влезет, – сказал Поли. – Вы все только этим и занимаетесь.
– Поли, мы счастливы за тебя, – сказал мистер Рейкстро, – но нам обязательно постоянно говорить о религии?
– Ты хочешь, чтобы я молчал, пока моя семья, веселясь и упиваясь спиртным, движется к горящей пропасти ада?
Сэм, сидящий напротив меня, улыбнулся. Начинается, говорила его улыбка.
– Ты еще не познакомился с Иши, – сказал Сэм. – Иши, это Поли, мой младший брат.
– Иши, ты был спасен? – спросил Поли.
– Поли! – воскликнула миссис Рейкстро.
– Как еще дети придут к Господу, если мы их Ему не представим?
– Бога ради, ему всего семь. Поли, ну в самом-то деле! Кроме того, Хен католик, а католики не считают Иисуса своим личным спасителем и всем таким прочим.
– В глазах Господа нет ничего драгоценнее, чем невинность ребенка, мама. Детей надо воспитывать правильно, согласно Писанию. И мы должны ловить их в младенчестве, пока мир не успел их растлить. Хотя я не удивлюсь, если Сэм с Хеном уже к этому приступили. Ты же знаешь, какие они. Надеюсь, они не планируют воспитывать его. Мало того, что он остался без матери, но расти с двумя гомиками в роли «папочек»…
– Почему это они не могут оставить его? – спросила миссис Рейкстро.
– Мама, им нельзя находиться рядом с детьми. Ты же знаешь, они при первой же возможности его развратят.
– Поли, пожалуйста, – взмолилась миссис Рейкстро. – Сейчас не время и не…
– Это мерзость в глазах Божьих, когда, цитируя апостола Павла, мужчины на мужчинах делают срам. А если они приведут в свой дом ребенка…
– Может, мне вывести тебя на улицу и надрать твою толстую задницу? – будничным тоном спросил его Сэм.
– Ты не можешь следовать Божьему слову, ибо правда не на твоей стороне, – отпарировал Поли.
– Неудивительно, что в прошлом таких, как ты, жгли на кострах, – сказал Ларри. – В смысле, как еще нам спокойно поужинать в воскресенье?
– И пришел Он к своим, но свои Его не приняли, – вновь процитировал Писание Поли. Судя по всему, в воскресной школе он слушал, а не считал ворон.
– А как, кстати, дела у твоей девушки? – спросил, улыбаясь, Сэм.
– У меня ее нет.
– О. Точно. Двадцать лет и до сих пор девственник. Интересно, как оно так получилось?
– Если тебе хочется осквернять себя всеми видами сексуальных грехов и извращений, это еще не значит, что и остальные люди такие же, – огрызнулся чопорным тоном Поли.
– Или ты просто маленький занудный говнюк, и девушки тебя не выносят, – отпарировал Сэм.
– По крайней мере, я не мерзость в глазах Божьих!
– А может, ты гей и не можешь принять себя, – прибавил Сэм. – Такое бывает.
По лицу Поли распространилось выражение вящего ужаса.
Сэм улыбнулся мне.
Хотя напрямую ничто не указывало на то, что Поли был геем, вероятность такого расклада не выходила за границы возможного. Он всегда был «чувствительным», достаточно тихим и не слишком общительным. В присутствии девушек он откровенно робел. Это не делало его геем, но…
– Дети, пожалуйста, – взмолилась миссис Рейкстро. Она повернулась к мужу и пришпилила его к месту страдальческим взглядом. – И ты еще удивляешься, почему вдруг я пью.
– Только взгляни на него, мама, – горячо провозгласил Поли. – Он приводит сюда своего любовничка, чтобы тот ел нашу еду и оскорблял нас своим присутствием. А теперь они планируют вместе растить ребенка. Это неправильно.
– А еще это не твое дело, – спокойно сказал мистер Рейкстро.
– Господь накажет общины, которые не противостоят проискам гомосексуалистов, – ответил Поли. – Меня тошнит от того, как они выставляются и издеваются над Господом Богом.
Мистер Рейкстро отложил куриную ножку, которую он пощипывал, вытер руки полотняной салфеткой и снова положил ее на колени, затем повернулся к Поли лицом и не заговаривал, пока тот не опустил наконец-то глаза.
– Повторяю вам в самый последний раз, молодой человек, – тихо произнес мистер Рейкстро. – Это мой дом. Или ты следуешь моим правилам, или уходишь. Я не дам тебе портить все семейные ужины в моем доме своей непрерывной болтовней о религии. Ты меня понял?
Поли, резко выдохнув, скорчил гримасу.
– Сэмюэл – твой старший брат, и ты будешь относиться к нему со всем заслуженным им уважением. Чем он занимается за закрытыми дверьми своей спальни – не касается ни меня, ни тебя, ни кого бы то ни было. Это не наше дело, сын. Ты обозначил свою позицию достаточно четко и проговорил ее такое количество раз, что нас, если честно, уже тошнит от твоей трескотни. А теперь пожалуйста – боже, пожалуйста! – ты не мог бы, к дьяволу, наконец-то заткнуться?
– Извини, папа, но я люблю свою семью, и не хочу, чтобы вы были прокляты. Это настолько неправильно? Это что, преступление – хотеть, чтобы твои братья и сестры не попали на веки вечные в ад? Чтобы наша мать не допилась до проклятия? Ты хочешь сказать, я не имею права свободно исповедовать свою религию?
– Ты более чем волен ее исповедовать, сын. Ходи в любую церковь, в какую только захочешь, молись хоть весь день напролет – тебе никто и слова не скажет. Но я не считаю, что требую слишком многого, когда один раз в неделю во время семейного ужина прошу тебя придержать свою религию при себе. Особенно сегодня, когда у нас гости.
– Неужели тебе все равно, спасется Сэм или нет? Разве это не твоя прямая обязанность? Разве ты не глава этого дома?
За столом, где и так было тихо, воцарилась полная тишина. Поли ступил на опасную почву. В традиции южного баптизма мужчина, стоящий во главе семьи, заботился о духовном благополучии своих близких. Во всяком случае, должен был.
– Если ты не следишь за своей семьей так, как следует… что ж, значит, это должен взять на себя кто-то другой, – прибавил Поли, дабы зацементировать свою точку зрения.
Мистер Рейкстро, глядя на Поли в упор, откинулся на спинку стула.
– О, боже, – проговорил Ларри.
– Пожалуйста, мы можем не продолжать? – спросила миссис Рейкстро. – Так, мне нужно еще чуть-чуть выпить…
– Мне тоже, – вставила Мэри Бет.
– И думать не смей, Мэри Бет Рейкстро!
– Бога ради, мама, мне двадцать лет.
– Я не стану преломлять хлеб с теми, кто пренебрегает учением Божьим, – объявил Поли. Он оттолкнул свою тарелку и встал. – Я не стану сидеть тут в присутствии гомосексуалистов, которые призывают на нашу страну Божий гнев. И я точно не стану сидеть тут и слушать их разговоры о воспитании невинного мальчика, которого они развратят всеми видами пороков и скверн. Бог знает, чему они собираются научить его или с ним сделать. Он невинный ребенок! Не удивлюсь, если они уже изнасиловали его.
Мой рот распахнулся и остался в таком положении.
Миссис Рейкстро испустила почти задумчивый вздох и снова взялась за бокал. Еда на ее тарелке так и осталась нетронутой.
Сэм поднялся на ноги и медленным шагом обошел стол.
У Поли округлились глаза.
– Выйдем? – совершенно нормальным голосом предложил Сэм.
– Отстань от меня!
Сэм поймал брата за руку.
– Прекрати! – приказал Поли.
Сэм оттащил его от стола. Поли вырвался, но Сэм успел схватить его за рубашку, и тогда Поли, потеряв равновесие, некрасиво и тяжело шлепнулся на блестящее дерево пола.
– Встань! – крикнул Сэм.
– Пап! – заорал Поли.
– Поднимай свою жирную задницу, – приказал Сэм. – Ты хотел мне что-то сказать? Говори! Я тебя так отделаю, мелкий вонючий говнюк, что ты на неделю сляжешь, и даже не думай, мать твою, что я не посмею.
– Мальчики! – несчастно воскликнула миссис Рейкстро. – Я не затем выпустила вас из утробы, чтобы вы постоянно ругались. Можем мы или нет в мой чертов праздник спокойно и мирно поужинать в этом чертовом доме? Гос-споди ты боже мой!
– Обязательно, мама, – ответил Сэм, – но сперва я вколочу в Поли столько Иисуса, что следующие пару лет он будет ссаться пассажами из Библии.
Поли, защищая руками лицо, съежился на полу.
Мистер Рейкстро встал на ноги, подошел к сыновьям.
– Пол, встань, – приказал он.
Сэм почтительно отступил.
– Видишь, папа, – сказал Поли, – он сумасшедший. Они все одинаковы… им лишь бы кому-нибудь навредить. А стоит их уличить в этом, бросаются в драку. Только на такое они и горазды.
– Сын, я попросил тебя встать.
Поли медленно поднялся на ноги.
– А теперь вон с моих глаз.
– Но папа!
– Не «папкай» мне.
– Не дай им себя запугать. Мы имеем право исповедовать свою рели…
– ПОЛ РЕЙКСТРО, Я СКАЗАЛ, ПОШЕЛ ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА! – закричал мистер Рейкстро так громко, так зло, что Ишмаэль, сидящий рядом со мной, весь съежился и прижался ко мне.
Ноздри Поли затрепетали, губы зашевелились, словно у него был миллион возражений. Однако, увидев в глазах отца убийственную решимость, он торопливо вышел из комнаты.
Сэм пошел было за ним, но мистер Рейкстро поймал его за руку.
– Просто пипец, – произнесла Присцилла, попивая свой сладкий чай и улыбаясь.
– Отец, если он еще раз назовет меня педофилом, – сказал Сэм, – я засажу свой член ему в задницу так глубоко, что он будет пользоваться ей вместо фары.
– Он невежда, сын, – мягко сказал мистер Рейкстро, возвращаясь к столу.
– Невежда… твою ж мать, – пробормотал Сэм.
– Выбирай, пожалуйста, выражения. Хен, Иши, извините нас, – сев, сказал мистер Рейкстро.
– Все нормально, – проговорил я, чувствуя, что должен что-то сказать.
– Нет, не нормально, – возразил мистер Рейкстро. – Мы все принадлежим церкви и знаем, что значит вера. Бывает, люди становятся несколько одержимыми. Но Поли… честно говоря, я беспокоюсь.
– В каком смысле? – удивленно спросила миссис Рейкстро. – Ему просто надо найти себе хорошую девушку. Вот увидишь, дорогой, он сразу угомонится.
– Он хочет бросить «Оле Мисс», перейти в Университет Боба Джонса и стать священником, – сказал мистер Рейкстро. – В Университет Боба Джонса! Ради степени по богословию или еще по какой чертовщине. Я хочу, чтобы мой сын получил образование, а не евангельское промывание мозгов. За такое я платить не собираюсь.
– Но он хочет стать священником, – возразила она.
– Тогда пускай платит за себя сам. Уверен, если бы Иисус разговаривал с людьми так, как Поли, то никакой церкви не было бы и в помине. Я воспитывал в своих детях уважение к церкви, ко всем церквям и ко всем людям. Я не учил их тому, чтобы они, сидя за моим столом, оскорбляли меня и говорили мне, что моя семья отправится в ад. Такого поведения я в своем доме не потерплю.
– Он, чтобы вы знали, гей, – проронила Присцилла.
– Он кто? – потрясенно воскликнула миссис Рейкстро.
– Маленький педик. Все это знают, – сказала Присцилла. – Думаешь, хоть одна из моих подруг захочет пригласить его на свидание? Я тебя умоляю!
– Твой брат не гомосексуалист, – твердо произнесла миссис Рейкстро.
– Сэм-то гей, – возразила она.
– И одного такого нам в семье более, чем достаточно, благодарю.
– Спасибо, мама, – сказал Сэм.
– Ну если это правда, – сказала она.
– Сэм, Хен, я считаю, вы поступаете правильно, – сказал мистер Рейкстро. – Принять этого мальчика… ему нужен дом, и я уверен, с вами он его обретет. Он будет мне вроде как внуком.
Сэм нахмурился, словно не мог поверить в то, что услышал.
– После всего, через что он прошел по вине своей матери, я знаю, вы, парни, справитесь на отлично. Вообще, оно может пойти вам на пользу. Ребенок в доме… с его появлением все меняется. Начинаешь смотреть на вещи иначе. Трезвее. Просто любите его, и все будет в порядке.
– Что ж… спасибо, – несколько недоверчиво произнес Сэм.
Миссис Рейкстро, судя по виду, было не по себе от перспективы заиметь еще одного цепляющегося за завязки ее передника внука.
– Он же не их ребенок, – заметила Мэри Бет.
– По рождению нет, – сказал мистер Рейкстро. – Но в какой-то момент они могут усыновить его. Все дети заслуживают иметь дом и семью.
– А Сэм ну прямо-таки прирожденный отец, – с усмешкой произнесла Мэри Бет.
– У тебя возражения? – спросил Сэм.
– Я просто сказала.
– Если я захочу стать отцом, то стану. Это не высшая математика.
– Ребята, вам же теперь, наверное, придется ходить одетыми, – заметила она. – Так когда вы разошлете открытки о рождении малыша?
– Мэри Бет, пожалуйста, прекрати, – пробормотала миссис Рейкстро.
– Просто я никогда не представляла Сэмми в роли отца, вот и все. Он хоть подгузники-то умеет менять?
– Ему семь, а не год,– огрызнулся Сэм.
– Вы бы перестали говорить о нем так, словно он не сидит вместе с нами, – сказал мистер Рейкстро. – Иши, ты как, готов к школе?
Ишмаэль, похоже, не знал, что ответить, и как воспринимать этих людей со всеми их криками, спорами, взрослыми разговорами.
– Он очень тихий, да? – произнесла в наступившей тишине миссис Рейкстро. – Сэм, не передашь мне салат? Попробую чуть-чуть поклевать. Не знаю, куда подевался мой аппетит.
Глава 39
Собирая прошлое
По пути в Абердин погода испортилась. Небо заволокли большие, сердитые тучи, которые медленно ползли на восток. Но они и вполовину не волновали меня настолько, как штормовые тучи у Ишмаэля в глазах. Он сидел между нами, напрягшись всем телом и сжав губы в мрачную линию. Его настроение было заметно подавленным.
Ларри с Присциллой, сидевшие сзади, не прекращали дурацкую братско-сестринскую трескотню.
Наконец Сэм припарковался у входа. Пока мы шли к двери, Ишмаэль молча держал меня за руку.
– Ну и дыра, – сказала Присцилла и, наморщив нос, оглядела разгромленную прихожую.
Ишмаэль повернулся ко мне, обхватил меня руками за талию и уткнулся лицом мне в живот, словно не хотел все это видеть, не хотел заходить.
Присцилла, взглянув на меня, нахмурила брови над своими готическими глазами. Она словно вдруг осознала, что в мире есть настоящая темнота – нисколько не привлекательная и ни капли не модная.
– Итак, что нам делать? – спросил Ларри, натягивая большие резиновые перчатки вроде тех, в которых моют посуду. Меня удивило, что он согласился помочь.
– Нам надо забрать отсюда их вещи, – сказал я. – Хозяин скоро придет за ключом. Уже конец месяца.
– Большую часть нужно отправить прямиком в мусорный бак, – сказал Ларри. – Это место похоже на гигантский сортир. Кстати, вы знаете, что сила туалетного смыва распыляет частицы фекалий на двадцать шагов? Вспомните об этом, когда в следующий раз будете чистить зубы щеткой, которая стояла в трех шагах от толчка.
– Ларри, пожалуйста, – устало произнес Сэм.