– Это словно Господь… ты не видишь его, но знаешь, что он существует. Он всюду. На стенах, на раковине, на полу. В воздухе, которым ты дышишь. Ты моешь руки, потом прикасаешься к крану – и вуаля! Опять весь в дерьме. Честное слово, если бы люди знали, что на самом деле представляет из себя мир, если бы они понимали, что нас окружают бактерии…
– О господи, Лар, давай ты заткнешься? – рявкнул Сэм.
– Я не понимаю, как это может не волновать тебя, Сэмстер.
– А я не понимаю, почему тебе не насрать. Цилла, возьмешь на себя Сарины вещи? Раз уж ты девушка…
– По крайней мере формально, – вставил Ларри.
– Ты бесишься, потому что у тебя сиськи больше моих, – сказала Присцилла. – И мое имя – Присцилла.
– Неважно, – ответил Сэм.
– Ненавижу, когда меня зовут Цилла. Я не ребенок.
– Как скажешь.
– Полный отстой.
– Слушайте, у нас мало времени, – сказал Сэм. – Если мы не хотим платить за следующий месяц, нам надо вывезти все отсюда сегодня. Так что давайте браться за дело.
– Вот еще на тему дерьма, – не унимался Ларри. – Если бы люди после посещения туалета мыли руки не только водой, но и мылом, то случаи диареи сократились бы вдвое.
– Включая словесный понос? – спросил я.
– Ты такой юморист, Хен, обделаться можно.
– Пахнет так, словно ты уже это сделал, – сказала Присцилла.
– Неудивительно, что ты сдвинулся на микробах, – сказал я. – Я бы тоже ими увлекся, если б мне пришлось всю жизнь смотреть на свой пенис через увеличительное стекло.
– Откуда ты знаешь, большой у меня член или нет? – всполошился он.
– Сэм мне все рассказал, – заверил я Ларри. – Про твое «Одноглазое чудо» – это ведь чудо, если у кого-нибудь в принципе получится его разглядеть. Сэмстер, кстати, сейчас, если как следует присмотреться, его можно и на гугл-карте увидеть. Они научились фотографировать такие крохотули из космоса.
– Нет, вы серьезно обсуждаете пенисы в присутствии маленького ребенка? – спросила Присцилла и, закатив глаза, взяла Ишмаэля за руку. – Идем, Иши. У нас есть дела поважнее, чем слушать треп этих лузеров.
Она увела его.
Я пошел за ними в комнату Ишмаэля, и мы затолкали его вещи в большие пластиковые мешки. Не то чтобы их у него было много: мешок одежды и еще мешок с парой игрушек, его любимым покрывалом, несколькими раскрасками и школьными принадлежностями.
Когда мы перешли в соседнюю спальню, Присцилла, осмотрев Сарины вещи, заметила:
– Да твоя сестра настоящая фанатка «Уолмарта».
– Всю одежду можешь не собирать, – сказал я. – Только то, чтобы ей было во что переодеться, когда она вернется домой.
– Когда? Ты имел в виду «если»?
– Не знаю.
– Если б мне надо было возвращаться сюда, то я даже не знаю, вернулась ли бы. Тебе не приходит в голову, насколько семьи безумны?
– Иногда, – признал я.
– Раньше я думала, что мои родители – катастрофа, но они и в подметки не годятся твоим. Ты когда-нибудь думаешь об этом? О том, что сделали твои мама с папой?
– Иногда.
– Ладно, это не мое дело. Прости.
– Ничего.
– Никогда не угадаешь, что у людей в голове, да? – Она сделала паузу, чтобы посмотреть на меня своими густо накрашенными глазами.
– Наверное.
– Тебя разве это не бесит?
– Ну, точно не веселит.
– Бенд по идее должен быть таким идеальным тихим маленьким городком. Ха! Он больше похож на вампирское логово. Вот доучусь этот год и наконец-то отсюда уеду. Скорей бы уже. Иногда кажется, будто весь город тонет, а я – единственная, кто знает об этом.
– Странная аналогия.
– Ты меня знаешь. Я и сама странная. Вы правда собираетесь заботиться об Ишмаэле?
– Хотим попытаться. А что?
– Ничего. Просто, по-моему, это так мило. Я бы не отказалась от родителей-геев. Они наверняка были бы не хуже тех, что у меня есть сейчас. И уж точно не хуже твоих.
В ее словах был резон.
Присцилла заглянула вглубь шкафа.
– Я что-то нашла. – Она достала с верхней полки обувную коробку и какой-то альбом. Присев на кровать, она открыла его. Он был набит вырезками из местных газет. С первой страницы смотрело мамино фото. Заголовок сверху гласил: «Трагедия в округе Монро».
– Не показывай ему, – приказал я.
– Всему Бенду известно, что с ними случилось. Рано или поздно он тоже узнает. Они же, в конце концов, его дедушка с бабушкой.
– Если ты не против, я бы предпочел не рано, а поздно.
Она закрыла альбом.
– В один прекрасный день, знаешь ли, тебе придется об этом заговорить.
– Ну, сегодня точно не этот день.
– Как знаешь.
Я взял обувную коробку, снял крышку. Внутри лежало перепачканное тряпье и одинокая гильза от дробовика. Я отложил коробку в сторону, гадая, какого дьявола Саре понадобилось держать у себя в шкафу эту дрянь.
Глава 40
Законный опекун
– Вы его опекун?
Миссис Керли – директор начальной школы Винегар-Бенда – оторвалась от бумаг на столе и посмотрела на меня теплым взглядом своих темных глаз. Поскольку за плечами у этой чернокожей женщины был диплом колледжа Лиги плюща, считалось, что с ней нашему маленькому городку до крайности повезло. С другой стороны, она выросла в Бенде, а значит была одной из своих. Многие полагали, что ей стоит заведовать образованием всего округа, – когда она станет постарше. А на данный момент ей было всего немного за тридцать.
Был понедельник, утро, и я пытался записать Ишмаэля в школу.
– Не знаю, – признался я честно. – Так далеко еще не зашел. Мать его бросила, так что сейчас им занимаюсь я. Я и Сэм.
– Сэм?
– Сэм Рейкстро. Мы живем вместе. Он менеджер во «Всегда экономь». Его родители…
– Я знаю, кто он такой, мистер Гуд. У меня учатся Присцилла и Мэри Бет.
– Зовите меня, пожалуйста, Генри.
– Хорошо. Генри. Мне нужно знать, являетесь вы его законным опекуном или нет.
– Я забочусь о нем. Суд по делам несовершеннолетних дал мне временное опекунство.
– А его мать…?
– Она моя сестра. Сара Гуд. Она, по-видимому, в бегах. Ушла и бросила его одного.
– Вы сообщили в полицию?
– Да.
– Я могу сделать об этом пометку, но, чтобы принять его в школу, мне нужно что-то официальное. У вас есть адвокат?
– Мы его ищем.
– Насколько я понимаю, его отец не принимает участия в его жизни.
– Я даже не знаю, кто он.
– Но он может объявиться в какой-то момент?
– Не знаю.
– А его мать… если она вернется, могут возникнуть сложности. Вам лучше поскорее оформить полное опекунство. Уверена, люди из ДСЗ могут все объяснить.
Я молча поразмыслил над этим.
– Вы его единственный родственник?
– Да.
– Братья и сестры?
– Нет.
– А ваши родители, конечно, оба скончались.
– Да.
– Это было ужасно.
Я ничего не сказал.
– Генри, я не могу принять его прямо сейчас. Мне нужно запросить какой-нибудь документ из суда. У вас есть его свидетельство о рождении?
– Я не знаю, где оно может быть.
– Вам потребуется сходить в отдел записи актов при совете по здравоохранению и сделать повторное. Причем как можно скорее. Я не могу зачислить ребенка без подтверждения того, что у него есть гражданство Америки.
– Но оно у него, естественно, есть.
– Я должна увидеть официальное подтверждение. Вы же знаете, как все устроено. С учетом развития дел, удивительно, что паспорт не требуют от эмбрионов.
– Возможно, Сара отдала свидетельство маме. Я попрошу, чтобы Сэм его поискал.
Мы провели долгую и довольно запутанную беседу о прививках, о необходимости забрать из его старой школы его медицинскую карту, затем об оплате – у меня на счету хватало денег для школьного взноса, но после нам какое-то время предстояло пожить на сэндвичах с помидорами и огурцом.
– А Сэм, он… ваш партнер? – спросила она.
– Да, – сказал я, зная, что лгать смысла нет. Все в Бенде знали, что мы с Сэмом «вместе».
– Вы осознаете, что другие родители могут…
– Осознаю, – сказал я.
– У нас учатся дети из самых разных слоев, – легко сказала она. – Уверена, Ишмаэль, отлично к нам впишется. Я лишь не хочу, чтобы для вас стали неожиданностью… возможные осложнения.
– Например?
– Например, некоторые родители могут проявить недовольство, а кто-то из детей – начать смеяться над ним. Такое случается, и мы сделаем все, чтобы это пресечь.
– Я не понимаю, какое отношение ко всему этому имеет моя интимная жизнь.
– Я тоже.
Глава 41
Пусти к себе свет
Сегодня мне не надо было стричь никакие газоны, так что мы с Ишмаэлем весь день провозились дома. Он безмолвно следовал за мной по пятам, пока я занимался стиркой, прибирался в ванной, мыл утреннюю посуду и наводил порядок в гостиной.
У него в комнате я убрал часть вещей, чтобы освободить место для его одежды с игрушками. Он сидел на кровати, и щуря на меня свои печальные глазки, наблюдал за тем, что я делаю.
– Теперь это твоя комната, – сказал я. – Она тебе нравится?
Он пожал плечами.
– Если держать окошко открытым, то здесь будет свежо и приятно, – заметил я.
Он ничего не ответил.
– Ты несчастлив, я знаю, – сказал я, сев рядом с ним. – И мне очень жаль. Тебе, наверное, по-настоящему страшно.
Он безучастно опустил глаза на колени. Выражение на его худом, как у эльфа, личике было зажатым.
– В тебе больше нет света, – проговорил я.
– Как это, дядя Хен?
– Ну… Понимаешь, когда человек счастлив, он будто бы светится. У него сияет лицо. Но ты… в тебе света нет. Словно кто-то пришел и отнял его у тебя. Ты должен снова пустить к себе свет, малыш.
– О.
– Вот что тебе нравится делать?
Он пожал плечами.
– Ты любишь играть?
– У меня нет друзей, дядя Хен.
– Еще заведешь. Вот увидишь. Но чем тебе нравится заниматься?
– Не знаю.
– Смотреть мультики?
Он пожал плечами.
– Играть во дворе?
– Не очень.
– Ладно.
Мы замолчали. В конце концов я взял его за руку и улыбнулся. Я хотел, чтобы он знал, что мы переживаем все это вместе.
Глава 42
Визит мисс Гвен
– Значит, у вас появился ребенок, – сказала следующим вечером Гвен. Она заехала посмотреть, как наши дела. – Я и не знала, что у вас имеется матка.
– На меня не смотри, – сказал Сэм.
Гвен смерила Ишмаэля оценивающим взглядом.
– Какой хорошенький пирожочек. Он уже разговаривает?
– Иши, это наша подруга Гвен, – сказал я. – Она живет за твоей новой школой. Давай-ка с ней поздороваемся.
– Привет, – пробормотал он.
– Иши, как тебе Бенд? Нравится здесь?
Он пожал плечами.
– А ты не болтушка. Мне нравится это в мужчинах. Мужчин, я считаю, должно быть видно, но только не слышно. Иши, мы с тобой станем друзьями. Что скажешь?
Он снова пожал плечами.
– Ему уже можно пить пиво?
– Не думаю, – сказал я чопорным родительским тоном.
– Жаль, а то мы бы с ним по-настоящему подружились. Ладно, я просто шучу. Господи, Хен, ты теперь такая заботливая мамаша, да? Вообще я заехала, потому что привезла кое-что для вашего малыша.
– Я не малыш, – оскорбленно заявил Ишмаэль.
– Ну разумеется, нет, – смеясь, ответила Гвен. – Тебе сколько уже? Три с половиной?
– Мне почти восемь. Скажи ей, дядя Хен.
– Такой взрослый? Божечки! Ну и дела. Что ж, мистер Взрослый Мужчина, я привезла тебе кое-что интересное. Хочешь увидеть, что именно? Может, я даже дам тебе поиграться с этой штуковиной, раз уж ты уже не малыш.
– Хорошо, – сказал он с нарастающим любопытством.
Зная Гвен, нашу дружественную соседку-лесбиянку, это могло быть все, что угодно, – от ружья до коробки с салютом и квадроцикла.
– Гвен, – предостерегающе произнес я.
– Мамочка, не волнуйтесь, – сказала она. – Господи, ты прямо вылитая наседка. Наседка Хен!
– А знаешь, это прозвище может прижиться, – сказал Сэм со смешком. – Как жизнь, Наседка Хен?
– Заткнись, – сказал я.
– Наседка Хен!
– И ведь тебе тридцать лет.
– Как несется, Наседка Хен?
Мы пошли за Гвен к ее пикапу. Шарла тоже побежала за нами, а Ромни, которая то и дело наклонялась, чтобы пощипать траву, осталась бродить по двору.
– Он старый, но еще ездит, – сказала она, выгрузив из багажника детский велосипед и поставив его на землю. – Мы покупали его для мальчика Шелли. Думаю, он ему больше не нужен, раз уж он теперь в колледже. Ты знаешь, какие пошли сейчас дети. А вот Иши, мне кажется, он понравится.
Улыбка Иши была настолько широкой, что я подумал, как бы у него не треснули щеки.
– У меня никогда не было велосипеда, – шепотом проговорил он. – Смотри, дядя Хен!
– Ты умеешь ездить на нем? – спросил я.
Он покачал головой – медленно и очень торжественно.
– Я тебя научу, – сказала Гвен. – Усаживай свою тощую задницу на сиденье, и погнали, сынок!
– Разве ему не нужен шлем? – спросил я.
– Наседка ты наша, он же не на «Формулу 1» собирается, – сказала Гвен, закатывая глаза.
Ишмаэль сел на сиденье и, сияя смешанным с ужасом удовольствием, взялся за ручки с таким лицом, словно они были сделаны из чистого золота.
– Держись крепче, маленькая козявка, – сказала Гвен.
– Я не козявка!
– Ну конечно же нет. Тебя послушать, так можно подумать, что ты вырос в Аппалачских горах. Теперь поставь ноги на педали. Да, вот так. Я буду придерживать тебя, пока не приноровишься. Готов?
Ишмаэль с энтузиазмом кивнул.
Я пошел следом, боясь, что он упадет, что он расшибется, что Гвен выкинет что-нибудь глупое или опасное. Иначе она не была бы Гвен.
– Слушай, Наседка Хен, – сказала Гвен через плечо, – я вырастила пару-тройку детей, так что знаю, что делаю.
– Я просто не хочу, чтобы он упал, вот и все.
– Желаю тебе с этом удачи. Только закупись заодно бинтами и йодом, потому что падать он будет. И часто. Твоя работа – быть рядом и помогать ему встать.
Гвен прошла за ним всю подъездную дорожку, поддерживая его, пока он не научился удерживать равновесие. Наконец он сделал дерганный поворот и выкатился во двор. Ромни, навострив уши, заблеяла, словно недовольная тем, что он сминает ее драгоценную траву.
– Осторожнее! – крикнул я, когда его повело в направлении дома.
Он дернул рулем и резко повернул в сторону выезда на дорогу.
– Расслабься, – произнес Сэм.
– Смотрите! – прокричал Ишмаэль и, гордый собой, оглянулся на нас.
– Ковбоец, ты молодчина! – крикнул Сэм.
– Следи внимательней за тем, куда едешь, – наказал я.
– Смотри, дядя Сэм!
Ишмаэль довилял до дороги и, едва не царапнув бок моего маленького пикапа, повернул в нашу сторону. Затем сделал крутой поворот обратно во двор, но скорость была слишком большой, и он неуклюже свалился с велосипеда.
Он мигом вскочил, готовый к новой попытке, но Ромни – на которую он чуть не наехал и которую испугали его выкрутасы, – наклонилась и начала наступать на него со спины.
– Осторожно! – закричал я. – Ромни сейчас…
Бам!
Ромни боднула Ишмаэля под зад и повалила его ничком на траву.
Гвен зашлась хохотом.
Сэм усмехнулся.
А я с сердцем, застрявшим в горле, бросился к Ишмаэлю.
– Ты цел? – взволнованно спросил я, помогая ему встать на ноги.
По его щекам текли слезы. Он стрельнул сердитым взглядом в сторону Ромни. Та выдала долгое «ме-е-е» и снова принялась жевать траву.
– Хороший мой, ты в порядке? – спросил я.
Он вытер глаза.
– Ты не поранился?
Он покачал головой и повернулся к велосипеду, полный решимости попробовать снова.
– У тебя здорово получалось, маленькая ты козявка, – провозгласила, подбежав к нему, Гвен.
– Я не козявка!
– Я зову всех своих маленьких приятелей «маленькими козявками», но только тех, кто мне нравится. Но если тебя это злит, тебя называть так не стану. Окей?