Он поднял глаза и, похоже не понимая, о чем она говорит, смахнул с лица слезы.
– Давай, великолепный ты наш мужичок, – сказала она. – Хочешь попробовать еще раз?
Он кивнул.
– Только больше не разгоняйся. Здесь главное – ритм. Чтобы сбросить скорость, пользуйся тормозами. Найди правильный ритм, парень, и все будет отлично, и ты доедешь до самого Мемфиса – если твой дядя Хен не уследит.
Гвен снова помогла ему в самом начале, и на сей раз Иши поехал медленнее, осторожнее, но гораздо ровней и увереннее. Сделав круг по двору, он направился к нам.
– Смотри, дядя Хен! – гордо прокричал он. – У меня получается!
– Ты молодец! – крикнул я.
Мы понаблюдали за ним еще пару кругов.
– У вас есть что-нибудь выпить? – спросила Гвен. – И я имею в виду вообще что угодно. Ну, кроме мятного шнапса. Последним человеком, пытавшимся напоить меня мятным шнапсом, была однорукая лесбиянка с Тасмании, которая хотела грин-карту, – и мне бы стоило ей отказать. Мы называли ее Флиппером – за глаза, – но я вам этого не говорила.
Глава 43
Одежда свыше
– Мы с сестрой Лурдес попросили пожертвование от твоего имени, – сказала сестра Асенсьон. – Все ради благого дела.
Она выложила на обеденный стол горку вещей: синие джинсы, рубашки, футболки, нижнее белье, носки, две пары кроссовок, рюкзак и школьный пенал – все необходимое для семилетнего второклассника, который готовился отправиться в новую школу.
Я посмотрел на одежду и закусил губу, внезапно разволновавшись и ощутив что-то похожее на стеснение.
– Что такое? – спросила сестра Асенсьон, хмурясь на меня сквозь свои толстые линзы.
– Это очень мило с вашей стороны, – вымучил я.
– Ты не выглядишь радостным.
– Нет, я рад, – сказал я.
– Хен, мы лишь пытались помочь.
– Дело не в этом. Просто… Для него это будет иметь такое большое значение. Я и не знал, как дороги детские вещи, пока не попал в магазин. Иисусе! В смысле… в общем, вы понимаете. А в секонд-хенде одежда была такой вонючей и старой… я не хотел, чтобы он это носил.
– В наши дни все стоит бешеных денег. Но из-за чего ты расстроен на самом деле?
Я воспринимал сестру Асенсьон – пусть она и была вдвое старше меня – как сестру. Настоящую. Не как мать. И не как мать-настоятельницу, фигуру авторитетного типа. Она была человеком, который меня понимал. Который слушал меня и любил безо всяких условий. Когда она была рядом, секреты, казалось, сами собой слетали у меня с языка.
– Я сегодня проснулся и в каком-то смысле впал в ступор, – признался я. – У меня дома – ребенок, который завтра отправится в школу. Нет, я знал, что школа скоро начнется, но не осознавал этого. В смысле, по-настоящему. И вдруг… все стало реальностью. И как обрушилось на меня.
– Да, это сложно осмыслить.
– Суд по делам несовершеннолетних выдал мне временную опеку, но оказалось, что все не так просто. Теперь нам надо идти в вышестоящий суд и добиваться постоянной опеки. Я разговаривал со всеми теми людьми, искал его свидетельство о рождении, медицинскую карту и все в таком духе. Я не понимал, насколько все сложно. Это слегка выбивает из колеи.
– Я представляю.
– И потом еще Сара… она доводит меня до безумия, но ведь она моя родная сестра. И я нутром чую, что она уже не вернется, что я никогда больше ее не увижу, что наши с нею дела никогда не наладятся. Кто знает, может она уже умерла.
Я умолк, почувствовав, что сказал слишком много.
Сестра Асенсьон не делала попыток ускорить беседу, не говорила мне, что я веду себя глупо.
– До меня вдруг дошло, – сказал я, – что я не знаю, как надо растить ребенка. Сэм думает, что все это очень весело. Одно большое «ха-ха». Говорит, что мы станем замечательными родителями, и прочую чепуху. Но мне страшно… так страшно.
– Может, по чашечке кофе?
– Я не хочу вас задерживать.
– Глупости. Что мне делать? Пойти домой и собирать с сестрой Лурдес паззл? Ох, знал бы ты, как она надоела мне с этими паззлами. Все не хватает духа признаться, что нет такой вещи, которая ввергала бы меня в скуку сильнее ее скучных паззлов. Но мы ведь монахини. Не то чтобы мы взамен могли пойти, например, на свидание. Да и все равно из нас песок уже сыплется.
Сестра сделала две чашки кофе.
– Господь любит делать сюрпризы, – мягко сказала она, садясь рядом со мной. – Как, по-твоему, чувствовала себя Дева Мария, когда в четырнадцать лет перед нею появился архангел и сказал: «О, кстати, скоро ты забеременеешь, а отцом будет невидимый человек»? Как бы ты объяснил такое родителям? «Папочка, я беременна, но, честное слово, он был невидимкой». Ты можешь себе это представить? Но у Господа есть чувство юмора, и если он завел тебя в подобную ситуацию, то он же и проведет тебя через нее.
– Я знаю, – ответил я.
– Пример так себе, но Хен, что еще тут можно сказать? Я убеждена, что у Господа есть некий план, некая цель, причина, которую мы пока что полностью не понимаем. И скажу тебе откровенно, исходя из того что я слышала, я предпочитаю видеть Иши с тобой, нежели с Сарой. Мне очень жаль, но это правда. Ты только представь. Из всех родителей мира Господь выбрал для этого мальчика не кого-то, а именно вас.
– Не уверен я, что Господь знает, что делает.
– Я тоже, – сказала она со смешком. – Но вещи порой принимают причудливый поворот. Поимей чуть-чуть веры. Я знаю, что нам поможет.
– Что?
– Разумеется, шоколад. Нет такой проблемы на свете, которую нельзя было бы частично облегчить большим количеством шоколада. Есть он у вас?
– Шоколадное мороженое подойдет?
– А Папа католик?
Глава 44
Ночь перед школой
Лицо Иши, пока он примерял новые вещи, горело радостным возбуждением. Особенно ему приглянулись черные кроссовки – настолько, что он не снял их, даже переодеваясь в пижаму. Судя по всему, он планировал в них же и спать.
– Пора ложиться, – сказал я, расправляя его постель.
– Дядя Хен, можно мне поспать вместе с вами?
– Ты уже большой мальчик. И должен спать в своей комнате.
– Ну пожалуйста.
– Ты должен спать у себя, мой хороший.
– Ну пожалуйста. Мама мне разрешала.
– Я не твоя мама.
– Дядя Хен, ну пожалуйста.
– Но почему?
– Мне страшно.
– Чего ты боишься?
– Не знаю.
– Ты должен спать у себя.
– Ну пожалуйста.
– Иши…
– Пожалуйста.
– Ох, ну ладно. Но только сегодня.
Я был вознагражден счастливой улыбкой.
– Но обувь придется снять, – заметил я.
– Я хочу спать в кроссовках.
– Не в моей постели.
– Ну пожалуйста.
– О, ну в самом-то деле.
Он со смехом убежал в мою комнату.
– Дядя Сэм, а я буду спать вместе с вами! – объявил он и, запрыгнув на кровать, усмехнулся.
– В кроссовках? – изобразил ужас Сэм.
– Я не запачкаю постель, дядя Сэм. Обещаюсь.
– Ты очень странный маленький мальчик. Ты это знаешь?
– Это потому что я Гуд. Так сказал дядя Хен.
– И он прав. Только не стягивай с меня одеяло, какашка ты маленькая.
– Дядя Сэм, я не какашка.
– Еще какая. Но ты моя маленькая какашка. Кстати о какашках… В постели не пукать.
– Я никогда не пукаюсь, дядя Сэм.
– Пукаешь. Постоянно. И если б твоя грамматика могла разговаривать, то, наверное, сказала бы тебе, что хочет совершить суицид.
– Что такое «уицид», дядя Сэм?
– Ну все, прекращайте, – сказал я. – Нам завтра в школу. Выключайте свет. Пора спать.
– А мне обязательно ходить в школу?
– Да, – сказал я. – Тебе там понравится. Не волнуйся. Ты заведешь кучу друзей. Вот увидишь.
– А кто меня туда отвезет? Ты, дядя Хен?
– Примерно в семь тридцать за тобой приедет школьный автобус.
– Меня отвезет автобус?
– Да.
– А ты меня потом заберешь?
– Нет. Тебя привезет тоже автобус. А я буду ждать тебя дома.
– Обещаешься?
– Обещаю.
– Ты будешь здесь, когда я приеду домой?
– Ну разумеется. А как же иначе?
– Правда-правда?
– Конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Не знаю.
Я забрался в кровать, и он, свернувшись рядом со мной, забросил поперек моей груди руку, словно заявляя на меня право собственности. Перед тем, как выключить свет, я оглянулся на Сэма. Сэм улыбнулся.
– Мы не прочитали молитву, – заметил я.
– А дядя Сэм тоже молится?
– Конечно, да. Правда, Сэм?
Сэм сдвинул брови.
Я опять включил свет, и мы встали с кровати, преклонили колена и прочли «Аве Мария». Сэм, будучи баптистом, эту молитву не знал, но смог достаточно убедительно притвориться, чтобы удовлетворить Иши. Затем мы снова легли, и я опять выключил свет.
– Дядя Сэм? – сказал Иши.
– Да?
– Мне надо пукнуть.
– В постели не пукать, козявка ты маленькая.
Иши хихикнул, и мы услышали тихий звук.
– О боже! – воскликнул с притворным ужасом Сэм, обмахиваясь краем одеяла, как веером.
– Хорошо получилось, – сказал Иши гордо.
– Ты нас прикончишь, – сказал Сэм.
– Вы перестанете или нет? – спросил я. – Нам завтра в школу.
– Если он будет продолжать в том же духе, то прожжет в матрасе дыру.
– В себе держать еще хуже, – сказал я. – А теперь засыпайте.
– Спокойной ночи, дядя Хен, – сказал Иши, прижимаясь ко мне.
– Спокойной ночи, малыш.
– Спокойной ночи, дядя Сэм, – сказал он.
– Спокойной ночи, ковбоец.
– Спокойной ночи, Сэм, – сказал я.
– О, ну хватит вам, мы же не чертовы Уолтоны! – воскликнул Сэм.
– Что такое «Уолтоны»? – спросил Иши.
– Отлично! Он даже не знает, кто такие Уолтоны!
– Они вроде смурфов, – объяснил я, – только в церковь ходят почаще.
– А что это – смурфы? – спросил Иши.
– Ты вообще, что ли, телевизор не смотришь? – спросил Сэм.
– Спите, – сказал я. – Завтра у нас важный день.
– Дядя Хен?
– Что?
– Мне надо пописать.
Он в спешке перелез через Сэма и убежал в туалет.
– Черт! – ойкнул Сэм.
– Что?
– Он наступил мне на член.
– Это он может, – откликнулся я.
Глава 45
Первый день школы
Не знаю, кто из нас больше нервничал, но к половине восьмого у меня внутри поселилось напряженное, тяжелое ощущение.
– Дай-ка мне посмотреть на тебя, – сказал я, когда мы встали с ним на крыльце.
Ишмаэль выглядел необычайно красивым в своей голубой рубашке, заправленной в новые джинсы. Я аккуратно причесал его волосы, убрав их со лба. Его черные кроссовки были готовы к бою. И все же под его бледно-голубыми глазами залегла темнота.
Шарла, которая крутилась у наших ног, лизнула его ладонь и завиляла хвостом.
– Ладно, – сказал я, – давай пробежимся по списку. Зубы почистил?
– Да. – В доказательство он подышал мне в лицо.
– Чистые трусишки надел?
Он хихикнул.
– Тетрадки, учебники, ручки – ничего не забыл?
– Они в рюкзаке.
– Обед взял?
Он показал ланчбокс с Капитаном Америкой, который мы купили в «Уолмарте» в Эмори, потому что нигде в другом месте я такой ланчбокс не нашел. Я взял с него слово не рассказывать Сэму, что мы туда ездили.
– Как меня зовут и какой у меня телефон?
Он выпалил и то, и другое.
– А живем мы?
Тут он запнулся. Я напомнил ему, что наш адрес записан на карточках, прикрепленных внутри и рюкзака, и ланчбокса.
– Ханисакл-роуд, – сказал я. – Все знают, что Гуды живут на Ханисакл-роуд.
– Хорошо.
– Ты сегодня будешь послушным? – спросил я.
Он пожал плечом.
– Я хочу, чтобы ты хорошо провел время, завел новых друзей и слушался учителей. Договорились?
– Окей.
– Обещаешь?
– А мне нельзя остаться дома вместе с тобой?
– Нет.
– Ну пожалуйста.
– Прости, мой хороший, но нет. Ты должен учиться. Потерпи пару дней. Вот увидишь, тебе там понравится.
– Но я не хочу.
– Почему?
Он не смог объяснить.
– Днем, когда ты вернешься домой, я буду ждать тебя прямо здесь, на крыльце. Честное слово. Я буду скучать по тебе. Мне нужно сделать кое-какие дела, но днем я вернусь, чтобы встретить тебя. Так что не надо переживать, хорошо?
Он закусил губу и опустил глаза вниз.
– Ну же, малыш. – Я наклонился, чтобы увидеть его лицо. – Я буду здесь. Ничего плохого не случится, честное слово.
– Ты будешь здесь, когда я приеду?
– Буду. Я никуда не уйду.
– Мама давала мне ключ, чтобы я сам мог зайти.
– Вот как?
– Мне это не нравилось, но она говорила, что занята. Ничего, если тебя тут не будет. Я не ребенок. Так всегда говорилась мне мама.
– Не волнуйся. Я буду здесь.
– Дядя Хен?
– Да?
– Мне страшно.
– Все будет хорошо, малыш. Вот увидишь.
– Правда?
– Конечно.
С чувством смущения и неловкости я поцеловал его в щеку, посчитав, что меня, будь я на его месте, этот отцовский жест мог бы утешить.
Но он почему-то расплакался.
– Что с тобой? – спросил я встревоженно. Я не хотел, чтобы он садился в автобус с залитым слезами лицом.
– Не знаю, – сказал он несчастно.
Шарла потерлась о него, чуть не сбив его с ног.
– Ну все, больше не надо, а то скоро приедет автобус. Давай-ка высушим твои глазки. Ты со всем справишься, и все будет в порядке, и тебе там понравится, а когда ты вернешься, я буду ждать тебя дома. Договорились?
Он еле уловимо кивнул.
Я стер с его щек слезы, похлопал его по спине.
– Ты же Гуд, парень. А значит, боец. Никогда не показывай другим свои страхи.
– Хорошо, – сказал он.
Мы услышали школьный автобус еще до того, как он появился вдали. Мы подошли к дороге и стали ждать. По какой-то непонятной причине я и сам был на грани того, чтобы заплакать.
– Скажи Шарле «пока», – сказал я.
– Пока. – Он выдал Шарле натянутую улыбку.
– Хорошего тебе дня, малыш, – сказал я, когда Сесил Харрингтон, водитель автобуса, притормозил напротив нашего почтового ящика и открыл двери.
– Пока, дядя Хен.
– Пока.
Не оборачиваясь, он вяло вскарабкался по ступенькам в автобус.
Я посмотрел на Сесила. Он выдал ободряющую улыбку – наверное, уже не первую за это утро.
– Веди осторожно, Сес, – сказал я, воспользовавшись его прозвищем из школьных времен, когда он играл в футбольной команде, а я был одним из ботаников духового оркестра.
– Обязательно, Хен, – откликнулся он, и двери закрылись.
Несколько секунд я с комом в горле смотрел автобусу вслед.
Потом, хотя обещал себе так не делать, бросился в дом, взял ключи от пикапа и выехал за автобусом. Я держался на отдалении – не хотел смущать Ишмаэля, если дети заметят, что я еду следом.
Когда мы приблизились к школе, я свернул, срезая дорогу, и увеличил скорость, чтобы успеть припарковаться на расстоянии, после чего встал через дорогу и стал наблюдать за прибывающими детьми.
Автобус номер девять остановился у школы. Сес открыл двери, и наружу посыпались дети – шумные, радостные, готовые к новому учебному году.
Почти в самом конце появился и Ишмаэль. Он шел медленно, опустив глаза вниз, и выглядел неуверенным в себе и испуганным. Но мисс Керли, которая стояла у главного входа и встречала учеников, взяла его за руку и повела за собой.
Когда они скрылись внутри, у меня сжалось горло. Я поспешил вернуться к пикапу.
Глава 46
Кое-кто соскучился по мне
Когда пришло время обеда, я встретил Сэма у двери, одетый лишь в звуки радио.
– Вижу, ты рад меня видеть, – сказал он с усмешкой.
– Заткнись и поцелуй меня.
Было что-то неоспоримо сексуальное в том, чтобы стоять в чем мать родила, пока он, будучи в костюме и галстуке, обнимал меня прямо на пороге нашего дома.
– Кое-кто соскучился по мне, – заметил он, опустив глаза на мои причиндалы.