– Замечательно, милочка. Ты только взгляни на себя – большая, как дом!
– Я знаю.
– Последняя неделя тяжелее всего, правда, милочка? Когда я носила Говарда, своего первенца, то думала, что он никогда не родится. Наверное, ему было там так хорошо и уютно, что он не хотел появляться на свет.
– Да уж, – без особого энтузиазма ответила Вики.
– А потом – боже правый! – когда он наконец-таки решил появиться, то пошел попкой вперед. Ох, как же мы испугались. Я сказала врачу, что в жизни не решилась бы на ребенка, если б знала, что он пойдет попкой вперед. Но это был Говард, и потом он еще не раз делал все задницей наперед. Господи, ну и намучилась я с этим мальчишкой. Когда он сказал, что перебирается в Мемфис, я вздохнула от облегчения. Конечно, потом он вернулся с поджатым хвостом…
Вики, вздохнув, стесненно мне улыбнулась.
– Милочка, ты в порядке? – спросила мисс Ида.
– Если честно, мисс Ида, мне до смерти надоели разговоры о детях.
– О.
– Я будто ходячая матка. Матка с руками, ногами и головой. Люди глядят на меня, но видят перед собой только матку. Надо, наверное, лечь на стол да раздвинуть ноги, чтобы вы все могли обращаться к ней напрямую, а мне дали передохнуть.
– О, – повторила мисс Ида, и ее брови озабоченно сдвинулись.
– Хотите верьте, хотите нет, но для разнообразия я бы с радостью поговорила о чем-то другом. То, что у меня в матке завелся ребенок, еще не значит, что это всеобщее дело.
– Ох, милочка, – сказала мисс Ида. – Ничего. Малыш скоро родится, все закончится, и, вот увидишь, тебе станет легче. Просто у тебя сейчас большой стресс, но скоро все придет в норму. Что может сравниться с запахом новорожденного малыша, а? Ты должна с нетерпением этого ждать.
– Это девочка, – выдала Грейси Линн из-за горки фасоли. – У меня уже есть один братик. Если у меня будут два братика, то меня точно стошнит. Мальчишки такие придурки.
– Твой брат не дурак, Грейси Линн, – одернула ее мать.
Грейси Линн закатила глаза. Потом посмотрела прямо на Ишмаэля, словно он служил тому доказательством.
– Привет, – тихо проговорил Ишмаэль.
Она скорчила рожицу.
– Я просто не представляю, что буду делать с тремя малышами, – сказала Вики.
– Я уже большая, – взвилась Грейси Линн.
– Тогда веди себя, как большая. Джо Боб думает, будто я завод по производству детей. Он так счастлив. «Мы снова беременны!» Каждый раз, когда я это слышу, мне хочется врезать ему по лицу. Мы беременны. Я вас умоляю! Что-то не видно, чтобы он день за днем таскал в животе шар для боулинга и ходил в трикотажных штанах, потому что его задница растолстела до размера медвежьей берлоги. Мы беременны. Беременны? Да идите в мою жирную задницу!
– Божечки! – схватилась за сердце мисс Ида.
Вики обычно никогда не ругалась.
– Ты когда-нибудь был беременным, Хен? – спросила Вики.
Я сконфуженно улыбнулся.
– Тебе, по крайней мере, можно не беспокоиться, что какая-нибудь дурочка от тебя залетит. Впору тебе позавидовать.
– Хен теперь присматривает вот за этим маленьким мальчиком, – сказала мисс Ида. Шокированная беседой, она, похоже, отчаянно пыталась направить ее в более знакомое русло.
– Это правда?
– Он мой племянник.
– А сестра твоя где?
– Бог ее знает, – признался я.
– Говорят, она пустилась в бега. Иногда я думаю, а не сделать ли мне то же самое. Взять и сбежать, а свою матку оставить на переднем крыльце, чтобы Джо Боб мог наделать себе еще малышей.
– Ну… – нерешительно протянул я.
– Не стоит мне так говорить, – сказала она, – но если этот ребенок не вылезет в срок, то я не знаю, что сделаю. С Грейси я переходила на две недели, и если так же будет и с этим… не хочу даже думать. Хен, сколько я должна тебе за фасоль?
Глава 51
Что такое карманные деньги?
– Мы богачи, – сказал Ишмаэль, с восхищением наблюдая, как я пересчитываю заработанные нами шестьдесят восемь долларов.
Упаковавшись после закрытия рынка, мы сидели в моем маленьком пикапе.
– Вот твоя доля. – Я протянул ему пару долларов. – Спасибо за то, что был таким хорошим работником. Я бы хотел дать тебе больше, но нам надо платить по счетам.
Он смотрел на два доллара с изумлением, не решаясь их взять.
– Бери, – сказал я. – Ты их заслужил.
– Это правда мне?
– Малыш, тут всего лишь два доллара.
– Но…
– Бери же.
Он взял две купюры и уставился на них в полном молчании.
– Когда тебе что-то дают, надо всегда говорить «спасибо», – напомнил я.
– О.
– Так что надо сказать?
– Спасибо, дядя Хен.
– Пожалуйста, Иши. И знаешь, что?
– Что?
– Я еще не давал тебе карманные деньги.
– Что это?
– Каждую субботу родители выдают своим детям немного денег. У вас дома так не было?
Он покачал головой.
– Пусть это будет пять долларов, – сказал я и вручил ему еще три. – Вот. Это тебе на неделю.
Он, казалось, был поражен самим фактом, что ему дали деньги.
– Правда?
– Твоя мама никогда не давала тебе карманные деньги?
– Нет.
– Это за то, что ты помогаешь по дому, прибираешься, моешь посуду и все в таком духе. Можешь потратить их, как тебе хочется.
– Правда?
– Правда.
– Ого!
– Круто, да?
– Да.
– Лучше спрячь их в карман, так будет надежнее.
Очень бережно он сложил деньги вдвое и с безмерно довольной улыбкой убрал их в карман своих красных шорт.
Глава 52
Это мое!
Мы нашли Сэма на заднем дворе. Он подготавливал квадроциклы, потому что днем мы собирались отправиться на рыбалку. На нем были шорты, которые свободно болтались на бедрах, открывая резинку белья – что напомнило мне о кампаниях под девизом «Подтяните штаны», которые вот уже несколько лет бушевали в городках вроде Бенда, – пара старых кроссовок и все, и при виде его нагой загорелой груди, литых мышц и сильных ног во мне вспыхнула страсть и странная гордость за то, что мне принадлежит такой мужчина, как он. Не то чтобы я сам был несимпатичным – люди, по крайней мере, всегда говорили обратное, – но Сэм… он был очень, очень, очень горяч.
– Всем привет, – окликнул нас Сэм, пока мы выгружали пустые ящики и поддоны.
– Дядя Сэм, а мне кое-что дали! – гордо сказал Ишмаэль. – Показать?
– Конечно, ковбоец.
Ишмаэль выудил из кармана свои пять долларов, и Сэм сразу выхватил их из его маленькой ручки.
– Вот спасибо, ковбоец.
– Они мои! – закричал Ишмаэль. – Отдай, дядя Сэм!
– Сначала поймай меня, – сказал Сэм, пятясь назад.
– Дядя Сэм! Нет! Они мои. Дай сюда!
Они понеслись по двору. По крикам, которые издавал Ишмаэль, было неясно, сердится он или смеется. Сэм позволил поймать себя, и они рухнули на траву. Я поморщился, надеясь, что Ишмаэль не разобьет себе голову и не переломает костей. Крича и хихикая, они стали бороться. Сэм перевернулся на спину, а Иши уселся ему на грудь, требуя назад свои деньги, которые Сэм после долгого ворчания и мычания в итоге вернул.
Победно сияя, Ишмаэль примчался обратно ко мне.
– Он забрал мои деньги, – сказал Сэм обиженно, шагая к нам по двору. – Дядя Хен, он забрал мои деньги.
– Они мои, дядя Сэм, – твердо возразил Ишмаэль и засунул деньги поглубже в карман.
– Дядя Хен, пусть он отдаст! – надул губы Сэм.
– Вы перестанете или нет? – сказал я. – Господи! У меня словно не один ребенок, а два. Мы на рыбалку ехать готовы?
– Я хочу есть, – сказал Ишмаэль.
– Я взял сосиски, – ответил Сэм. – Разложим костер и нажарим гору хот-догов – что скажешь, ковбоец?
– Хорошо, – сказал Ишмаэль.
– Ты поедешь с Сэмстером или со своим дядей Хеном? Предупреждаю: Хен водит как старая бабушка. Если поедешь с ним, то доберешься на место не раньше завтрашнего утра, а там уже придет пора идти в церковь.
Иши хихикнул.
– Поезжайте вперед, – сказал я. – А я пока возьму наши купальные шорты.
– Они нам не нужны, – сказал Сэм.
– Нужны, – сказал я. – И солнцезащитный крем. Твой дядя Сэм всегда его забывает. Он, очевидно, считает, что нам нравится разгуливать красными, как вареные раки.
– Поехали, парень, – позвал его Сэм.
Они уселись на квадроцикл и покатили к реке, но не раньше, чем Сэм сделал лихой поворот.
Я снова поморщился, надеясь, что квадроцикл устоит, и они не…
Мы съели сосиски, потом долго рыбачили, потом пошли плавать. Я заставил Сэма надеть купальные шорты.
– Они нам не нужны, – огрызнулся он, пока мы переодевались. – Хен, мы должны быть собой.
– И мы будем – как только разберемся с опекой. А до тех пор, Сэм Рейкстро, ты будешь держать своего жеребца на конюшне. Теперь все изменилось. Да и потом, мир, по-моему, уже достаточно насмотрелся на твою пипку.
– Ладно, мамочка, – тяжело вздохнул он. – Все равно ему не нравится плавать.
– Это ведь мне предстоит отвечать перед судьей.
– Я тоже там буду.
– Ему будут задавать вопросы о нас, знаешь ли.
– Знаю.
– Ну и я не хочу, чтобы кто-нибудь вроде мисс Стеллы пришел и сказал: «О, кстати, я слышала, что они купаются нагишом».
– Что плохого в общении с матерью-природой?
– Сэм, не начинай.
– По-моему, это идиотизм. Радовались бы, что мы выводим его на свежий воздух, и он не сидит целыми днями на заднице, толстея и играя в видеоигры.
– Сэм, просто помоги мне сейчас, хорошо?
– Бэби, я с тобой, ты же знаешь. Я просто говорю свое мнение. Скоро, наверное, заставишь меня еще и в церковь ходить, да?
– Тебе бы не повредило.
– Не понимаю, зачем вообще ты туда ходишь.
– Только не говори, что ревнуешь к моему невидимому приятелю.
– Как по мне, ты только время зря тратишь.
– Слушай, давай не будем, – сказал я.
– Но это нелепо!
– Окей, ты не веришь. Ну и отлично. Дело твое.
– Мне это не нравится, – прямо сказал он. – Они только и делают, что шипят на тебя и называют больным. Как можно с этим мириться?
– У меня есть право отвечать перед своей собственной совестью. Они могут быть не согласны, но это их проблема, а не моя. И я, знаешь ли, не совсем Мария Магдалина.
– Они считают ровно наоборот.
– Я не собираюсь опять заводить этот спор. Иди насади своему сыну червяка на крючок и скройся уже с моих глаз.
Глава 53
Мы заигрались
Когда мы наплавались, я расстелил возле угасающего костра покрывало, намереваясь прикрыть глаза и чуть-чуть подремать. Когда я снова открыл их, время уже близилось к ужину, а солнце садилось.
– Почему вы не разбудили меня? – спросил я, садясь и потирая глаза.
– Мы заигрались, – ответил Сэм.
Они разожгли новый костер. На огне, потрескивая и распространяя по воздуху аромат, лежал большой окунь, частично завернутый в алюминиевую фольгу.
– Хочешь есть? – спросил Сэм.
Я хотел.
– Скоро будет готово.
Лицо и грудь Ишмаэля были красного цвета.
– Ты что, больше не мазал его? – спросил я.
– Ему не нужен солнцезащитный крем.
Я сказал Ишмаэлю стоять смирно и, ворча совсем как когда-то мама, смазал кремом его лицо, спину и грудь.
– Ты будешь проклинать своего дядю Сэма, если это превратится в ожог, – сказал я.
Ишмаэль сел рядом с Сэмом и уставился на него с чудесной улыбкой во все лицо. Они быстро сдружились, говорила эта улыбка. Из нас двоих Сэмстер был добрым дядей.
– Может, споешь что-нибудь? – предложил Сэм.
– Я больше не пою, – сказал я.
– Я уверен, Иши с удовольствием бы послушал тебя. Правда, Иши?
Ишмаэль энергично кивнул.
– И думать забудь.
– Ну пожа-алуйста. – Сэм сделал умоляющее лицо. – Ты разве не помнишь, как раньше мы пели возле костра? Как приносили гитары, делали музыку, сочиняли мелодии…
Я насупился.
– Дяде Хену больше не нравится веселиться, – доверительным тоном объяснил Ишмаэлю Сэм. – Он становится стареньким.
– Просто желания нет, вот и все.
– Он утратил свой свет, – продолжал Сэм. – Как-то раз он стриг газон у мисс Иды и переехал свой свет газонокосилкой. Или его слопала мисс Ида. Господь свидетель, она ест все, что не прибито.
Ишмаэль засмеялся.
– И теперь от него осталась только пустая, грустная оболочка…
– Может, хватит уже? – сердито прервал я его.
– Мамочка, ну встряхнись же ты. Прошло столько времени с тех пор, как они…
– Я не хочу обсуждать это перед ним.
– Хен, это история вашей семьи. У него есть право знать.
– Серьезно? Ты собираешься просветить его прямо сейчас?
– Все равно дети в школе ему разболтают. Ты не считаешь, что мы должны…?
Когда от меня не поступило дополнительных возражений, Сэм повернулся к Иши.
– Мама и папа дяди Хена умерли несколько лет назад. Ты это помнишь?
– Немного, – признал он.
Сэм, слава богу, опустил все менее поучительные детали.
– Они были твоими бабушкой с дедушкой.
– Я знаю.
– Тебе тогда было годика три или четыре. Ты помнишь их похороны?
Иши пожал плечами.
– В общем, с тех пор Хену грустно. Раньше у нас с ним была своя группа. Мы сочиняли песни, и пели их, и устраивали концерты. Но теперь ему больше не хочется петь.
– Почему?
– Не знаю, Иши. Он не говорит, почему.
– Он грустит?
– Угу.
– О.
Ишмаэль посмотрел на меня.
– Я не грущу, – сказал я. – Просто… ну, надо же нам платить по счетам. Я должен работать. У меня нет времени валандаться с группой.
– С таким настроем не стать рок-звездой, – сказал Сэм.
– Желанием стать рок-звездой счета не оплатишь. На случай, если у тебя плохо с памятью, напомню, что большинство наших концертов были благотворительными, и нам не платили. Невозможно платить по счетам, занимаясь благотворительностью.
– Но у нас только-только начало получаться. Мы могли бы поехать в Мемфис, в Нэшвилл, записать демо-альбом…
– Могли бы – как миллион других маленьких групп. А потом – как они же – могли бы умереть с голоду.
– Я всегда находил твой оптимизм очень бодрящим.
– Сэм, если ты облажаешься, то всегда сможешь вернуться домой. Твоя мама оставила твою комнату в точности, какой она была, когда ты ушел. А мне, если я облажаюсь, идти некуда.
– Ты можешь жить у моей мамы вместе со мной.
– Очень смешно.
– Видишь, о чем я? – сказал Сэм Ишмаэлю. – Он испугался, что у нас ничего не получится, и теперь вообще не желает петь. Даже крохотулечную песнюшечку для своего крохотулечного племянника. О, нет! Разве можно! Она же убьет его.
– Отвянь, – сказал я.
– Ты хорошо поешь, дядя Хен? – спросил Ишмаэль.
– Хорошо ли поет дядя Хен? – словно не веря своим ушам, повторил Сэм. – Шутишь? Иши, да он настоящий болотный бог рока. Он залезает на сцену и начинает рычать о топях, о гулящих женщинах, о курении сигарет, и у людей сносит крышу. Он типа нашего болотного Джастина Бибера. Я тебя умоляю! Ангелы сбросили его с неба, потому что завидовали его умению петь. Сама Адель звонила ему и упрашивала дать урок вокального мастерства. Хорошо ли поет дядя Хен? Господи, Иши!
– Думаю, ты несколько преувеличиваешь.
– А я думаю, что ты задолжал своему племяннику песню. Уж одну-то спеть можно, согласен? Самую маленькую.
– Сэм, я знаю, что ты пытаешься сделать. Я уважаю тебя за старания и знаю, что у тебя самые благие намерения, но если ты не заткнешься, я засуну тебе в задницу ногу так далеко, что ты будешь сосать мой большой палец.
– Не выражайся перед детьми, дорогой. Речь идет всего лишь о коротенькой песенке. Я спою вместе с тобой.
Ишмаэль поднял глаза на меня и предвкушающе улыбнулся.
– Нет, – сказал я и встал. – А теперь оставьте меня в покое.
Я ушел к краю воды и сел к ним спиной.
Глава 54