– Мама? – раздался вдруг тоненький голосок.
Я оглянулся и увидел в проеме двери Ишмаэля.
– Мама! – Он бросился к ней.
– Да что б вас, – вырвалось у нее.
– Мама, – простонал Ишмаэль. Его лицо уже было мокрым от радостных слез. – Почему ты ушла?
На кухню влетел одетый в одни подштанники Сэм.
– Я услышал голоса, – сказал он встревоженно. Он, похоже, испытал шок, увидев здесь Сару. – Сара, где, черт возьми, ты была?
Ишмаэль плакал навзрыд у матери на плече.
– О, господи, Иши, – рявкнула Сара. – Не задуши меня.
– Мама! – воскликнул он, вцепившись в нее еще крепче.
– Иши, все.
Она отлепила его от себя. Мне было видно, что там, где она вдавила свои пальцы в его красную кожу, остались белые пятна.
– Хватит ныть! Иисусе.
Его лицо будто схлопнулось. Он закусил губу, отчаянно пытаясь сдержать слезы.
– Не кричи на него, – сказал я.
– Не говори мне, что делать.
– Он всего лишь ребенок.
– И этот ребенок все нервы мне вымотал, нытик проклятый!
– Сара, прошло почти две недели. Мы от беспокойства чуть с ума не сошли.
– Мама? – проговорил Ишмаэль.
– Что? – зло сказала она.
– Мама, я буду хорошим, – тихо сказал Ишмаэль. – Я люблю тебя, мама. Мама, пожалуйста! Я люблю тебя. Я больше не буду плохим. Я стану лучшéе. Я не плохой ниггер.
– Иши, ты отстанешь с меня или нет? Сгинь с глаз долой. Мама устала. Только этого дерьма мне сейчас не хватало. И сколько чертовых раз тебе повторять, что нет такого слова «лучшéе»? Господи боже, когда уже ты скроешься с глаз? Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты так лезешь.
Он отступил от нее, опустил глаза.
Я взял его за руку.
– Да что ты за человек? – гневно воскликнул я, внезапно возненавидев ее раскаленной добела ненавистью.
– Хен, просто дай мне немного денег, и все. Это меньшее, что ты можешь сделать.
– И что это должно значить?
Она медленно покачала из стороны в сторону головой.
– Когда-нибудь ты прозреешь и увидишь, что у тебя перед носом. Мне бы очень хотелось поприсутствовать рядом, когда до тебя наконец-то дойдет, что твоя распрекрасная ебаная семья – не более чем распрекрасная липа. Господь свидетель, ты делаешь все, чтобы это не замечать.
Я молчал.
Ишмаэль повернулся ко мне и уткнулся лицом мне в живот, плача так тихо, словно боялся, как бы его не услышали.
– Как ты можешь так обижать его? – спросил я.
– Хен, какой же ты бестолковый.
– Я не понимаю.
– Я знаю. И так было всегда. Ты видишь только то, что тебе хочется видеть.
– И что это значит?
– У меня нет времени на гребаные двадцать вопросов. Ты дашь мне немного денег или что?
– А как же он?
– Мне плевать. Ты меня слышишь? Срать я хотела. Сунь его в пластиковый мешок и утопи в чертовой речке вместе со всеми остальными детьми, которые нахер никому не нужны.
– Как ты можешь так говорить? Он твой сын!
– Нет, не мой.
– Сара, какого черта?
– Он никогда не был моим. Лично я вообще ничего этого не хотела.
Я в замешательстве уставился на нее.
– Хен, меня изнасиловали. И мама настояла, чтобы я родила. Это ей было нужно. Ей и папочке, но не мне. Меня никто не спросил. И у меня сил больше нет притворяться. Я больше не стану мириться с этим дерьмом. Извини, но с меня хватит. Осуждай меня, сколько влезет. Мне все равно.
– Ты никогда не говорила, что тебя изнасиловали. И он в этом не виноват.
– Я знаю, что нет, и мне очень жаль, но я больше не могу выносить этот ад.
– Почему ты мне не сказала?
– Что именно? Что я хотела утопить своего ребенка в толчке, потому что видеть его не могла? Что я должна была тебе рассказать?
– Мы могли бы помочь.
– Хен, ты просто не понимаешь. Вообще ничего. Я хочу, чтобы все кончилось, чтобы этот ебаный бесконечный кошмар, который длится уже восемь лет, наконец-то закончился. Так что просто дай мне немного денег, и я сразу уйду.
– Ты не говорила, что тебя изнасиловали.
– Ну так я говорю это сейчас, разве нет?
– Почему ты не сказала нам сразу?
– Я не могла, Хен. Не могла, понимаешь? Он сказал, что убьет меня.
– Мы могли бы помочь.
Она покачала головой – как-то печально, сердито.
– Я не понимаю, – повторил я растерянно.
– Ты ничем не мог мне помочь, – после долгой паузы сказала она. – И никто не мог мне помочь.
Она подняла лицо, и я, к своей неожиданности, увидел в уголках ее глаз слезы. Обхватив себя, она рассеянно почесывала открытую кожу.
– Иши может остаться у нас, – сказал я. – Мы договоримся о помощи для тебя. Необязательно жить такой жизнью.
Она покачала головой.
– Почему ты отказываешься?
– Ты дашь мне, наконец, деньги? – вставая, спросила она.
– Сара, пожалуйста. Он не видел тебя две недели. Он с ума сходил без тебя.
– Прости, Хен, – сказала она, и ей, кажется, было искренне жаль. – Я бы очень хотела все объяснить, но ты должен додуматься сам. Да и все равно ты не поверишь, если я расскажу.
– Расскажешь мне что?
Она достала сигаретную пачку.
– У нас дома не курят, – сказал я.
– Да похер. – Она прикурила и выпустила длинную струю сигаретного дыма. – Так ты дашь мне немного денег?
– А как же Иши?
– Хен, сколько раз еще повторить, что мне поебать? У тебя что, кукуруза в ушах? Мне насрать! Ты меня слышишь?
– Ты так не считаешь.
– Не смей говорить мне, что я считаю, или чувствую, или думаю, или пытаться открыть мне глаза хоть на что-то еще в этом растреклятом, гребаном мире. Последнему человеку, который попробовал рассказать, что я чувствую, за его беспокойство жопу снесли.
Я умолк. Оглянулся на Сэма, губы которого были сжаты в мрачную линию.
– Так что насчет денег? – не унималась она.
– Мы ничего тебе не дадим, – сказал Сэм.
– Гомосек, я, по-моему, не к тебе обращаюсь.
– Сара, тебе нужна помощь, – проигнорировав ее грубость, произнес он.
– От тебя мне ничего не нужно.
– Мы вызываем полицию, и мы со всем разберемся, – продолжал Сэм, его голос и поведение были профессиональными, деловыми.
– Может, лучше отлижешь мне? Или так, или деньги. Выбирай. Я не могу торчать тут всю ночь.
– Ты в этом уверена? – спросил Сэм.
– Слушай, заткни свой ебаный рот, – огрызнулась она, становясь агрессивной. – Я пришла сюда не затем, чтобы болтать с тобой, гомосек! Не твое проклятое дело, чем я там занимаюсь. Кто ты такой вообще, гребаный педик? Хен мой брат.
– Можешь называть меня педиком сколько угодно – меня это не задевает. Ты просто демонстрируешь свое собственное невежество, вот и все. Так что продолжай в том же духе.
– Обязательно, говномес. Много задниц отлизал в последнее время?
– Тебе что за дело?
– Какие же вы мерзкие, чертовы педики.
– Будет проще, если ты сама сдашься полиции, – сказал Сэм.
– Сдамся за что?
– Хотя бы за пренебрежение родительским долгом.
– Слушай, Хен. – Она повернулась ко мне. – Мне нужны деньги. И мне надо закинуться. Хотя бы чуть-чуть. Прямо сейчас. Мне очень, очень нужно сделать это прямо сейчас. Хен, ну пожалуйста. Помоги. Ну нет у меня времени на всю эту мутотень. Просто помоги мне, и я сразу исчезну. Ты мне брат или нет?
Я ничего не сказал.
– Тебя никогда не было рядом, когда мне было надо, – горько произнесла она.
– Ты заблуждаешься, если думаешь, будто мы дадим тебе деньги, чтобы ты купила наркотики, – сказал Сэм.
Я взглянул на него. Он, похоже, нарочно выводил ее из себя. Увидев, что я смотрю, он без слов выгнул бровь. Подыграй, говорила она.
– Тебе-то что? – бросила Сара.
– На наркотики я тебе денег не дам, – сказал я.
– Мне просто нужно немного закинуться, вот и все! – с жаром провозгласила она. Обнимая свою щуплую грудь, она нервно, несчастно расчесывала голую кожу. – Хоть чем-нибудь. Хоть чуть-чуть, чтобы немного поправиться. У меня сейчас тяжелые времена. Да только всем наплевать. Но мне надо, хотя бы немного… Хен, пожалуйста, черт побери, я тебя умоляю.
– Ты должна бросить, – сказал я.
– Да что ты об этом знаешь? – закричала она.
– Говори потише. Ты пугаешь его.
– Мне поебать! – рявкнула она. – Ты меня слышишь, а? Хоть кто-нибудь в этом чертовом доме слушает, что я говорю?
Ишмаэль все смотрел на нее, на его лице был испуг.
– Чего уставился? – окрысилась она. – Не смотри на меня, уебыш ты маленький!
Ишмаэль зарылся лицом мне в живот.
Я крепко обнял его, показывая, что все хорошо, что я его защищу.
– Сара, ты должна сдаться полиции, – произнес Сэм. – И обратиться за помощью. Есть люди, которые могут помочь тебе.
– Мне никто не может помочь.
– Тебе нужна помощь.
– Мне нужно немного гребаных денег. Господи, я не шучу!
Внезапно она сорвалась с места и побежала в гостиную, к рюкзаку, словно собиралась выхватить оттуда оружие или сделать что-то столь же нелепое.
Сэм мигом метнулся за ней и успел поймать ее за руку до того, как она добралась до рюкзака.
– Отстань от меня! – закричала она.
– Тебе нужна помощь, – повторил он ровным, серьезным тоном.
– Хен, скажи ему, чтобы он убрал от меня свои чертовы руки.
– Мы вызываем полицию, – сказал Сэм.
– Хера с два ты их вызовешь.
– Я им уже позвонил. Ну и что ты теперь будешь делать?
Она извивалась, вырываясь из его хватки, пока Сэм насильно укладывал ее на диван.
– Отцепись, кусок говна ты обконченный. Хен, убери от меня своего ебучего педика. Господи! Гомосеки проклятые.
– Не подпускай ее к рюкзаку, – встревоженно оглянувшись, предостерег меня Сэм.
Я взял рюкзак и приставил его к стене, подальше от Сары.
– Блядь, я убью тебя Хен! – Она безуспешно пыталась выбраться из-под Сэма. – Убери от меня своего педика. Господи боже мой! У меня, чтоб ты знал, есть права.
Я смотрел, как они борются на диване. Сара – в ее плачевном состоянии – не была для Сэма соперником. И тем не менее, это было уродливо, то, как он доминировал, силой удерживая ее.
– Сэм, – предостерегающе заговорил я. – Не надо…
– Полиция уже едет. Я уже вызвал их, – сказал он через плечо. – Включи на крыльце свет.
Не успел я добраться до двери, как увидел вдали мельтешение синих огней.
– Ты вызвал гребаных копов? – ошеломленно спросила Сара. – Ты, блядь, сдаешь меня?
– Тебе нужна помощь, – сказал Сэм прежним терпеливым, собранным голосом.
Она закричала. Но не обычным криком. В нем было что-то первобытное, звериное, лютое.
Ишмаэль в ужасе вцепился в меня.
– Хен, помоги! – крикнул Сэм, снова оглянувшись через плечо.
Я схватил Сару за правую руку и, пытаясь помочь усмирить ее, потянул вниз, но она была сильной, поразительно сильной. Она визжала и выла, как если бы умирала.
– Мама! – простонал у меня за спиной Ишмаэль. – Мама.
– А-а-а-а-а, – завыла она, содрогаясь в попытках подняться с дивана. На ее губах проступила пена, лицо стало мертвенно-белого цвета.
Внезапно в дом ворвался шеф Калкинс со своими помощниками.
Ишмаэль кинулся ко мне. Я обнял его, преисполненного страдания, и отвернул в сторону, чтобы он не видел, как его мать уводит полиция.
Глава 59
Не будьте слишком уверены
Когда мою сестру увели, Калкинс и один из его помощников – тромбонист Тим Миллер, с которым я всю школу просидел рядом в классе оркестра и который не особенно жаловал гомосексуалистов – остались, чтобы нас опросить.
Я держал на коленях Иши. Он всхлипывал, уткнувшись мне в шею, и его слезы все текли и текли, словно их источником был бездонный колодец.
Мы прошлись по всему, что я вспомнил – не один и не два раза, а три. Судя по всему, Калкинс выискивал информацию. Какую – я понятия не имел. Видимо, пытался определить, с кем была Сара, с кем контактировала, где именно и кого еще можно арестовать.
Допрос напомнил мне о том, как он приходил сюда после смерти мамы и папы. Много раз и всегда задавая вопросы – одни и те же, только по-разному сформулированные, потому что мои ответы явно не удовлетворяли его, и взгляд его глаз говорил, что здесь произошло нечто большее, нежели я утверждаю.
– Я поговорил с социальным работником, которого к нему приписали, – сказал Калкинс, когда они собрались уходить. – С той Дарлин Уилсон.
– Ясно, – ответил я, гадая, зачем он счел нужным об этом упомянуть.
К этому моменту Ишмаэль забылся измученным сном.
Тим Миллер настороженно наблюдал за мной с табуретки. Мне не нравилось то, как он смотрел на меня. И не нравилось, как он периодически косился на Сэма. Я прямо-таки слышал, как у него в голове скрипят шестеренки.
– Ничего еще не закончилось, Хен, – негромко проговорил Калкинс. – Я имею в виду, что на вашем месте я бы не стал сильно привязываться.
– И что это значит? – спросил я.
– Ну, вы с Сэмом живете тут вместе…
Он умолк, словно это было достаточным объяснением.
– Я его дядя, – сказал я.
– Просто есть вещи, насчет которых пока ничего непонятно, – ответил он.
– Кроме меня, у него практически никого больше нет, – заметил я.
– Иногда им нравится вмешиваться в подобные вещи, – сказал он.
– Кому «им»?
– Хен, я лишь пытаюсь сказать, чтобы вы придержали надежды. Не привязывайтесь к нему. Они могут решить, что Ишмаэлю будет лучше не здесь, а где-то еще. В конечном итоге это судье предстоит решать, что случится и что по его мнению лучше всего.
– И почему же ему будет лучше где-то еще?
– Не думаю, что это следует объяснять.
– А я думаю, следует, – с нажимом ответил Сэм. – Ни для кого не секрет, что мы с Хеном трахаемся с десятого класса. Все это знают. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к чему бы там ни было.
– Судья может посчитать по-другому, – выдал Калкинс.
– К вам снова приходила мисс Стелла? – спросил я.
– С чего ты решил, что ко мне ходит только она? – с грустной улыбкой проговорил он.
Глава 60
Тост-солнышко
– Я сделал тост-солнышко, – сказал я. – Будешь?
Ишмаэль не ответил. Он сидел, уставившись в стол, и в нем не было ни жизни, ни энергии, ни самой маленькой искорки. Он казался потерянным, дезориентированным.
– Ну же, ковбоец. – Сэм потрепал его по плечу. – Перед тем, как идти в церковь, нужно поесть.
Он молчал.
– Ради своего дяди Сэма?
Тишина.
Сэм взглянул на меня. Его глаза были полны беспокойства.
Я положил тост на стоящую перед Иши тарелку и придвинул кленовый сироп так, чтобы он мог до него дотянуться.
– Давай, мой хороший. Ты должен поесть. Иначе ты заболеешь.
Он продолжал смотреть в стол.
– Может, сегодня останетесь дома? – предложил Сэм.
– Мы пойдем на мессу.
– Может, у него не то настроение, чтобы…
– Мы пойдем на мессу, – повторил я.
Глава 61
У тебя имеется друг
– Слышал о твоей сестре, Хен, – сказал после мессы Джо Гэллант, пока мы с Ишмаэлем пытались пробраться к выходу. – Вот беда-то, да?
Джо Гэллант был олдерменом четвертого округа и не относился к тем людям, которых я рассматривал, как возможных друзей. Мы посещали одну и ту же церковь, изредка обменивались любезностями и как-то раз сидели рядом на церковном обеде – таков был масштаб нашего взаимодействия. Насколько я знал, мистер Джо – хотя ему было под сорок – ни разу не был женат, хотя часто появлялся на службе с той или иной «подругой» под ручку. Он был немного коротковат, со слегка выпученными глазами и слишком мясистым ртом, но непривлекательным я бы его не назвал. Броские часы на запястье и массивное золотое кольцо на мизинце намекали, что он был при деньгах.
Я опустил гитару и переключил внимание на него.
– Калкинс взял ее за хранение. Кажется, льда, – прибавил он.
– Где вы об этом услышали?
– В Бенде происходит не особо много такого, о чем я бы не знал, – допустил он. – И, конечно, ей вменяется пренебрежение родительскими обязанностями. Плюс владение огнестрелом. Список можно продолжить.