– Тетя Ширли, мне пора считать выручку и закрываться. Спасибо, что заглянули, но у нас все будет нормально. И кстати, нас слушают любопытные уши.
– Мы с твоим дядей Хорасом можем взять этого ребенка к себе.
– Этого не будет, тетя Ширли.
– То есть, ты собираешься позволить людям распускать о твоей семье сплетни? – вопросила она.
– Люди всегда распускают сплетни.
– Что они скажут насчет того, что он живет в одном доме с таким человеком, как ты? Господи, удивительно, что еще никто не позвонил куда надо. Позор! У меня, знаешь ли, есть репутация, о которой надо заботиться – хотя, куда тебе знать, когда у тебя ее нет.
Она посмотрела мимо меня, впервые заметив, что за мной прячется маленький мальчик.
– Ну разве ты не прелестный малыш? – сказала она. – Наверное, скучаешь по маме, но без нее тебе будет лучше…
– Тетя Ширли!
– Что? Это правда, и ему, видит Бог, не повредит узнать правду. Не можешь заботиться о ребенке – значит, не заводи его, а ей, когда она родила, было всего четырнадцать, и теперь она сбежала и опозорила всю семью.
– Тетя Ширли, прошу вас…
– Не знаю, куда она делась, но лучше пусть там и останется. Бросить своего ребенка совсем одного и не вернуться – это что за мамочкой надо быть? Я говорила твоей матери, и не один раз, что ничего путного из этой девчонки не выйдет. Слишком распущенной она была с самого детства. Это все Гудовы гены. Когда твоя мать выходила замуж, я предупреждала ее, но она слушала меня не больше твоей сестры, и вот теперь она убежала…
– Тетя Ширли, пожалуйста! – воскликнул я громко.
– Как будто нам мало того, что сделали твои мама с папой, но это, Хен, уже чересчур. Зачем вам приспичило позорить семью, я просто не представляю.
– Не понимаю, какое отношение это имеет к вам.
– Не забывай, Хен, что дом, где ты живешь, принадлежит моей семье, поэтому меня касается все, что там происходит. Если бы папа узнал, что в этом доме живет какой-то гомосексуалист…
– О, Бога ради!
– Ты подумай, о чем я сказала, – прошипела она, пришпиливая меня к месту своим фирменным взглядом. – И знай, Генри Гуд, если придется, я не испугаюсь побороться с тобой за опеку над этим ребенком. Думаешь, я позволю тебе выставлять нашу семью на посмешище? Думаешь, я соглашусь с тем, чтобы какие-то извращенцы-гомосексуалисты жили в моем доме и вытворяли невесть что с невинным ребенком?
Она фыркнула и, не попрощавшись ни с кем из нас, удалилась. Типичная тетя Ширли. Ни тебе «здравствуйте», ни «как вы» и «что у вас нового». Сразу к делу с изяществом отбойного молотка по коробке с котятами и нередко с похожими результатами.
– Кто это? – тихо спросил Ишмаэль, который, вытянув шею, смотрел ей вслед.
– Сложно сказать, – ответил я, – но думаю, она в родстве с невестой Чаки. (отсылка к одноименному триллеру – прим. пер.)
Глава 23
Боевые шрамы
– Марш! – сказал я и показал на ванную.
– Но я не хочу мыться!
– Ванну надо принимать каждый день.
– Мама никогда не заставляла меня мыться.
– В этом доме ты должен мыться.
– Ну пожалуйста.
– Марш.
– Ну пожалуйста.
– Парень, я не такой, как твоя мама. Когда я что-то говорю, то говорю это серьезно и не собираюсь туда-сюда менять свое мнение. Я не треплю языком просто так. Ты меня понял?
– Но…
– Никаких «но».
На его лице появилось печальное выражение поражения.
– А теперь марш, какашка ты маленькая, – сказал я.
– Дядя Хен, я не какашка.
– Я знаю, но пахнет от тебя уже как от какашки.
– Я не какашка!
– Марш. И помой за ушами. И если не хочешь, чтобы я побрил тебя налысо, то будешь мыть волосы каждый день. У меня нет желания ловить на твоей черепушке вшей. Твой дядя Сэм научил тебя мыться, так что иди и мойся, но только как следует, иначе я возьмусь за тебя сам, и вряд ли тебе это понравится.
Он скорчил несчастную физиономию.
– Налить тебе ванну? – предложил я.
Он кивнул, но с таким убитым лицом, что я почувствовал себя виноватым.
Я наполнил ванну водой, усадил его внутрь, вымыл как следует ему голову.
Пока он играл в воде, я попытался обустроить его спальню. Закончив складывать его вещи, я спрятал их в шкаф, а пижаму положил на кровать. Потом откопал в кладовке старый ночник и включил его в розетку. И еще поставил на тумбочку его Супермена, решив, что знакомая фигурка его успокоит.
Он вернулся, волоча за собой полотенце и капая на деревянные половицы водой.
– О, ну в самом-то деле! – рявкнул я. – Ты что, не знаешь, как вытираться?
Он встал, раскрыв рот, точно птица, пытающаяся срыгнуть.
Я забрал у него полотенце, необъяснимо злой из-за воды, которой он закапал мой пол. В конце концов, это была просто вода. Развернув его, чтобы вытереть спину, я увидел пересекающие его левую ягодицу рубцы – четыре темно-красные, уже поблекшие полосы. Сара, судя по всему, хорошо его приложила, раз остались такие следы.
– Что это? – потребовал я ответа.
Он задрожал.
– Что случилось? – спросил я.
Он повернулся ко мне с затравленным выражением на лице.
– Твоя мать что, побила тебя?
– Я сделал плохое, – признался он. – Мама сказала, я плохой ниггер.
– Не говори так.
– Это правда.
– Не употребляй такие слова.
– Но это правда!
– Мне без разницы. В моем доме такие слова запрещены.
– Извини, дядя Хен. – Внезапно губы у него затряслись, и он ударился в слезы.
– Перестань, – сказал я.
Он стал несчастно тереть глаза.
Я завернул его в полотенце, взял на руки и отнес к кровати, где посадил его к себе на колени.
– Перестань, – повторил я, но уже мягче. – Все хорошо. Я не сержусь на тебя. Я просто хочу узнать, что случилось.
– Я сделал плохое, дядя Хен.
– Что случилось?
– Я разбил окно в ванной. Я попросил у нее прощения. Я сказал, мама, я стану лучшéе. Я сказал, что больше не буду.
– Иши, все хорошо.
– Я сказал ей, но она не слушает меня, никогда.
– И она выпорола тебя?
– Я попросил у нее прощения.
– Все теперь хорошо.
– Я хочу домой, дядя Хен, – сказал он с беспредельным отчаянием.
– Я знаю.
– Я хочу к маме.
– Какое-то время тебе придется пожить вместе с нами.
– Мне тут не нравится.
– Скоро привыкнешь.
– Я хочу домой!
– Извини, но домой тебе пока что нельзя.
– Я не хочу мыться.
– Так надо.
– Мама никогда не заставляла меня.
– Я не твоя мама, парень. И потом, разве тебе не приятней теперь, когда ты весь чистенький, а твои волосы вкусно пахнут?
– Мне тут не нравится.
– Я знаю, что нет.
Он втянул сопли в нос и потер глаза.
– Давай-ка высушим тебя. Уже пора спать.
Пока я вытирал ему голову и помогал с пижамой, Иши молчал.
Забравшись под одеяло, он поднял взгляд на меня.
– Можно мне поспаться с тобой?
– Ты должен спать у себя. Мы будем рядом, дальше по коридору.
Он насупился.
– Я поставил тебе ночник, чтобы не было слишком темно. И еще поставил вот сюда твоего Супермена – он будет присматривать за тобой.
– Я не люблю Супермена.
– А я думал, любишь. Я думал, потому-то он и есть у тебя.
– Мама не слушает меня, никогда. Я сказал, что хочу Капитана Америку, а она сказала, что они одинаковые, раз одеты в одинаковые цвета, но они разные. У Супермена нету щита. Я так ей и сказался.
– Капитан Америка довольно крутой, – согласился я.
– Я тоже хочу такой щит. Его просто бросаешь в кого-нибудь – бам! – и все. И еще он американский, а Супермен прилетелся из космоса.
– О.
– Мама больше не вернется, да, дядя Хен?
– Вернется.
– Правда?
Я вздохнул.
– Она не вернется, да?
– Не знаю, – признался я. – Поживем и увидим, что будет.
– Но почему, дядя Хен?
– Твоей маме надо кое с чем разобраться. И ты в этом не виноват. Иногда взрослые чуть-чуть сходят с ума. Может, ей просто нужно немного времени. Я не хочу, чтобы ты волновался. Дай ей немножко времени, хорошо?
Он заворочался на подушке.
– Спи. Мы с Сэмом рядом. Если что, просто позови нас, договорились?
Он закусил губу.
Я хотел поцеловать его в лоб, но смутился, почувствовал неуверенность.
Он лег на бок, повернувшись ко мне спиной.
Глава 24
Буду через минуту
– Ты идешь в постель или нет? – прошептал Сэм, пока я стоял у двери в Ишмаэлеву спальню и смотрел на него.
– Через минуту, – ответил я.
– Полчаса назад ты говорил то же самое.
– Просто хочу убедиться, что у него все нормально.
– У него все прекрасно. Идем.
– Я буду через минуту.
– Идем. Я хочу секса.
– Ты всегда хочешь секса.
– Но сегодня особенно.
– Сэм, отстань. Ну ей-богу.
– Ты мне нужен.
– Тебе нужна хорошая порка.
– И она тоже, но только если ты пообещаешь шлепать меня по-настоящему сильно.
– Сэм, прекрати.
– Что именно?
– Я не в том настроении.
Сэм раздраженно выдохнул.
– За каким чертом ты стоишь и пялишься на него? – спросил он после продолжительного молчания.
– Я не знаю.
– То есть, у нас появился ребенок, и я сразу стал пустым местом?
– Только не говори, что ревнуешь.
Вместо ответа он развернулся и пошел прочь.
Глава 25
Разговор с шефом Калкинсом
– Итак, Хен, что привело тебя к нам? – спросил шеф Калкинс, когда на следующее утро я сел за его стол, чтобы заявить об исчезновении Сары.
Хотя я знал главу полиции Винегар-Бенда достаточно хорошо, друзьями я бы нас не назвал. Ему было известно про маму и папу. Большую часть работы во время расследования он выполнял сам, затравливая меня бесчисленными вопросами, словно вина за то, что они сделали, каким-то образом лежала на мне, или я должен был это предвидеть или остановить, или словно я что-то утаивал, или…
– Не знаю, с чего и начать, – нерешительно проговорил я.
– Тогда с самого начала и начинай, – предложил он. – Как вы там с Сэмом живете, нормально?
– Вроде бы.
– Нечасто тебя стало видно.
– Просто много работы, – ответил я.
– Сэм хороший парень, – заметил он.
– Это да.
Шеф Калкинс был лыс. На его блестящей макушке неизменно торчали солнцезащитные очки. Лицо у него было круглым, полным, мясистым, а карие бульдожьи глаза словно видели человека насквозь. Они смотрели не то чтобы недружелюбно – хотя умели быть и такими, – но сообщали, что повидали на свете практически все, однако не удивятся, если увидят нечто еще более неприглядное. Тем не менее, Калкинс был приятным в общении человеком и профессионалом своего дела, знал всех по именам, знал, кто где живет и к какой церкви приписан, кто закончил нашу местную школу, а кто недоучка, у кого имеются приводы, кого по субботам поколачивают спьяну мужья, кого ловили на воровстве во «Всегда экономь» и так далее.
– Так что тебе нужно? – спросил он.
– Я насчет Сары.
– Твоей сестры?
– Она теперь живет в Абердине. В субботу вечером она ушла и не вернулась.
– Хочешь подать заявление на ее розыск?
– Вот даже не знаю. Вообще, я скорее переживаю за ее сына.
– Он тоже пропал?
– Нет. Она его бросила.
Он откинулся в кресле, его рот сжался в мрачную линию. Он ничего пока что не говорил, ждал от меня подробностей.
– Ее сыну семь лет. Она оставила его дома совсем одного. Во вторник утром мне позвонила женщина, которая живет по соседству. Сказала, чтобы я приехал за ним, что я и сделал. С тех пор я оставил Саре примерно миллион голосовых сообщений, но она так и не перезвонила. Я не представляю ни где она, ни что теперь делать.
– Ее нет с субботнего вечера?
Я кивнул.
– И она оставила мальчика одного?
Я снова кивнул.
Он еще сильнее нахмурился. Потом выпрямился, положил руки на стол и сцепил пальцы в замок.
– И где он теперь?
– У нас с Сэмом.
У него стал такой вид, словно я вывалил на стол коровью лепешку и ткнул его в нее носом.
– Не люблю я, когда вмешивают детей, – в конце концов покачал головой он. – Дети это святое. С ними нельзя обращаться, как иногда обращаются. Меня оно всегда задевает. До самого сердца. Ты не знаешь, куда делась твоя сестра?
– Нет.
– Она встречается с кем-нибудь?
– Она не заходит, так что не знаю. У нее вечно то один, то другой. Я даже не знаю, кто отец Иши.
– Иши… это ее мальчик?
– Он Ишмаэль, но мы зовем его Иши.
– Он сейчас с тобой?
– Ждет за дверью.
Он тяжело вздохнул, достал пачку бумаги и карандаш, сделал пару заметок.
– Вот, что я сейчас сделаю, Хен, – наконец проговорил он. – Я позвоню в офис шерифа, введу их в курс дела. Кто знает, может у них есть какие зацепки. Есть мысли, куда она могла бы поехать?
– Вы же знаете Сару, – ответил я.
Этого объяснения было достаточно. Калкинс не раз забирал ее – за наркотики, бродяжничество, домогательство, проституцию. Сара могла быть с кем угодно и где угодно, в нашем штате, не в нашем – черт ее знает, куда она подевалась.
– Она ведь сейчас на условном сроке? – спросил он.
Я кивнул.
– И мы предполагаем, что она с кем-то сбежала? Все верно?
– Я не знаю, на что еще думать, – ответил я.
– Она могла ввязаться в какие-нибудь неприятности. Так бывает с теми, кто употребляет наркотики.
Я нахмурился. В его словах был резон. Перед моим мысленным взором возникла картинка: Сара, лежащая в канаве или в овраге где-то в лесу. Содрогнувшись, я отмел ее прочь.
– После того, как я дам делу ход, – сказал Калкинс, – сюда вмешается ДСЗ (департамент социальной защиты – прим. пер.). Ты как, готов заботиться об этом ребенке? Вы с Сэмом… живете там вместе… ты должен понимать, что людям все это не понравится.
Я ничего не сказал.
– Я не цепляю тебя, – прибавил Калкинс. – Но вы готовы ко всему этому?
– Наверное, – сказал я.
– ДСЗ начнет искать ближайшего родственника, какое-то место, куда можно пристроить ребенка. Этим ближайшим родственником окажешься ты. Тебе назначат испытательный срок, чтобы посмотреть, как у вас получается, как вы все уживаетесь, но решение останется за судом по делам несовершеннолетних, и очень может быть, что в итоге тебе придется судиться с сестрой за опеку.
– Хорошо, – сказал я, слегка ошарашенный количеством информации.
– Лучше убедись, Хен, правда ли тебе это нужно. Ребята из соцзащиты будут задавать вам с Сэмом вопросы, крутиться у вас и совать нос в ваши дела, и ты понимаешь, что я имею в виду.
Я ничего не ответил.
Глава 26
Южный джентльмен
Работа в то утро у меня была только одна: двор мистера Коттона Пикла, большое, растянутое пространство на Восьмой улице. Пока я косил газон, Ишмаэль подбирал веточки, которые нападали с многочисленных деревьев мистера Коттона. Мы пропололи клумбу, которая шла параллельно крыльцу, подравняли траву возле подъездной дорожки и тротуара и подмели за собой.
Поскольку уже спустилась жара, я ходил с голым торсом, как и нравилось мистеру Коттону.
Иши, пока мы работали, молчал, погруженный в себя.
Коттон Пикл был местной знаменитостью. Тех, кто не знал о том, что он написал один из величайших в истории диско-хитов под названием «Я верю в буги», быстренько просвещали. Его песни исполняли, среди прочих, Донна Саммер и Лу Ролз, и в свое время он, очевидно, отменно играл на басу. Если его разговорить, он мог поведать, как одной – по-видимому, очень разнузданной – ночью в Атланте переспал со всей группой «KC and the Sunshine Band». В детали он особенно не вдавался, но там присутствовало большое количество ЛСД, а так же бэк-вокалист «Grateful Dead».
По крайней мере, так говорил Коттон Пикл. А он много чего говорил.
Когда мы закончили, я отправился к заднему крыльцу и зашел в дом. Ишмаэля я попросил ждать меня во дворе, потому что мистер Коттон, прославленный автор-песенник, был заодно старым развратником, о чем весь город тоже был в курсе. Время от времени он делал мне недвусмысленные предложения, обещая заплатить за определенного рода услуги – обычно за то, чтобы я ему подрочил после того, как помогу принять ванну. Брать деньги за подобные вещи было неправильно, но иногда из жалости к нему я разрешал уговорить себя на кое-какую «помощь». Мы, в принципе, никому не причиняли вреда. Поскольку он был парализован и прикован к инвалидному креслу, я не обращал внимания на его глупости. Большую часть времени дома находилась его сестра, так что его авансы давно стали достаточно робкими. Да и сложно было не испытывать жалость к человеку, вынужденному всю жизнь разгуливать с именем Коттон Пикл. Плюс у Коттона Пикла имелось свое обаяние.