Мистер Коттон сидел на террасе и наблюдал за нами через окно. Сквозь дверной проем виднелась гостиная, стены которой были увешены плакатами и золотыми пластинками.
– Ох, сколько же загара к тебе прилипло, – сказал он, улыбаясь и восхищенно оглядывая мою голую грудь.
– Вы бы посидели на улице, – посоветовал я. – Солнце пойдет вам на пользу.
– На меня и близко не так приятно смотреть. Ты сегодня привел помощника, да?
– Он мой племянник.
– Симпатичный мальчонка.
Я оставил это без комментариев.
– Как у вас дела, мистер Коттон? – спросил я. – Все хорошо?
– Хорошо… насколько возможно, – протянул он со своим медленным стариковским выговором. – Конечно, мне стало бы лучше, если б ты помог мне принять ванну, но сестра Бетти крутится тут целое утро, как ненормальная. Ты же знаешь, какая она.
Я выдал намек на улыбку.
– Твой чек у нее, Хен, – прибавил он. – Ну и жарень стоит, да?
– Июль.
– Напоминает мне об Атланте, такая жара, – произнес он рассеянно. – Неплохо мы тогда повеселились в Атланте, тут можешь не сомневаться. Я когда-нибудь рассказывал тебе, как провел ночь с «KC and the Sunshine Band»?
– Вы правда переспали с ними со всеми?
– Такие были времена, Хен! Казалось, будто все на свете возможно. Понимаешь, мы верили в буги. Потому-то я и назвал свою песню «Я верю в буги». Раньше мы все во что-то да верили. А сейчас люди, похоже, совсем ни во что не верят. Ходят постоянно смурные и только. Я рассказывал тебе, как «Я верю» чуть было не получила «Грэмми»?
Всего миллион раз…
– Мы думали, что изменим мир, – прибавил он. – Был 1980-й. Единственный год, когда «Грэмми» давали за диско. Проиграл «I Will Survive». Забавно, да? Там был Род Стюарт с «Do Ya Think I’m Sexy». Донна Саммер с «Dim All the Lights». Майкл Джексон с одной из своих ранних вещей. С такими конкурентами даже номинироваться было великой честью. Но Глория Гейнор надрала нам всем задницы и совершенно заслуженно. Хотя она не сама сочинила ту песню. Ее написали Фредди Перрен и Дино Фекарис. Я рассказывал тебе, как однажды повстречал Дино в «Рокси»?
Всего миллион раз…
Погруженный в воспоминания, он испустил тяжкий вздох.
– Слушай-ка, Хен, ты не мог бы помочь мне с подножкой?
Уловка была не новой, однако я решил сделать ему одолжение. Он собирался притвориться, что его ноги стоят на подножке как-то не так, и, пока я с ними вожусь, пощупать меня.
Присев на корточки, я стал осматривать его ноги, не забыв при этом придвинуться достаточно близко, чтобы он мог до меня дотянуться. Его рука почти сразу упала на мою голую спину – словно ради поддержки.
– Добрый ты парень, – заметил он, пока его хрупкие пальцы порхали на моей коже.
Я поправил одну его ногу, поставив ее в наиболее подходящее по моему мнению положение. Он наклонился, его рука принялась блуждать по моей спине.
Я сделал вид, будто продолжаю возиться с его ногой.
По какой причине я это делал, я понятия не имел. Сэм говорил, что это ужасно. Я отвечал, что мистер Коттон просто безобидный старик, которому время от времени хочется немного внимания.
Сэм в таких вещах особой чуткостью не отличался, но Сэм был отчасти шлюшкой, так что я пропускал его слова мимо ушей.
Поправив вторую ногу мистера Коттона, я встал около инвалидного кресла, а он положил свою левую руку мне на живот и стал маленькими кругами его потирать, глядя на меня своими стариковскими слезящимися глазами, словно он был моим сахарным папочкой и имел на то полное право.
– Ты не такой, как все, – пробормотал он тихо. – Ты всегда очень добр ко мне.
– Людям бывает одиноко, – заметил я.
– Ох, не то слово, – отозвался он.
– Вы давно ходили к врачу?
– Нет для меня от них проку, Хен. Только деньги будут тянуть, пока не помру. Эти врачи… они, если хочешь знать мое мнение, как пиявки, все до последнего. Врачи и еще адвокаты. Как запустят в тебя свои когти, так и выдоят досуха. Засядут, как цепни, в кишках и давай потихоньку сосать твою кровь. И агенты такие же. Помереть и оставить все свои деньги тебе – вот, что мне надо бы сделать, Хен.
Его ладонь соскользнула на ткань над моим пахом. Поглаживая выпуклость там, он прикрыл глаза, точно при медитации. Он часто намекал, что оставит мне деньги, на что я тоже не обращал внимания.
– Вам что-нибудь принести, пока я здесь?
– Лучше навещай меня чаще, – ответил он. – Только и получается заманить тебя в гости, если надо подстричь траву, или окно починить, или еще что-нибудь. А мне ведь так нравятся твои визиты.
– Скабрезный вы старикашка, – сказал я, но без злости.
– Я такой, – признал он с улыбкой. – В мои времена все было иначе. Чтоб раньше кто-то жил, как живете вы с Сэмом… господи боже! Люди бы этого не стерпели. Только не в наших краях!
– Жизнь меняется, – ответил я.
– Жаль только я этого уже не увижу. В том-то и состояла вся прелесть диско, Хен. В нем можно было увидеть любовь. Все танцевали, обжимались, любили друг друга… Не было ни черных, ни белых, ни геев, ни натуралов. Мы собирались изменить мир. Но люди, похоже, больше не верят в то, что мир может перемениться. Ты еще пишешь песни?
– После маминой смерти не написал ни одной.
– Ничего, скоро напишешь, – заверил меня он. – Нелегко это, написать песню, если сердце к ней не лежит. Но скоро твое сердце снова проснется. Сочинительство всегда было моей первой любовью.
– Берегите себя, мистер Коттон, – сказал я. Потом наклонился и полуобнял его, позволив ему на несколько секунд ощутить мою кожу, коснуться меня, приложиться лицом к моей голой груди.
– Твой чек у сестры Бетти, Хен, – сказал он, когда я отстранился.
– Увидимся через пару недель, мистер Коттон.
– Я буду здесь, – пообещал он. – Если только проклятые врачи меня не прикончат. А ты знаешь, эти сукины дети только того и хотят.
Глава 27
Монашка на лестнице
– Сестра Асенсьон, это Ишмаэль, мой племянник. Мы зовем его Иши.
– Привет, – сказал Ишмаэль, поднимая взгляд на сестру Асенсьон, которая была маленькой и хрупкой, как птичка. Очки с толстыми стеклами и строгое выражение на узком лице придавали ей сходство с огромным кузнечиком.
Была среда, и мы пришли в церковь на вечернюю мессу.
Сестра Асенсьон была нашим приходским священником – по крайней мере, в моем представлении. Когда отец Гуэрра не мог приехать из Оксфорда, чтобы провести мессу, его замещала сестра Асенсьон и справлялась с делом прекрасно.
– Твой дядя много рассказывал о тебе, – сказала она Иши. В ее голосе слышался сильный бронкский акцент. – Тебе очень повезло иметь такого дядю, как Хен. Он уже поручал тебе доить Ромни?
Ишмаэль улыбнулся.
– Ты следи за ним, а то не успеешь и оглянуться, как будешь выполнять за него всю работу. Может, ты и здесь начнешь помогать? Ты любишь мыть окна? У нас много витражей, которые требуется перемыть, и нам пригодилась бы маленькая обезьянка, вроде тебя, чтобы лазать по лестницам. Что скажешь?
– Нетушки!
– Что ж, попробовать стоило. Сама я никогда больше и близко не подпущу свой зад к этой лестнице. В прошлый раз кто-то сфотографировал меня и поместил фото в газету. Никто не хочет смотреть, как монашка стоит на лестнице с болтающимся на ветру задом. Ты точно не хочешь помочь?
Ишмаэль хихикнул.
– Я надеюсь, в воскресенье ты придешь на мессу пораньше. Тогда ты сможешь поиграть с другими детьми из молодежной программы. Я думаю, тебе будет весело. Мы, разумеется, стараемся сильно не веселиться – все-таки, как-никак, мы баптисты, – но ты понимаешь, как оно происходит. Ну что, ты не против прийти и повеселиться с нами?
– Хорошо, – сказал Ишмаэль.
– Вот и умничка! – провозгласила она. – Твой дядя приносит нам козье молоко. Мы с сестрой Лурдес пьем его, потому что не хотим его огорчать. А тебя он заставлял его пить?
– Гадость!
– Противное, да? Будто жирафье. «Вот, сестра, я подоил вам жирафа. Попробуйте! Такая вкуснятина!» Но таков уж твой дядя, и именно потому мы любим его. И знаешь, в целом, козье молоко совсем не плохое. Оно даже начинает мне нравиться. Все лучше, чем пить ту двухпроцентную чепуху, которое сестра Лурдес приносит из гастронома. Божечки! Меня словно наказывают за мои грехи, а их, святые свидетели, было немало.
Ишмаэль смотрел на нее сияющими глазами. Сестра Асенсьон всегда производила на неподготовленных зрителей подобный эффект.
– В общем, приходи в молодежную группу. Они как раз ищут еще одного игрока для футбольной команды. Иши, ты любишь футбол?
– Я никогда в него не игрался, – признался он.
– О, там нет ничего сложного, – заверила она его. – Просто бегай, пинай мяч, кричи, вопи, снова бегай, пропотей хорошенько, и через два часа они решат, кто победил, а кто проиграл. А потом вы пойдете в кафе и выпьете по большущему шоколадному коктейлю, в чем, если хочешь знать мое мнение, и есть суть игры. Я права?
Он улыбнулся.
– Есть какие-нибудь новости, Хен? – спросила сестра, повернувшись ко мне.
– Нет, – тихо ответил я.
– Видимо, нам остается только молиться. Вы как, уже обустроились?
– У нас все нормально.
– С детьми бывает непросто, но я не сомневаюсь, ты справишься.
– Вообще, я до смерти перепуган.
– Почему это?
– Я ничего не смыслю в том, как их надо воспитывать.
– Что там смыслить? Корми и пои их, и ставь раз в неделю под душ. И желательно не теряй – я слышала, это важно. Полиция подобные вещи не одобряет.
– Интересно, что об этом скажет мисс Стелла.
Сестра Асенсьон огорченно поджала губы. Что поделаешь – казалось, говорила она.
Мисс Стелла Кросс, муж которой одно время работал в муниципалитете, недавно спросила приходской совет, нормально ли, по их мнению, то, что «практикующий гомосексуалист» не только вопреки всем церковным законам получает в их церкви причастие, но вдобавок играет на гитаре во время мессы. Поскольку она была президентом совета, отмахнуться от ее вопросов было нельзя.
Отец Гуэрра пообещал «разобраться».
– Что поделаешь, – сказала сестра Асенсьон.
– Мне лучше пойти настраиваться.
Глава 28
Спой новую песню
Пока я вместе с Анной и Келли стоял перед микрофонами, Ишмаэль взирал на меня с каким-то благоговением на лице. Он так увлеченно смотрел на нас, что вряд ли уделял много внимания самой мессе.
Он напомнил мне меня самого в детстве, когда я точно так же глазел на хор, на гитаристов, на органиста и пианиста, завороженный воспроизведением музыки. Она казалась мне чем-то величественным и прекрасным – чем-то мистическим, таинственным, удивительным. Мою первую гитару папа подарил мне в семь лет, и потом я провел не одно и не два воскресенья на переднем крыльце Дона Уилка, когда приходил к нему учиться играть.
Пока мы стояли на коленях во время молитвы, я спросил Ишмаэля, принимал ли он Первое Причастие.
– Что такое «перчастие»? – спросил он.
– Твоя мама что, никогда не брала тебя в церковь?
Он помотал головой.
– Когда мы пойдем причащаться, просто приложи руки к груди. Так священник поймет, что тебя надо благословить.
– Хорошо.
Когда пришло время идти к алтарю за причастием, отец Гуэрра, увидев рядом со мной Ишмаэля, бросил на меня какой-то подозрительный взгляд.
Глава 29
Микробы
На дорожку, озарив светом фар наши окна, свернула машина, и Шарла залаяла.
– Это, наверное, Ларри, – сказал Сэм. Ларри был одним из его младших братьев.
Мы смотрели «Остров Гиллигана». Недавно Сэм купил цифровую антенну, которая ловила в том числе и канал со старыми сериалами. У нас не было ни кабельного, ни «Нетфликса». Мы с Сэмом довольно бережно относились к деньгам и не тратили их на вещи, за которые не могли заплатить. Сэм всегда мог обратиться за деньгами к родителям, но ему не давала гордость. У меня же не было за душой и ночного горшка, хотя имелось несколько окон, откуда я мог выплеснуть его содержимое.
Я был счастлив видеть, что Гиллиган и его банда полностью захватили внимание Ишмаэля, и он отвлекся от мучительных мыслей о матери. Он свернулся калачиком на диване рядом со мной, используя мое бедро как подушку.
Влетев в дом, Ларри сразу направился к раковине, где тщательно вымыл руки, после чего со стыдливой улыбкой на лице вернулся в гостиную.
– Микробы? – спросил я.
– После руля, – пожал он плечами. – На этой неделе не было времени вымыть пикап изнутри. Такая мерзость! У вас нет влажных салфеток?
Ларри всерьез загонялся на тему микробов.
– Лежат на столе, – сказал я.
– Знаете, что я слышал? – спросил он, вытирая руки.
Я вздохнул. С Ларри угадать было сложно.
– Про обезьян-капуцинов, – сказал он. И, умолкнув, стал ждать, когда кто-нибудь из нас выкажет интерес.
– Что с ними? – спросил Сэм, зная, что у нас нет выбора.
– Они здороваются друг с другом, предъявляя свои эрекции. Так что, если я зайду сюда с голым членом, знайте: я всего лишь пытаюсь быть дружелюбным.
– Может, не стоит говорить такие вещи перед ребенком? – спросил я.
– Но Хен, я думал, ты уже вырос.
– Я не себя имею в виду.
– Ну, у Иши тоже есть член, разве нет?
– Ларри, пожалуйста.
– Так вы идете завтра на это свое «мероприятие»? – спросил он.
– Естественно, да, – ответил Сэм. – И ты тоже там будешь. Я не желаю слышать ни слова о том, что в толпе у тебя начинаются панические атаки.
– Но, Сэмстер, я же не вру, – сказал Ларри. – Большие толпы – главная причина распространения заболеваний. Люди трогают все подряд, потом притрагиваются друг к другу… И еще дети… Бог знает, где побывали их руки. Страшно даже представить.
– Ты придешь, – строго сказал Сэм.
– Я просто сказал.
– Это важно, Ларри, – сказал Сэм. – Чертов «Уолмарт» может выдавить нас из бизнеса, и как тогда ты будешь платить за свой колледж?
– Да приду я, приду! Господи… Я просто заехал сказать, что Калкинс ворчит на эту тему.
– Ворчит?
– Он считает, что протесты и все такое выставляют город с плохой стороны. Он не хочет «иметь в своем городе такие мероприятия».
– У нас демократия, Ларри.
– Я просто сказал.
– Выражать свое мнение – наше законное право.
– И никто его не оспаривает. По крайней мере, такова официальная политика партии.
– И хватит называть это «мероприятием». Это протестная акция. Используй, хотя бы, правильный термин. Так что они говорят, шеф Калкинс и его приятели?
– Что ты выставляешь город в дурном свете.
Ларри сделал паузу, чтобы поскрести свою бороду.
– Тебе когда-нибудь говорили о том, сколько микробов живет в бороде? – спросил я.
– Это миф, – отпарировал он.
– Как скажешь.
Ларри прищурился на Ишмаэля.
– Что, черт побери, у него за имечко – Иши?
– Ларри! – сердито воскликнул я.
– Я просто шучу. Как твоя мама, приятель? Насколько я ее помню, штучка она была жаркая!
– Ларри!
– Что?
– Для студента ты иногда ведешь себя, как полный кретин, – заметил Сэм.
– Но это правда, – принялся защищаться Ларри. – Видел бы ты ее в шортиках.
– Возможно, сейчас не лучшее время ударяться в воспоминания, – сказал Сэм. – Поскольку она… ну, ты знаешь.
– О, – сказал Ларри. – Я и забыл. Они уже нашли… что-нибудь?
– Пока нет.
– В воскресенье у мамы день рождения, – сменил тему Ларри.
– Я помню, – ответил Сэм.
– И ты приведешь своего любовничка?
– Если захочу – приведу, – твердо ответил Сэм.
– Поли, знаешь, это не нравится.
– Поли может поцеловать меня в задницу.
– Это будет инцест. Мама сказала, о вас ходят слухи…
– Слухи?
– Хен всюду водит за собой этого малыша. Люди, знаешь ли, начинают болтать.