- Даже не думай, Энджел. Не зли меня и не заставляй меня жаловаться Эшу, он и так зол на тебя.
Олис хмыкнул, но послушно поставил бокал на место. Надо было все-таки шагнуть с этого чертового моста – сейчас бы не знал никаких проблем. Его взгляд скользнул по остальным мальчикам, и лицо залила краска стыда. Лей сидел с гордо поднятой головой, так, как будто его сердце сейчас не сжимается в тугой комочек от страха перед сегодняшней ночью. Так, как будто он сейчас не в борделе, а на приеме у короля. Словно почувствовав его взгляд, Лей повернулся. Пару секунд всматривался в глаза Олиса, и светло ему улыбнулся. А потом его лицо исказилось, он весь как-то сжался, глядя за плечо Олиса. Тот обернулся и поджал губы, чувствуя, как клокочет ненависть внутри. В дверях залы стоял постоянный клиент Лея. Он пробежался взглядом по всем присутствующим мальчикам, наткнулся на сидящего Лея и застыл. Губы растянулись в нехорошей усмешке, и он поманил его пальцем. Лей обреченно поднялся, опустив голову. Тут же рядом с ними нарисовался Натали и, подобострастно улыбаясь, повел их за собой. У подножия лестницы Лей оглянулся, и Олис вздрогнул. Столько тоски стояло в голубых глазах…
- Привет, сладенький, ты свободен?
На талию легла чья-то рука, и заученная улыбка, вбитая неделями наказаний, сама собой скользнула по губам Олиса:
- Конечно.
- Как зовут тебя, куколка?
- Энджел, - на одном выдохе произнес Олис.
Мужчина вскинул брови:
- Энджел? Ты не похож на ангела.
«Скажите это Эшу…» Олис еле успел прикусить язык, чтобы не дать этим словам вырваться наружу. Все это не имеет смысла, просто не имеет смысла.
- Но меня так зовут.
Мужчина улыбнулся:
- Хорошо, пусть будет Энджел.
И началась работа. Лица клиентов мелькали перед глазами, как в калейдоскопе. Кажется, среди них была парочка уже виденных им ранее. Все, как всегда. Даже то, что сегодня пятница – день «особых» клиентов, как называли здесь мужчин с особо извращенными наклонностями, не сильно напрягало. Пару раз на него надевали кожаный ошейник с шипами и охаживали плетьми, но во всем этом не было ничего ни особенного, ни до этого не пробованного. Масленые глазки, похотливые руки и гримасы презрения уже после того, как все заканчивалось, и очередной клиент отваливался от него. Олис послушно выполнял все, что ему говорили, не допуская мозг до того, что происходило с его телом. Правда, в последнее время делать это почему-то становилось все трудней. И тогда он начинал думать о чем-нибудь отвлеченном. Обычно это помогало, но сегодня…
Сегодня перед глазами стояло лицо того незнакомца на мосту. Вернее то, что Олис смог разглядеть в тени. Всего лишь пара черт, которые врезались ему в память. И глаза. Их цвет Олис тоже не смог понять, но вот ярость, горящую в них, он помнил слишком хорошо. Олис неосознанно сжался, и мужчина сзади захрипел, кончая.
Прозвенел тихий звонок, и Олис облегченно вздохнул. Вот и все. Все закончилось и через пятнадцать минут здесь не останется никого чужого. Когда за его последним клиентом закрылась дверь, он рухнул на постель. Он полежит здесь еще пару минут, а потом встанет и пойдет к себе. Примет душ, смажет царапины и завалится спать до завтрашнего вечера. Всего пару минут…
Он проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Олис резко вскинулся, глядя почти безумными глазами по сторонам, а потом все стало на свои места. Он просто уснул в «рабочей» комнате. Рядом стоял Натали, кривя губы:
- Давай, красавчик, выметайся отсюда, здесь нужно прибраться. Если тебе не хватило и не хочется уходить, можешь обратиться к Эшу, думаю, он тебе не откажет.
Олис поднялся:
- Завидуешь?
Натали вскинулся:
- Что!? Ах ты, щенок…
Но Олис только фыркнул, направляясь к двери. Натали ненавидел его, и он отлично об этом знал. Трудно сказать, что послужило причиной этой странной ненависти: то ли положение «любимчика» Эша, то ли то, что Олис был единственным, кто не боялся длинного языка «мадам». Но Натали старался задеть при каждом удобном случае. Вот только Олису его придирки были, как комариные укусы – неприятно, но терпимо.
Он шел по пустому коридору к лестнице и уже почти добрался до нее, когда услышал донесшийся откуда-то сбоку слабый стон. Он притормозил и замер, прислушиваясь. А когда стон повторился, нерешительно пошел на звук. В голове промелькнула мысль, что, может, кто-то из клиентов еще остался, заплатив громадные «сверхурочные», но отмел эту мысль. Это было настолько редко, что, можно сказать, не было вообще – уж слишком дорогое это было удовольствие. Олис шел по коридору, прислушиваясь, но когда понял, куда привели его ноги, остановился, словно врезавшись в невидимую преграду. Приоткрытая, обитая черной кожей дверь, большая, тяжелая, похожая на дверь темницы. Дверь «глухой» комнаты. Олис непроизвольно сглотнул, когда перед глазами с пугающей яркостью встал обрывок воспоминания, которое он хотел забыть. Воспоминания о первом и единственном посещении этой комнаты. Тогда он отделался парой сломанных ребер, множеством ожогов от тлеющей сигареты и вывихнутым суставом. И считал, что ему еще повезло. Бедный Лей после посещения этой комнаты обычно не разговаривал два дня. Лей!! Олис вскинулся и, разом позабыв обо всех своих неприятных воспоминаниях, рванулся вперед. Он взялся за вычурную ручку и потянул дверь на себя. Тяжелая дверь поддавалась с трудом, но все-таки поддавалась. Когда щель расширилась достаточно для того, чтобы Олис смог в нее пролезть, он без малейших колебаний кинулся внутрь. И застыл, борясь с ощущением, что смотрит дешевый фильм ужасов. Комната была другой. Словно специально созданная для того, чтобы внушать ужас. Дыры в штукатурке стен, кровавые отпечатки, глубокие борозды – следы ногтей… Тусклый рассеянный свет, железная кровать с висящими на ее спинке наручниками, порванный в клочья матрас. И лежащий на ледяных камнях пола Лей, скребущий по ним ногтями. Абсолютно голый, покрытый лишь сеткой тонких, сочащихся кровью порезов. Под ним уже натекла темная вязкая лужица, он трясся, как в лихорадке и все время пытался подняться. Но снова и снова обрушивался на пол, заставляя капельки крови разлетаться по комнате. От удара о камни он тихо вскрикивал, а потом его крик переходил в стон. А Олис… Просто стоял и смотрел на это, не в силах пошевелиться.
И только когда мутный, безумный взгляд Лея наткнулся на него, он вздрогнул и очнулся. Бросился к нему, больно ударившись коленями об пол, но даже не заметил этого. Кровь мгновенно пропитала легкую ткань брюк, и красное пятно начало быстро расползаться по ним. Но он не заметил и этого. Протянул руку и легко, боясь причинить еще большую боль, коснулся Лея. Тот вздрогнул и сжался в комочек.
- Лей… Облачко…
Но тот его не слышал. По его лицу, покрытому синяками и порезами, катились слезы, перемешиваясь с кровью. Пепельные волосы стали почти черными. А губы… С ними было что-то не так. Присмотревшись, Олис охнул и отшатнулся. Они… они… Нитки, свисавшие из маленьких дырочек, клочья кожи… Их сшивали, а потом разрывали. Олис почувствовал, что его мутит, голова начала кружиться… И тут. Лея вдруг перестало трясти. Он весь как-то обмяк, словно до этого к нему подключили генератор, а теперь вот электричество убрали. Глаза прояснились, но Олис предпочел бы этого не видеть. Облегчение, странное спокойствие. Лучше уж безумие.
Остатки губ Лея дрогнули, и вместе с ними вздрогнул Олис. Ему захотелось заорать на Лея, чтобы тот не двигался, но он не мог заставить себя открыть рот и произнести хоть слово. И тогда он просто нагнулся над ним. Близко, так близко, что видел просвечивающие сквозь дыры в губах зубы.
- Энджи… никогда… не… сдавайся…
На плечо Олиса легла чья-то тяжелая рука, пальцы с силой сжались, заставив его вскрикнуть. А еще через мгновение он лежал на полу у стены, отброшенный этой самой рукой. Его откинули с дороги, как нашкодившего котенка. От удара дыхание на миг перехватило и в глазах потемнело. А когда прояснилось, он увидел разъяренного Эша, Натали и людей в белых халатах. Они суетились вокруг Лея, бестолково сталкиваясь, крича друг на друга, размахивая руками. От их мельтешения у Олиса мгновенно заболели глаза, и он просто прикрыл их. Просто прикрыл… И мгновенно начал сползать в вязкую темноту. Благословенное забытье. И уже на последней грани сознания до его слуха донесся злой беспомощный голос Эша:
- Поздно. Уже поздно. Он потерял слишком много крови.. Его было не спасти.
2.
Два следующих дня Олис провалялся в постели, даже не пытаясь сделать усилие и подняться. Эш не трогал его, велев всем остальным оставить его в покое. И за это Олис был готов терпеть его присутствие рядом с собой до конца жизни. Он лежал, завернувшись в одеяло, и просто смотрел за окно, на ветки деревьев, покачивающихся под слабыми порывами ветра, на проплывающие мимо облака. Смотреть на них было почему-то так больно. Они были таким же цветом, как волосы Лея. Иногда Олис закрывал глаза и тогда в его ушах начинал звучать слабый голос. «…не сдавайся…» Когда слушать его стало уже невыносимо, он снова открывал глаза и смотрел на проплывающие мимо облака. В голове не было ни одной мысли, ни даже намека. Его сознание было так же чисто, как солнечный диск, изредка проглядывающий сквозь облака. Так… было легче.
Время шло, то растягиваясь, то снова топчась на месте. Стрелки послушно отсчитывали секунды, минуты, часы. А когда они замерли на восьми вечера, он вдруг встрепенулся. Откинул одеяло, оделся, причесался, даже не глядя в зеркало и, открыв дверь, выскользнул в коридор. Привидением пронесся по дому и, воспользовавшись тем, что охранник увлекся изучением журнала с голой девицей на обложке, прокрался мимо него и оказался на улице. И пошатнулся от разом нахлынувших на него звуков, запахов. Словно в его ушах была вата, а теперь вот ее вытащили. Так странно… Олис воровато оглянулся на вычурные окна и припустил вдоль стены к парку, надеясь, что его не заметят.
Куда он шел, он и сам не знал. Единственное, что он знал точно – так это то, что пока звучит в его ушах слабый голос Лея, он не будет ни прыгать с моста, ни резать себе вены. Он чувствовал себя на середине какого-то перекрестка. Как раньше уже не будет – все изменилось каким-то странным образом. Но и впереди сплошной туман. У него нет ни денег, ни документов, ни образования. Уйти из Дома? А что дальше? Ночевать по вокзалам, пробиваясь случайными заработками? Олис усмехнулся. Этот номер не пройдет. Чтобы уйти по-настоящему, надо уехать далеко-далеко. Потому что его лицо не самое незаметное и любой привокзальный сутенер «срисует» его вмиг. А уж скорость, с которой Эш узнает о его появлении, будет скоростью света. Но и уехать он не может. Хотя бы потому, что у него нет ни денег, ни документов.
Так что у него остается? Можно вернуться, но, опять-таки, что дальше? Пока он молод и вид у него не потасканный, он может не думать о еде и крыше. Но что будет, когда придет его черед? Становиться таким же, как Натали? Хотя, скорее всего, Эш без колебаний выкинет его на улицу. Или отдаст на «работу» все тем же привокзальным сутенерам. Потому что Олис – раб. И они могут сделать с ним все, что им заблагорассудится.
Из раздумий его выдернули резко и жестоко. Просто рядом выросли две тени, а в следующую секунду Олис оказался лежащим на холодной земле. Он дернулся, пытаясь вырваться, но, получив сильный удар по почкам, снова рухнул на землю, застонав. Чьи-то пальцы схватили его запястья и потянули вперед и вверх, и он мгновенно лишился возможности даже двинуть собственными руками. Он попытался поднять голову, но чужая ладонь легла на затылок. Все случилось настолько быстро, что в начале Олис ничего не успел понять, но, как только почувствовал, как кто-то разрывает на нем брюки, он дико и пронзительно закричал. Тут же его рванули за волосы, поднимая голову, а рот заклеила широкая полоса липкой ленты. За что…
От резкого рывка, поставившего его на колени, голова мотнулась, и из глаз посыпались искры. От отчаяния он тихо-тихо застонал.
- В чем дело, шлюшка? – тихий шипящий голос, прозвучавший над самым ухом, заставил его сжаться. – Тебе же не впервой, правда? Сучонок… Или ты только богатеньким подмахиваешь? Так мы тоже не прочь такого мальчика оприходовать.
От обиды и страха Олис задрожал. Но обида почти тут же смылась под водопадом, океаном резкой, разрывающей боли. Из глаз брызнули слезы, но он не мог даже закричать. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что сейчас, в общем-то, не происходит ничего для него необычного. Пятница как раз и была днем таких «развлечений». Да и насиловали его в жизни столько, что можно было бы привыкнуть. Но тело и сердце не хотели слушать рассуждения мозга. Ему было больно, больно так, словно его одели на кол. И в голове просто не осталось ничего кроме безмолвного вопля.
Ему показалось, что прошли часы, сутки до того момента, как его оставили в покое, лежащим в луже собственной крови, с размазанными по лицу слезами. На ледяной земле, не способного даже пошевелиться от боли. Перед глазами словно висела мутная пелена, и окружающее виделось словно в каком-то тумане. Совсем рядом раздались тихие шаги, и Олис неосознанно сжался. Если это вернулись те твари… Перед глазами появилось темное размытое пятно, и Олис напряг зрение, чтобы разглядеть его, но глаза слезились, не подчиняясь ему. До плеча дотронулись теплые осторожные пальцы. Олис взвыл и рядом тихо выругались.
- Прости. - Голос был странно знакомым. Но где он его слышал, вспомнить не мог, да и просто был не в состоянии. - Подожди, я вызову тебе «скорую».
Тень отошла, и Олис еле сдержался, чтобы не заорать ей «не уходи!» Рядом с ним было так спокойно…
Короткий разговор по телефону, которого он не расслышал, и тень вернулась. Присела рядом на корточки:
- Малыш… Какие суки тебя так?
Но Олис молчал, чувствуя, что ответа от него и не ждут. От холода, идущего с земли, он начал дрожать. Странно, что этого не случилось раньше – он валялся на земле почти голым. Плечи и грудь накрыло что-то теплое, и Олис поспешно зажмурился, стараясь не выпустить на волю слезы. До этого момента он словно не понимал, что все это произошло и происходит с ним. Но как только его дрожащего тела коснулась теплая ткань, и он вдохнул слабый чужой аромат, заслон, установленный его мозгом, спал. И все, ВСЕ, что с ним сделали, он будто пережил заново. Память раз за разом прокручивала все в мельчайших деталях, а тело послушно погружалось в новые океаны боли. И казалось, что этому не будет конца.
Легкое, как дуновение летнего ветерка прикосновение к спутанным волосам - и память, словно парализованная, замерла на стоп-кадре. Олис чуть расслабился, боясь неосторожным движением потревожить ее и снова включить этот безумный калейдоскоп. Но секунды шли, а ничего не менялось. Лишь осторожное поглаживание говорило о том, что время не остановилось. Осмелев, Олис чуть приоткрыл с силой зажмуренные глаза. От яркого света, резанувшего по ним, застонал. Но уже через секунду снова их распахнул. Широко, с немым удивлением и изумлением. Потому что сейчас его зрение пришло, наконец, в порядок, и он смог разглядеть того, на чьих коленях лежала его голова. Тот самый незнакомец с моста. Так вот почему его голос показался Олису знакомым! На мгновение он забыл обо всем – о том, что сейчас валяется на холодной земле с разодранной задницей. О том, что от резкого движения болью сводит все тело. Он просто смотрел, смотрел. Потому что сейчас, при свете, он разглядел, наконец, его лицо. И чувствовал, как каждая черточка врезается ему в память, в самое сердце. Как ожог, клеймо от каленого железа. Каждая ресничка, прикрывающая глаза зеленого цвета, тонкие черты лица, безупречно очерченные губы, которые сейчас чуть кривились… Он был похож на сказку, волшебную, неземную. В разметавшихся по плечам волосах незнакомца запутался листочек, и Олис внезапно почувствовал к нему острую зависть. Это было так странно и необычно…
Где-то близко раздался пронзительный вой сирены, но Олису было уже все равно. Лишь только когда незнакомец поднял голову, и его лицо почти исчезло из поля зрения Олиса, что-то похожее на глухую злость шевельнулось в нем. А потом началось что-то невообразимое: врач, санитары – они все суетились, что-то кричали друг другу и почему-то старались не смотреть на Олиса. Или ему это так казалось: по сравнению с абсолютно спокойным и расслабленным незнакомцем все остальные выглядели просто марионетками, у которых перепутались нити. Когда санитары приподняли его, чтобы переложить на носилки, Олис непроизвольно взвыл – похоже, у него были вывихнуты оба плеча. В глазах мгновенно потемнело от боли, а еще через несколько секунд он оказался в машине. В вену вонзилась игла, и веки налились свинцовой тяжестью. Единственное, о чем он успел подумать, это поедет ли тот незнакомец с ним. А потом пришел мрак.