Я, Рязанцева Виктория Алексеевна, обещаю слушаться своего будущего мужа, Гущина Сергея Александровича. Обещаю его не бить, чем попало, а нежно целовать и гладить по головке, как бы он не провинился и какую бы глупость не сказал. Обещаю его встречать с улыбкой на лице с ласковыми приветствиями, когда он опаздывает с работы или вообще не приходит ночевать, ведь он работает на калыме, во благо семьи, на новый отпуск жене. Обещаю не рожать, пока муж не разрешит, так как Серёжа не готов ко второму ребенку. Не называть мужа дебилом, уродом и придурком. Серёжа сильно обижается на такие ласки. Не ревновать к красивым девочкам и многочисленным подружкам, потому что Серёжа работает с ними, а не делает всякие непотребности. Обещаю быть к мужу внимательной, интересоваться его занятиями и, вообще, познакомиться с ним. Обещаю после брака не гнать его с кровати и исполнять свой супружеский долг, забыть все староверские причуды и амбиции, и разрешить своему организму расслабиться. Число и подпись».
Я рассмеялась. Серёжа косился на меня и пил сладкий чай. Когда же я дошла до слова «познакомиться», у меня в груди ойкнуло. Значит, Серёжа намекнул мне, что я его совсем не знаю. А ведь правда, я никогда не интересовалась, как у него дела… Далее… Я покраснела.
— Опять приколы? — я не знала, куда мне деваться.
— Какие приколы? — Сергей был как никогда серьезным. — Это ряд моих условий.
Я не могла поверить и у меня затряслись руки:
— Ты смеешься?
— Вовсе нет. — Гущин взял из моих рук бумагу, расписался и передал мне. Я на него с сомнением посмотрела. Что я вообще о нем знаю? — Будешь сейчас подписывать или тебе, как и всем, «надо подумать» — последнюю фразу он пропищал со вздохом. Меня забила нервная дрожь. Он бредит или серьезно? Гущин, я никогда не пойму тебя! До этого момента я была уверена, что, для Серёжи жизнь со мной под одной крышей — просто игра, развлечение.
— Перестань! — я отодвинула лист, ручка упала на пол. Гущин широко улыбнулся:
— Ты такая предсказуемая, — он поднял авторучку. — Это не готовый документ, а так набросок тебе для ознакомления. У тебя есть ещё какие-нибудь предложения? Может, пункты, какие изменить? Добавить?
— Гущин!
Сережа поставил передо мной чашку с кофе:
— Ладно, все сделаю сам. А ты пей, а то опоздаешь, — он сел на стул. — Тебя проводить?
Да, что такое? От его взгляда я опять поперхнулась. Только кофе!
— Понял. Вызову такси. — Сережа вышел. А я накинулась на бутерброд, пока его нет. После мне даже стало смешно. Я побила все рекорды по скорости поедания всухомятку. А на работе я спокойно при нем ела. На работе он такую ерунду не говорил. В зале я нашла шикарные темно синие джинсы и белый ажурно вязаный пуловер, с открытыми плечами, на шею короткое колье из жемчуга. В комнату вошел Гущин.
— Это в клуб? — недоверчиво спросила его я.
— Так все сейчас ходят, — заверил Сережа. — Ты в престижном месте работаешь, а не в прачечной.
Он был прав. Я взяла выбранный им наряд и пошла в свою спальню переодеваться. «Что скажет Маша, когда узнает, что неизвестный ей парень рылся в её вещах?» — С грустью о ней подумала я. Совесть грызла меня сильнее. Одевшись и посмотрев на себя в зеркало, я сразу поняла, что преобразилась. Эти вещи мне больше подходили, чем те, что я себе сама выбирала по памяти из гардероба, что носила Маша. У Сергея вкус лучше, чем у меня, это точно. У входа меня уже ждали ботинки и сумка, и коробкой туфель для сменной обуви. Я даже об этом не подумала. Нет, стоит задуматься над его предложением. Дурак он, но очень хороший.
— Ты обо мне думаешь? — с озорством в глазах спросил он. Я не ответила и стала обуваться. Где он эти ботинки откапал? Я их раньше у Машки не видела. Ботинки были очень удобными, несмотря на каблук. Я пробежала в спальню и достала кредитную карту Павла, лист с паролями и сунула в джинсы. Всё, теперь точно готова.
— Что сегодня приготовить? — поинтересовался Серёжа.
— Что хочешь сам, — я подобрела. Такой он стоял хорошенький. Я подошла и поцеловала его в щечку. — Спасибо.
Гущин притворно свалился на пол. Я засмеялась и закрыла дверь. Когда спускалась по ступенькам, то услышала «Есть!»
Я вздохнула. Что есть? Поцеловала я тебя как хорошего человека. Ты ведь правда хороший, Сережа. Но в такси, я уже не думала о Гущине. Мой мобильник заголосил, а я, как назло, не могла его найти! «А я люблю тебя, Сергей! Чмоки-чмоки-чмоки. Я как Кайли Миноги. Чмоки-чмоки-чмоки. Выжми мне все соки. Зажигай меня сильней! Мой начальник не гей!». — Опять Гущин! Нельзя даже на секунду свой телефон оставить без присмотра. Слово «гей» эхом отозвалось в груди. «Не гей — если бы!» — со сдавленным в груди сердцем я подняла трубку:
— Утро доброе, — услышала я знакомый голос. В моей голове сразу прокрутилось «Кто это может быть?». Я вспомнила — финансовый директор! Настроение моё стало еще ниже, чем минус пятьдесят:
— Какое же оно доброе?
— С Вами все хорошо? — голос у него стал вкрадчивым, словно он пытался понять, что происходит. Но куда ему!
— Как может быть мне хорошо, когда вы меня все достали?! С тобой было бы хорошо, когда притворяются, что о тебе заботятся, а сами при первой возможности пытаются убить?
Я услышала смех:
— Всего то!
Он нормальный или нет? Разве этого не достаточно, чтобы, как минимум, напиться и все забыть, даже свое имя? Я отключилась и тут же пожалела об этом, когда мой мобильник голосом «Шпилек» закричал: «А я люблю тебя, Сергей!». Я со злостью сдавила кнопку приема:
— Да!
— Ну что? Подумала? — уже серьезно заговорил фин. дир.
— Не до тебя было, — я хотела отключиться, но услышала его голос:
— Тебе не интересно знать, кто тебя на самом деле хочет убить?
— Я и так знаю. Не глупая, — я отключилась. Нет, я не видела смысла торговаться с ним. Потом я хотела проверить, что в сейфе. Может, с помощью этой информации я узнаю, где правда. И возможно многое встанет на свои места. Мне стало грустно от мысли, что меня хочет убить Высоковский. Пусть он гей, бисексуал или кто он там… но только не убийца, циничный и холодный. У него такая красивая мать с глубокими мягкими карими глазами, в которых столько грусти, боли и тоски. Не могла такая женщина родить двух моральных уродов. Ну, на одном ребенке «природа отдохнула», но не на всех же! И в тоже время факты косвенно указывали на его виновность. Всегда, где был он — стреляли в меня! Один раз чудом не убили. Убили продавщицу. Неужели он тоже ищет деньги? Или он просто маньяк, который убивает свою жертву только, когда наиграется? Тут я вспомнила свой сон. Как красиво всё было! Паша жив был… «Это пароль, но это и шифр, Вика», — Я отчетливо слышала голос Павла. Из окна машины мне бросилась в глаза вывеска Банка «Возрождение».
— Остановите ненадолго у банкомата, — выпалила я, хоть меня мучили сомнения. Вдруг я ошибаюсь? Но надо проверить. Я же все — таки взяла одну из его банковских карт! Карта «РосИнвестБанк», кратко РИБ-банка. Я открыла листок Павла. Вот, написано, «ри -42—22», нашла строчку я и забила пароль. Что же я так удивилась, когда он оказался действительным? Ведь и ребенок догадается, к какой карточке пароль! Я проверила остаток. Не буду уточнять сумму, но осознав её, я сразу почувствовала сердечную недостаточность. Сердце так сдавило! Мне стало ясно, почему меня хотят убить. За эти деньги я сама себя бы придушила. Когда я вытащила карточку из банкомата, то она просто обжигала мне руку. Они чужие, а я незаконно держу их. Дышать было тяжело. Я чувствовала сердечное покалывание и еле доплелась до машины, ругая себя, что надела эти ботинки на столь высоком каблуке. Голова кружилась так, что мне стало страшно, как я смогу выйти из машины и буду работать. Водитель вопросительно посмотрел на меня, но промолчал, и мы поехали в офис.
У входа в здание я сразу заметила двух вчерашних ребят. Мне было трудно дышать, голова была дурной, хоть и меньше кружилась. Я не стала выходить из машины и обратилась к водителю:
— Можно, я у Вас тут посижу? На улице прохладно, а человек, которого я жду, еще не пришел.
Надеюсь, нормально я соврала? Вроде логично.
— А ты концы не отдашь тут у меня? — искоса оценивая меня, спросил шеф. Неужели я похожа на живой труп?
— Это комплимент?
— Сиди уж, «Я люблю тебя, Сергей», — засмеялся он и закурил. — Я думал, молодежь не слушает такое.
Конечно, я не слушаю. Я вообще такой блатняк не слушаю. Но продолжать дискуссию о моих музыкальных предпочтениях не хотелось. К счастью я увидела, как из машины с охраной выходит мой личный начальник. Я так обрадовалась, как будто нобелевскую премию получила. Я, неопытная секретарша, а не какой-то там ученый физик. Я в прямом смысле слова, забыв о сердечной недостаточности, выскочила из такси и помчалась к начальнику. Оба парня меня увидели, но подходить не стали, так как услышали, что я громко закричала:
— Здравствуйте! — Как там его зовут? Сердце мое колотилось бешено. — Владимир Львович… — договорила я.
Он на меня неохотно посмотрел. И я сразу почувствовала себя чихуа-хуашкой, которая до смерти всех вокруг раздражает. Словно я на него тявкнула, а не поздоровалась. Он так и не ответил, но охрана пропустила меня. В другой момент я бы на него сильно обиделась, но в этой ситуации, ему и его охранникам я была только благодарна. Поэтому я простила эту скорченную мину и брезгливый взгляд, которым меня Владимир Львович одарил. В лифт мы вошли вдвоём, без охраны. Он видно решил снизойти, и обратился ко мне:
— Не положено секретарше приходить на работу позже начальника. Ты за час должна быть на рабочем месте.
У них что, это семейное? Я машинально посмотрела на часы:
— Так еще две минуты до начала рабочего времени! — Бзиг у них, что ли!
— В нашей организации секретарь должен приходить раньше начальника. Лучше за час. Ты все поняла?
Надо описывать мои чувства к нему и ко всем Высоковским, которые меня раздражали, как кость, застрявшая в горле? Но я боялась показать свое настоящее отношение к этим людям. Прежде, чем уволиться, я должна найти сейф и открыть его, что бы посмотреть, что в нем находится. Я набрала воздух и сказала:
— Да, Владимир Львович. Я запомню. Я просто… неважно себя чувствую.
— У нас есть медпункт. Скажи Алине, чтобы она проводила тебя, — он оценил меня, посмотрел с разочарованием и добавил. — Только хроническая лень не лечится. И чтобы тебе нормально выглядеть, таблетки не помогут. Только пластика способна творить чудеса, — глядя на мою маленькую грудь, заметил он. Я покраснела не от смущения, а от злобы. Чертов вуайерист! И ответить ему я не могу. Погоди, я еще тебе на прощанье сварю кофе! От волнения у меня опять стала кружиться голова. Но мы уже приехали, я собрала все силы, чтобы ровно выйти из лифта. Благо наш кабинет был рядом. Я опустилась на стул и посидела минуты две с закрытыми глазами, ровно дыша, как я это делала в конце рабочей смены на заводе. Это всегда мне помогало. Запищал телефон и заговорил голосом моего нового начальника:
— Рая, кофе принеси и можешь идти в медпункт, только быстро. У нас совещание. Ты должна быть со мной, — и отключился. Я чувствовала себя рабой. Он даже имя мое не запомнил! На заводе мы тоже себя чувствовали неграми, но к нам относились, как к людям. По именам называли. Я уже, не столько злилась, сколько обижалась, ну пусть я не модель. Переобувшись, я заменила воду в аппарате и, так как он не сказал, какой предпочитает кофе, я налила ему, как люблю сама. Две порции сливок и очень сладенько. И вошла.
— Саша, ты все понял. Решай это быстро. Времени нет. — шеф с кем-то разговаривал так же, как со мной. Я вздохнула и поставила ему чашку. — Мы должны знать, где они, раньше, чем он узнает.
Я напряглась. Не про бумаги ли он? И раньше кого? Раньше финдира? Начальник повесил трубку, отхлебнул кофе и перебил мои мысли:
— Зоя, это что?
— Кофе. — Меня забила внутренняя дрожь, я еле сдерживала себя, чтобы не вымолвить: «Я не виновата, что у вас мозгов не хватило сказать о своих вкусах, когда приказали принести вам кофе».
— Это не капучино, — и он отхлебнул еще. — Я капучино пью. Но это тоже прилично.
Я улыбнулась. Ещё бы! Вместо того, что бы заварить тебе помои, я подала тебе вкусняшку. Владимир Львович подозрительно посмотрел на меня и сказал:
— Что стоишь? Времени много. Иди, сгинь с глаз моих. Не такая уж красавица, чтобы слиться с интерьером. И не забудь про совещание.
Вот любят эти Высоковские все испортить. Выходя из кабинета, я пыталась вспомнить его особенный интерьер, но ничего существенного в памяти не отложилось. Там темно, мрачно. Мебель… Зайти, посмотреть что ли? Хотя бы только для того, чтобы понять, чем та блондинка больше меня подходила к его интерьеру. Но раздражать своего нового начальника я не рискнула. Позвонив Алине, я поплелась к ней на встречу. И, конечно же, я увидела кучу позитива и обаяния. Пока шла по коридору, она приветливо здоровалась со всеми и у кого-то даже спрашивала: «Ну как, получили путевку в садик?», «Пробовала салатик, по твоему рецепту. Ты — умничка! Век не забуду!». Меня она встретила так же, фонтаном обаяния:
— Вика, ты сегодня выглядишь, как невеста, чуть бледна и в белом. Как вчера прошел первый рабочий день? Я слышала, что вы уехали вместе с Мишей. Значить он не маскируется?
— Хм… — нервно хмыкнула я. Мне стало казаться, что мой глаз опять задергался. Мы зашли в лифт.
— Что говорить? Он молодец. Только, Вики, не обижайся на меня, ради Бога, но у тебя странный парфюм.
У меня, наверное, лицо было, как у дауна. Какое у вас было бы выражение лица, если вы не пользуетесь парфюмом, а вам открыто говорят, что от вас несёт неизвестно чем? Алина пошмыгала носом, отчего я готова была провалиться.
— Запах вкусный..Э… что-то напоминает… Даже есть хочется.
Ну, спасибо и на этом.
— Приехали, — Алина вышла из лифта, а я шла за ней и обнюхивала свой белый кардиган. Да ни чем он таким не пахнет! Мы дошли уже до двери медпункта, когда у Алины в руках зазвонил мобильник:
— Да. Уже бегу. Вот, что, — обратилась она ко мне, как только отключилась от связи. — Меня вызывает начальство. Ты дорогу запомнила?
— Да.
— Тогда увидимся за обедом. — Алина почти бегом побежала на шпильках. А я вошла в медицинский кабинет. На несколько секунд мне показалось, что там никого нет. Яркий свет из окна ослепил меня. Прищурившись, я заметила макушку головы, что торчала за столом.
— Можно? — спросила я. Девушка выглянула из под стола и, опять нырнув, проговорила:
— Хорошо хоть не Высоковский, — встав, улыбнулась она мне. Девушка с темными волосами и с такими блестящими черными глазами! — Он не любят, когда опаздывают.
— А что ему делать в медпункте? — не сдержалась я. Она села за стол и, краснея, ответила:
— Ну не знаю я, — потом переключилась. — А Вы по какой причине пришли?
Да, собственно, что я здесь забыла?
— Сердце стучит бешено и головокружение.
— Фамилия Имя Отчество, должность.
Здесь до меня дошло, что у меня даже медкнижки нет. Она на заводе.
— Я только вчера устроилась. В вашей базе меня нет.
— Хорошо, сейчас внесем, — медсестра подвинулась к компьютеру и мы стали вносить мои данные. Потом она тонометром измерила мне давление, долго бегала к шкафу с медикаментами и обратно, звонила, как я поняла, врачу, и, наконец, сделала мне укол.
— Вам надо на больничный, — сказала мне она. — Срочно сделать кардиограмму и эхограмму.
Почему, когда я слышу о больничном и врачах, то мне сразу делается скучно и берёт тоска?
* * *
Оттуда я вышла, шатаясь, как водитель такси в конце рабочего дня в свой знаменательный день шофера. Укол видно подействовал на меня расслабляюще. Мне хотелось только одного: прилечь на родную кроватку, залезть под одеяло по самый носик и спать. Крепко спать, как после рабочих суток. Я вызвала лифт, а сама пыталась вспомнить, что же я сейчас должна была делать. Но вспомнить не успела. Двери лифта открылись. Моё сердце так кольнуло, словно в него бросили копье. А все потому, что в лифте я увидела Высоковского — младшего. До моего сознания дошло, что я была готова столкнуться с кем угодно, даже с тем человеком, который ищет бриллианты, но только не с Высоковским! Сердце предательски стучало, набирая ритм, кровь нагревалась и поднималась вверх, к бледным щекам. Я еле вошла в лифт, проклиная себя, и в душе надеясь, что он слепой и глупый — в упор не видит моего состояния. Я пыталась смотреть в стенку, лишь бы не на него. Двери закрылись и до меня, наконец, дошло, что он мой начальник, и я его ещё не видела. Я подняла взгляд и посмотрела на него. Уж лучше б я этого не делала!