— Так это здорово! Викусик, собирайся. Сейчас пойдем в центр и подберем тебе туфли и украшение на больную руку. Кстати, про руку. Это вы в игры играли, да? — смесь шепнула она мне в ухо. — Осторожнее, Вика.
Если бы не ее обаяние, то я бы ее прибила папкой-регистратором.
По дороге в торговый центр, выяснилось, что в три, мы должны уже отъехать. Поэтому, пока обеденный перерыв, мы должны успеть купить туфли, накраситься и причесаться. Меня всю дорогу беспокоило, что придется тратить деньги Высоковского. Я не ведаю цен в крутых бутиках и понятия не имею, сколько стоит макияж в салоне и вечерняя прическа. Но Алина хитро сказала мне, когда я хотела расплатиться за туфли:
— Не смей, — остановила она меня. — Это за счёт фирмы. Ты идёшь туда по делам организации, так пусть она и расплачивается, — и Алина стала оформлять бумаги.
В итоге всё равно заплатил Высоковский. На рабочее место я пришла в вечернем макияже и с красивой прической на голове. Руку мне перебинтовала Алина так, чтобы повязку закрывал широкий браслет. И помогла мне переодеться. Я тешила себя надеждой пробраться в кабинет Михаила, но видела, что на месте секретарши кто-то сидит. Мне казалось, что она на обед не ходит. Как она выглядела, я так и не поняла. Но любопытство меня раздирало. Просто я очень боялась, что попадусь в рабочее время Высоковскому на глаза, и он меня еще раз штрафанёт. А найти причину, чтобы заглянуть к нему в кабинет, я не могла. Не было ее. Она отсутствовала. Сказать, что я тебе Пашины банковские карточки принесла, я не хотела. Не хочу их отдавать. Не заслужил пока. Да и выговор он мог сделать, мол, принесла бы после рабочего дня. Почему вчера не отдала? Нет, не пойдёт. А больше причин нет.
Без десяти три в дверях появился Высоковский. Он уже был одет в шоколадный костюм. Он ненадолго остановил на мне взгляд и мягко сказал:
— Я рад, что ты готова, идём, — он пропустил меня. Я взяла большую сумку и вышла. Вот про дамскую сумочку то я забыла! Придётся эту махину оставлять в машине.
— Я прав, ты в этом платье красавица, — сказал он мне у лифта. В его светлых глазах опять заблестели две искорки, и мне казалось, что он смеётся. Только не понятно, для меня или надо мной.
— Всего ничего: пять килограмм косметики, платье от Дольче Габана, и на волосах литр лака. Любая будет красавицей.
Мы вошли в лифт вместе с усатым дядькой, который всё шмыгал носом, что я так и думала, «Да когда же он чихнёт!». Он вышел на пятом этаже, а мы поехали вниз. Я подошла ближе к Михаилу и сказала:
— Предупреждаю, я вести себя культурно не умею! Тебе краснеть.
Он беззвучно засмеялся.
— Что?!
— Я знаю, — ответил он. Вот, нахал!
В этот раз из здания мы пошли в гараж с охраной и сели не в красную машину, а в здоровый чёрный джип.
— Ты мне вчера не ответил. Что ты думаешь делать со мной, когда я отдам тебе документы?
— Ты меня вчера об этом спрашивала.
У Миши явно было хорошее настроение. Он так изумительно улыбался, что мне даже захотелось ему его испортить.
— Ты же понял, о чём я говорила. Меня преследуют, в меня стреляют, мне звонят и угрожают. Пока документы у меня и ты со мной. А как я тебе их отдам…
— Пока мы не поймаем убийцу Паши, я буду рядом, — он медленно выруливал из гаража. Я даже подумала, как он после такого мелкого байка может вести такую махину? — Тебя это волновало? — продолжил он.
Даже не знаю, — подумала я, но сказала совсем другое:
— А потом?
— Не знаю. Предлагал же, поехать к оракулу.
Он опять смеётся! Да что он за человек!
— Что так трудно ответить? — меня он уже просто бесил. Вот что он такой довольный? — Я понимаю, что тебе чихать на все сплетни с высокой колокольни. И сейчас ты взял меня с собой только из-за того, что боишься, что они меня убьют раньше, чем я тебе всё отдам.
— Не так, — он быстро посмотрел на меня и повернулся к дороге.
— А как?
— Подумай.
— Да я и так уже думаю о тебе день и ночь!
Я заметила, как он сдерживает смех, но улыбается, и только сейчас я поняла, что сказала:
— Не смешно.
— Кому как.
* * *
Фуршет, оказывается, был в большом ресторане господина Бонцева. Там даже сделали выставку фотографий Владимирского фотохудожника. И зала было два. Народа было много и все такие красивые, как в кино или на кинофестивале. К дверям ресторана мы с Высоковским шли под руку. В этот момент я действительно почувствовала себя его девушкой. За двадцать четыре года своего существования, к своему стыду, я не ходила ни с одним парнем под руку! В дверных стеклах я увидела наше отражение. Бог мой! Мы и правда, как герои из киноромана. А я такая красивая! Лжец он! Мне платье его матери безумно идёт, хотя оно и великовато на размер. Но это к лучшему. В обтяжку мне было бы намного хуже, я очень худая. Золотое платье в пол, впереди большой разрез. Форма платья под греческий стиль, на спине вырез. Прическа аккуратно уложена. Несколько тонких локонов свисало, предавая естественный вид волосам. Я на сто процентов выглядела, может быть впервые в моей жизни не хуже Маши или, кого либо, из звёзд.
В холле нас встретила его мама в компании мне совсем незнакомых людей, которые с любопытством нас разглядывали. Мы поздоровались.
— Это Виктория, — представил меня Миша. Всего-то Виктория! Я же так и думала, для него я всего Виктория! Как он только не сказал «коллега»!
— Милая девушка, — осматривала меня его мама, которая была одета шикарно и выглядела лет на тридцать с маленьким хвостиком. На поминках она старше смотрелась.
— Марина Рубинова, моя мама, — представил мне её Высоковский. — Вадим Жильцов, Светлана Зайцева, Олег Баринов…
Он мне перечислял всех людей, окружающих его мать, но я их вряд ли всех запомнила. И даже не пыталась, ведь это моя первая и последняя вечеринка с Высоковским.
— Я оставлю вас. — и Миша, бросив меня на произвол новой компании, преспокойно ушел к неизвестным мне мужчинам.
— А нам говорили, что у Миши любовница — малолетка. — съязвила Света. — Не слышала разве? — увидев мое глупое выражения лица, спросила она. Опять новая сплетня!
— Что ты, Светочка, Миша не станет встречаться с ребёнком.
— Марина, ты идеализируешь его. — Света показала приторно-белые зубки и, сказав мне, — Не завидую я тебе. — ушла в толпу.
— Не обращай внимание. — бросил мне Игорь и побежал за девушкой.
— Я привыкла. — ответила я.
— У тебя хороший вкус. — заметила Марина Рубинова. — Очень нарядное платье.
Вот не знаю, то ли она хотела сменить тему и так неудачно перевела разговор, то ли специально хотела показать, что поняла, из какого гардеробчика я одолжила этот наряд… Но настроение она мне подпортила. Если бы не грим, то я, наверное, покраснела бы до корней волос. По крайней мере, я себя так чувствовала.
— Я посмотрю выставку. — сказала я, пытаясь скорее вырваться из их компании. Нет, его маманя — та ещё штучка! Паша своей мимикой был на неё очень похож. Уверена, останься я там ещё хоть на минуту, она бы сказала что-нибудь, в этом роде: «Моё платье безупречно будет смотреться даже на лягушке». Впечатление у меня о ней такое сложилось. Хотя возможно это все мои страхи и комплексы. Все это из-за того, что почти неделю я ношу чужую одежду и живу двойной жизнью. Своей и придуманной Вики. Точнее, Вики — агента, которая внедрилась в компанию Высоковских.
Я стояла и смотрела на фотографии природы России. Мой взгляд остановился на заросшем садике, в котором едва было видно крышу заброшенного дома. Мне эта фотография живо напомнила дом моей умершей бабушки. Как давно я не видела её дом! Родители предлагали его отремонтировать и мне в нём жить. Они очень хотели, чтобы я замуж вышла и осталась жить в деревне. Но мне скучно и тоскливо жить на природе, где существует только огород, скотина во дворе и пара магазинов. Сейчас я жила: завод, дом, завод, дом. Здесь люди совсем другие и ритм жизни другой, понимание жизни другое. Вот даже взять деревенского человека и предложить ему подарить йоркширского терьера. Он его увидит и скажет: «Да зачем он мне. Это чёрте знает что! И не собака и не кошка». А скажешь ему, что эту породу необходимо мыть, стричь, чесать, зимой одевать, то деревенский человек скажет: «Не нужен мне этот геморрой! Это собака. Собака должна жить в будке во дворе. Есть помои, хлеб, кости. Сидеть на цепи. А это … для богатых». Конечно, в Московской области, кто живёт в своих домах, уже давно заводят себе питомцев. Но в Воронежской области (не подростки), а просто обычные жители не привыкли к таким питомцам. У них есть о ком заботиться. И если они заводят породистых собак, то это охотничьи и сторожевые, такие как борзые и алабаи. И вид у таких собак не такой, как может выглядеть породистая собака, проживающая в квартире…
Впрочем, меня охватила тоска по деревне и по родителям. Я решила, как отдам Высоковскому документы, то поеду и навещу родителей и навещу бабушкину могилу и её домик. Не хочу, чтобы он так же зарос, как дом на фото. Так я, рассматривая фотографии, дошла до выхода, услышала знакомый голос и обернулась. На крыльце стоял Миша. А с ним стояла девушка лет четырнадцати-пятнадцати во всем чёрном, похожая на рокершу. Причёска у нее была негритянская, вся в косичках. Она заметила, что я на неё смотрю и на меня показала. Миша обернулся и открыл мне дверь, приглашая меня на крыльцо. Делать нечего. Я вышла.
— Это она? — спросила его девушка, смачно жуя жвачку. Миша утвердительно кивнул головой. Девчонка оценивающе разглядывала:
— Я её другой представляла. Ну, сойдет. — толкнула она его с силой по плечу. — Я Зая. — наконец представилась она. — Соседка его.
— Вика. Секретарша его отца.
— Владимира Львовича. — дополнил Высоковский.
— А я и думаю, как?! Когда успела?! — засмеялась девчонка. — Ну, я погнала. А то Лондон меня заждался. Девушка хлопнула по руке Михаила и побежала за угол. Я не понимала, зачем меня Михаил познакомил с ней?! Показать что его Зае пятнадцать лет?!
— Это Зина. Младшая дочь друга моего отца. Она байкерша. Мы вместе участвуем в парадах и гонках. А так же она выручает меня. Вчера забрала мой хаммер, брошенный у ресторана. Сейчас пригнала его к ресторану.
— Только в вечернем платье вряд ли я на нём поеду. — подумала я вслух и осеклась, но поздно. Он опять беззвучно захохотал:
— А ты хочешь со мной поехать. — он уже утверждал, а не спрашивал меня.
— Ты сам сказал, что пока не найдут убийцу, ты будешь со мной! — я уже отчаивалась выкрутиться. Ну, правда, с чего я взяла, что он хотел меня провожать домой?
— Я могу отправить тебя с охраной. — он открыл дверь ресторана. Там я почувствовала, что замерзла. Что же это такое? Я не хочу ехать с охраной. Ещё дня три назад, мне было бы всё равно с кем ехать, да лучше бы и одной. А сейчас я не хочу ехать ни с кем, кроме него. Впрочем, я могу ему сказать, что не доверяю я его охране. Да и куда он на байке собрался? Какую жизнь он ведет?
— Миша, у тебя такая красотка! А у неё есть работа? — кто же это за спиной?
Высоковский опять засмеялся:
— Есть. Она уже у нас работает.
— Где? Я хочу, чтобы ты её ко мне перевел.
Я не могла вспомнить, кому этот голос принадлежал, и обернулась, чтобы поздороваться.
— Виктория? Это она?! Что за… — это был Владимир Львович. Он уже грозил нам пальцем, пока Миша громко смеялся:
— Ты видишь, эта девушка уже у тебя. И даже в твоём вкусе.
Вот сейчас мне было впервые приятно. Это был самый честный комплимент. Мы с Мишей ещё над ним посмеялись. Я даже почувствовала себя его старой подругой со школьных времен. Потом все пошли к столам брать закуски, и Рубинова читала свой подростковый стих:
Читала она это таким проникновенным, бархатным, нежным голосом, что многие пустили слезу, и я тоже чуть не расплакалась. Впервые, когда я слышала стихи про безответную любовь, то не вспомнила об однокласснике, который уже женился и дочку растил, так и не ответил мне ни на одно письмо или записку. В этот раз я умирала от ревности, думая, куда же намылился этот белобрысый байкер? Что у него может быть такое срочное, что он мою жизнь поручил охранникам? Или теперь он меня боится? Боится, что я его опять заставлю с собой спать? Но я же к нему не приставала! Ничего ведь не было… Блин! Что я наделала?! Что он теперь обо мне думает? Что я ненормальная и истеричка. И будет прав. Съев два салатика в розеточках и рулетик, я поняла, что мне душно в их компании и поэтому пошла снова смотреть фотографии. В зале я была одна, было чуть прохладно. На крыльце стояла Светлана с дамой бальзаковского возраста, они говорили о Высоковских. У меня же сложилось мнение, что на фуршетах есть две темы: курс валют и Высоковские.
— Не думаю, что он справится с такой компанией. С Ефимовым и с Гордеевым ему никогда не поладить. Не восстановит он её и придется Высоковскому компанию нам продать. — говорила Света о компании, как я поняла. А потом, завидев меня, перевела тему. — Ты видела, какую он дешёвку сегодня привёл?! Еще хлеще, чем прошлый раз!
— Это ты про Мишу? — не поняла дама.
— А про кого же? Алинка всем трезвонит про свадьбу. — Света дико засмеялась. Я прекрасно понимала, что и смех был адресован в мой адрес. — Какая свадьба. Он свою молокососку даже сюда притащил! Педофилия не лечится! Сколько лет этой тощей вешалке?
— Лет двадцать. — ответила дама, которая не видела, что я стою в холе замерла у картины.
— Да ну! Пластика, подтяжки, грим… итого лет тридцать пять, сорок! Уверена, что даже не целуются! У него от этой старухи не встанет!
Я сглотнула. Нет пластики, нет подтяжек… Ну не сорок же! Я повернулась к Свете и смотрела на неё. Пусть говорит мне в глаза, уже точно зная, что я всё слышу.
— Миша ни с кем не встречается. Потому что так хочет…
— Вот я и говорю, не встречается он с ней! Ты видела её выражение лица? Тухлые огурцы смотрят и то приятнее! — закатывалась от смеха Света.
Мое терпение подходило к концу, и я тихо отчеканила:
— У огурцов нет лица. Они не могут смотреть. — я хотела еще добавить «Биологию учить надо!», но почувствовала на своем плече теплую руку. И обернулась. Миша стоял и, чуть улыбаясь, смотрел на меня. Он не успел мне ничего сказать. Я сама повисла на нём и жарко поцеловала. Света уже ничего не говорила. Думаю, она выронила сигарету изо рта. Сколько мы стояли и целовались, я не знаю. Только потом я услышала знакомую английскую мелодию семидесятых годов и теперь все повалили в этот холл танцевать. И я с Высоковским, конечно, стала танцевать. Я покраснела, когда вспомнила, что набросилась на него. Он вероятно, даже не знал, что про нас говорили такое. Да ему, как всегда, плевать, что про него говорят. Но мою внешность сравнить с тухлым огурцом — это уж слишком! Сердце колотилось в четыре раза быстрее ритма музыки.
— Извини, — сказала я очень тихо.
— Ты о чём?
Самодовольная улыбка, напомнила мне Павла. Неужели ему понравилось, что я его поцеловала? Нет не так. Что я с ним долго целовалась. Если бы не понравилось, то не целовался бы. Логично. Не педофил он и не гей.
— Я набросилась на тебя. — еле выдавила я.
— У меня со Светой свои счёты. Ты ей не понравилась, я правильно понял?
Я остановилась. Так, значит, он всё слышал и целовался со мной ей назло! Я его отшвырнула и пошла на улицу. Мне хотелось его прямо при всех убить, заорать. Но я не могла доставить такого удовольствия Светлане. Только из-за неё я его не ударила, а просто оттолкнула. На улице я вспомнила, что сумка с деньгами осталась в машине Высоковского. Я подошла к ней и дернула за ручку. Закрыта. В машине сработала сигнализация. Может, догадается выйти и отпустить меня? Я отошла к стенке и услышала шлепок, на уровне моей головы отскочила штукатурка. Опять стреляли? Я отошла от стены и осмотрелась. Миша шёл с пистолетом в руках? Он поднял руку, направляя на меня. Теперь точно убьёт меня! — промелькнуло у меня в голове. Я сняла туфли и побежала в метро, благо оно было рядом. Там в переходе я забилась между палатками. Я увидела, как Высоковский сначала пробежал мимо, потом обратно прошел с задумчивым видом. У меня же слёзы полились градом. После того, как мой одноклассник женился, я себе не позволяла плакать ни из-за одного парня, а тут меня пробило. Я понимала, что у меня с ним никогда ничего не будет, да и не может быть. Мы из очень разных социальных кругов. Как такое могло случиться, что бы женщина пылала страстью к своему убийце? Я утёрла слезы, твердо решив, что я сама убью в себе свою страсть. Только вот загвоздка: мой травматический пистолет остался лежать на кровати Высоковского между нашими подушками. Сумка с барсеткой и банковскими картами и моим телефоном в машине. А я одна в вечернем платье без денег среди Москвы. Подумав, я решила выйти из другого выхода, так как в метро я не могла пройти, а обратно боялась. Я хотела поймать такси и вышла на дорогу. Передо мной сразу остановилась машина. Я открыла дверь и чуть не упала. Это была дама с банкета. Та, с кем разговаривала Светлана: