Стоны, вскрики, с силой обвивающие его бедра ноги, пальцы, полосующие его плечи… царапинки щиплет, когда в них попадает пот. Жарко… хорошо. Не хочется ни о чем спрашивать, хочется снова услышать его крик. Еще один толчок, еще… чуть изменить ритм, заставляя его захлебнуться протяжным «О!..»
Короткая вспышка боли словно обняла бедра Мира и утонула во вспышке удовольствия. Вернулась снова и снова утонула в другой вспышке, еще более яркой.
— Да, Пьер, да… — Мир метался по полу, кусая губы и почти всхлипывая. Он завис над краем пропасти, готовый в нее упасть, и тут Страхов замедлился, почти остановился. Мир протестующе застонал, сжал его внутри себя…
Петр вскрикнул, забился, силясь удержаться, но смог лишь резче войти в него и соскользнуть в яркий продолжительный восторг, чувствуя, как содрогается под ним Мир, самая большая ошибка в его жизни.
— Чееерт… — на этот раз кости не ломало. Но кровь, казалось, все-таки достигла своей точки кипения и теперь сердце бьется о грудную клетку, словно пытаясь спастись. Тяжесть тела Петра ощущалась как-то странно, да и он был все еще внутри него.
Отдышаться тот пытался с пару минут. Потом осторожно вышел из расслабившегося тела и, перекатившись на спину, увлек на себя Мира. Погладил поясницу, узкие бедра, точно успокаивая, настраивая на вполне мирный лад, а потом тихо фыркнул.
— Если ты сейчас не встанешь и не оденешься, я за себя не ручаюсь. Вообще.
Мир только хмыкнул:
— Ты не похож на монаха.
— А ты — на всех прочих, — Петр коротко поцеловал его обнаженное плечо.
— Я уникален, я в курсе, — Мир задумчиво очертил кончиком пальца его скулу. Пару мгновений словно о чем-то размышлял, подался вперед и прижался к его губам поцелуем.
На секунду тот прикрыл глаза, позволяя Миру эту ласку, и оторвал его от себя.
— Бикбаев, уникальный ты мой, будь человеком. Или тебе себя ни капельки не жалко, так я же могу продолжить, но завтра на репетицию ты не встанешь.
Мир небрежно пожал плечом и скатился с него. Неторопливо встал, стараясь не сильно морщиться, шагнул к дивану и опустился на него.
— Душ налево. Полотенце найдешь там же.
Петр тяжело вздохнул. Поднялся с пола, потянулся всем телом, и вдруг подхватил Мира на руки. Кажется, ещё немного и это войдет в привычку.
— Налево… заодно тебе спинку потру.
От позорного девчачьего визга от неожиданной выходки любовника Мира спас только спазм в горле. Зато от почти бешеного взгляда Страхову было не спастись.
— Ну, давай, милый, испепели меня грозным взглядом на месте! — Петр широко ухмыльнулся и, толкнув дверь бедром, шагнул в ванную. Осторожно опустил Мира в поддон душевой кабины и в задумчивости замер. — Это было самое верное решение, взять тебя сюда. Где тут инструкции, как справиться с этим агрегатом?
В свое время, когда Дима делал ремонт в доме, он полностью перекроил ванную комнату, совместив просто огромное джакузи и хитроумную душевую систему, самой простенькой из функций которой был контрастный душ с гидромассажем. Макс этот агрегат обожал. Наличие «этой хреновины» в доме избавляло его от необходимости посещать массажиста.
Естественно, Петр придуривался. И справился с выбором температуры и интенсивности распыления воды очень и очень быстро. Плеснул на ладони гель для душа и легкими ласкающими движениями принялся намыливать плечи и спину Мира, разминая, массируя усталые мышцы.
Тот только что-то благодарно мурлыкнул, откровенно подставляясь под его руки. Уходящий день действительно был очень тяжелым, и вода в сочетании с легким массажем действовала просто сногсшибательно. Хорошо… Как же хорошо. Мир откинулся голову, подставляя лицо тугим прохладным струям.
— Боюсь, что ответной любезности я тебе не окажу. Ты не сильно на это обидишься?
Петр легонько прикусил мочку его уха и фыркнул.
— А можно идентичную любезность заменить несколько… м-м-м… другим рукоблудием?
— Хм-м? — бровь Мира недоверчиво поползла вверх, он подался назад, прижимаясь к стоящему за спиной Петру всем телом. Что-то горячее и почти твердое уперлось ему в бедро.
— Боооже… — почти простонал Мир, тихо смеясь. — Теперь я знаю, почему у тебя никого нет. Ты просто секс-машина, Пьер. Бедные твои девушки… Сбегают, наверное, на третий день?
— Стебись-стебись, — Петр плавными круговыми движениями прошелся ладонями по его груди. — Если ты думаешь, что я со всеми так, то глубоко ошибаешься, свет очей моих. Или ты все-таки решил бегать и дальше?
Мир запустил пальцы в его волосы и, явно дразня, потерся о его тело.
— Секс на одну ночь, Пьер, — напомнил он Страхову его же слова. — Как скоро тебе надоест?
— А тебе… хочется быстро мне наскучить?.. — Петр поймал губами уголок его губ и на секунду с силой прижал его к себе. Кончиками пальцев прошелся по нежной мягкой плоти. — Если у меня есть только одна ночь, то… давай продолжим шоу?
— Пожалей мою задницу, Пьер, — фыркнул Мир, разворачиваясь к нему. Долгую минуту просто смотрел в его глаза, словно что-то ища там, а потом с неожиданной силой толкнул его к стене. Шагнул следом и плавно опустился перед ним на колени. Словно рисуя линию, провел кончиком пальца по напряженному стволу, соединяя капельки воды. Вскинул голову, ловя взгляд, а потом неторопливо потянулся вперед, касаясь губами головки.
— Это… значит… да?.. — Страхов прикусил губу, тихо зашипел и немного неловко отвел со лба Мира прилипшие мокрые прядки волос. Удержать себя на месте и не податься вперед, на встречу легкой ласке, удалось, хотя бедра просто закаменели от напряжения.
— Это всего лишь «идентичная любезность», — тот невинно улыбнулся и опустил ресницы, пряча взгляд. Легко лизнул нежную кожицу, и медленно, аккуратно принял напряженную плоть, сжимая ее губами и лаская языком.
Петр только глухо застонал. Судорожно сглотнул, сжал до хруста пальцы, аж костяшки побелели, да налились кровью глубокие следы-полумесяцы на ладонях.
Нет, это безумие просто так прекратить невозможно. Не выйдет. Страхов смотрел на склоненный светлый затылок и «плыл», теряясь в ощущениях. Ошметками сознания он понимал Макса, которому кроме Мира, вот этого вот человека, который сейчас стоит перед ним на коленях, никто больше не нужен. Красивый, яркий, самодостаточный… Зачем смотреть по сторонам, если есть ОН?
Нет, Петр не любил… слишком больно любить. И слишком поздно. Для него, однолюба, уже поздно. Тогда почему? Потому что его чувственный голод под силу утолить было только тому, кто сам был средоточием чувственности.
— Господи… да…
Мир только улыбнулся про себя. О, у него было время на то, чтобы стать почти идеальным любовником. Он играл ощущениями Петра, как виртуоз — на музыкальном инструменте. Чуть-чуть боли, чтобы коснулась края сознания и сразу следом — яркое, чувственное удовольствие. Жар и напор, от которого подкашиваются ноги и еле заметные касания, чистая нежность… Ты покричишь для меня, Петр?
Зажмуренные глаза, искусанные губы, стоны, слетающие с них, как листья под напором ветра, он стоит на чистом упрямстве и ещё потому, что за спиной стена. Наверное, это единственное, что ему еще осталось, потому что на самом деле он уже давно у ног Мира.
Он кричит почти беззвучно. Кричит всем телом, купаясь в остром удовольствии, граничащем с беспамятством, а когда сил не остается совсем — вскрикивает, почти болезненно и стонет, протяжно, горько, выдыхая его имя. Одно только имя:
— Миииир…
Тот поймал его почти у пола. Устроил, как смог, закрывая собой его лицо от водяных струй. Провел ладонью по щеке, пытаясь поймать взгляд затуманенных глаз.
— Пьер… — позвал тихо, на грани слышимости, и голос утонул в шуме льющейся воды.
— Спасибо… — ослабевшие пальцы накрыли его руку, и Петр улыбнулся, глядя на Мира из-под полуопущенных ресниц. Прижался дрожащими губами к теплой влажной ладони и вздохнул. — Ты просто чудо.
— Не пугай меня так, — Мир отразил его улыбку.
— А ты за меня испугался? — выгнул бровь Петр. Вот только она дернулась и вместо великолепной иронии получилось просто забавное поигрывание. — Приятно, черт побери! Извини, просто так получилось.
— Дурак ты, — бросил Мир и столкнул его со своих коленей. С трудом поднялся, распрямляя затекшие ноги. Тряхнул волосами, разбрызгивая капли воды и потянулся за шампунем.
— Может быть, — Петр склонил голову к плечу, и щекой прижался к его бедру, задумчиво глядя, как Мир намыливает волосы. — А может мне и правда приятно. Что ты испугался. Хотя, с тебя станется рассматривать меня на предмет как бы так половчее вытащить бездыханное тело, чтоб потом не объяснять, почему Петр Страхов скончался от оргазма в твоем душе.
— Для скончавшегося ты был все еще слишком жив, — хмыкнул Мир, откидывая голову, чтобы смыть пену, попавшую на лицо. — Да и бледность тебе бы не пошла. А ты хотел бы умереть от оргазма? Или все-таки — тихо и спокойно во сне?
— Героически. Или на сцене, — Петр поднялся на ноги и удовлетворённо вздохнул. Ненасытный организм, получив разрядку, наконец, угомонился. Во всяком случае, вид капель воды, стекающих по совершенно потрясающему обнаженному телу Мира, не вызывал в нем острого желания немедля валить на пол и трахать до потери пульса. Но от поцелуя Страхов все-таки не удержался.
— Позер, — не обидно бросил Мир, смывая пену с волос. В последний раз провел по ним и отступил, давая Петру место. — Кофе? Чай? Или я могу не разыгрывать гостеприимного хозяина? — серые глаза мягко искрились от смеха.
— Апельсиновый сок и сигаретку, и можно без дури. Своей хватает, — Петр подставил лицо струйкам воды, всем телом потянулся, чувствуя, как поют мышцы, как звенит каждый нерв. — Обещаю сегодня больше не приставать.
— Тогда обещаю не портить твою физиономию. Хотя не скажу, что у меня не чешутся кулаки, — Мир вылез из кабинки и, накинув на себя полотенце, вышел из ванной. Промокнул волосы, а потом обернул его вокруг бедер.
Апельсиновый сок нашелся в холодильнике. Там же обнаружилась початая бутылка белого «Муската». Мир вернул столик на место, водрузил на него сок, вино и два бокала и, найдя на полу пачку сигарет, прикурил у окна.
Петр вышел минут через пять. Короткие волосы топорщились в разные стороны, полотенце обернуто вокруг бедер. Кажется, даже вот такой, разморенный горячей водой, сексом и усталостью после долгого дня, он был спокоен и уверен в себе.
Он подошел к окну неслышно. Обнял со спины, коснувшись губами мокрых волос.
— Я не буду просить у тебя прощения. Потому что не жалею. И не пожалею никогда.
— А я и не ждал этого от тебя, — Мир пожал плечами. — Ты успокоился? — сделал затяжку и протянул ему, не глядя, свою сигарету.
Страхов принял сигарету и глубоко затянулся. Зажмурился.
— Сейчас? Да. А завтра… не знаю.
Мир только хмыкнул.
— Надеюсь, что завтра ты найдешь себе другой объект, — поколебался немного, но все-таки спросил. — Я могу оставить тебя на ночь. Если хочешь.
— Нет, Мир. Спасибо, но нет.
«Спасибо» за предложение остаться или «спасибо» за…… Петр был рад, что Мир не мог видеть его глаз. Но именно в глазах было вот это: не надейся. Не поможет.
— Если я останусь, мы оба завтра не выйдем из этого дома.
— Как хочешь, — снова пожал плечами Мир и развернулся в его руках. — Я бы сказал тебе «спасибо». Но не буду.
— Это будет лишнее, — кивнул Петр.
Легкость растворялась в реальности. Все верно. Адреналин распадался в крови, прекращая свое будоражащее воздействие. Еще немного и все закончится.
— Надеюсь, завтра на репетиции ты меня ненавидеть не будешь.
— У меня есть причины тебя ненавидеть. Но это — не из их числа, — Мир светло улыбнулся. — Сок?
— Сок, — Петр дернул светлую прядку, поймав ее губами. — А все остальные причины совершенно точно не стоят твоей ненависти. Они слишком мелкие, чтоб о них помнить. Честно. Я вот не помню!
— Ну, еще бы… — хмыкнул Мир, выскальзывая из его рук. Подошел к столу, налил себе вина, а Петру — сока и протянул ему его бокал. — Если я скажу тебе, что из всех друзей Макса ты меня интересовал больше всех, ты сильно зазнаешься?
Сок Петр пил мелкими глоточками, чтобы не посадить голос.
— Даже не знаю, что тебе на твой пассаж ответить. Данька всегда был зубоскалом, Стасик по сей день Веркин подкаблучник, а остальных ты знал плохо. У тебя просто выбор был небогатый. Но… я помню твои слова, Мир. Только жалеть о несбывшемся как-то глупо. Потому и не жалею, что Макс стал нашей точкой пересечения.
— Я разбил вашу с ним дружбу. Прости, — Мир действительно жалел о той сумасшедшей ночи. До сих пор жалел. Петр был любимым другом Макса и когда они начали отдаляться…
— Это все равно случилось бы. Рано или поздно. С тобой или без. На трезвую голову или под кайфом. И все равно мы разошлись бы. Знаешь, как говорят — по-доброму или брыканиями, но случится то, чему была судьба случиться. Вы остались. Я уехал. Вы добились всего здесь, а я исколесил всю Европу и добрый кусок Востока.
— Заметно, — хмыкнул Мир, проводя ладонью по его обнаженной груди. — Мне всегда нравился твой загар.
На самом деле он хотел сказать другое, совсем другое. Но вовремя прикусил язык. Страх хоть и не любит больше Макса, не стоит бередить старые раны.
— Он всегда был на всем теле, — ухмыльнулся Петр. — Да, с самого рождения ни стыда ни совести. Мне даже в порно предлагали сниматься. Очень приватном. А денег предлагали столько, что по нашим меркам я года три мог жить, ни черта не делая, и при этом не бедствовать. Девушка узрела меня, загорающего на пляже с борта своей неприлично дорогой яхты. Первый раз в жизни я смывался под покровом ночи, да еще и из отеля выбирался через служебный выход.
Мир представил себе Петра, улепетывающего от назойливой поклонницы, и чисто, звонко расхохотался. Картинка вышла почти сюрреалистическая.
— Неужели ты отказался от возможности поиметь девушку да еще и неплохо на этом заработать? Или те, которые сами падают к тебе в руки, тебя не привлекают?
— Я не продаюсь, Мир, — Петр поставил опустевший бокал на столик и наклонился за сброшенными в спешке джинсами. Бросил на подлокотник полотенце, натянул на влажное ещё тело бельё, кое-как влез в джинсы. — Что бы ты теперь обо мне не думал — я не продаюсь.
— Ты внезапно разучился понимать шутки? — Мир вернул бокал на стол и скрестил руки на груди.
— Нет, — Страхов покачал головой. — Просто этот же вопрос мне задал и мой агент следующим утром по телефону. — Он медленно подошел к нему, и приобняв за талию, заглянул в глаза. — Если завтра после репетиции я вдруг решу тебя украсть… ты сильно сопротивляться будешь?
— Да, — серьезно ответил Мир. — Ты поймал меня сегодня. Но теперь я сыт. И не думаю, что завтра что-нибудь изменится.
— А потом приедет Макс и все закончится. Но я все равно попытаюсь, — легкий, почти невесомый поцелуй. Всего только касание губ. Петр шагнул назад и, больше не глядя на Мира, вышел. По дороге подхватил свою футболку и аккуратно прикрыл за собой дверь.
По крайней мере честно.
На дне бутылки все еще плескалось шампанское. Не началась, по сути, еще ночь, а ему уже хочется надраться до зеленых чертей.
Однажды, одна из фанаток отца Мира написала для него песню. Динамичная, в общем-то, довольно прилипчивая песенка, ее потом, много лет спустя, записала молодая группа, которую продюссировали Влад Андреевич и Дмитрий Амиризович. Надо сказать, группу они раскрутили лихо и песни из вышедших трех альбомов активно ротируются на станциях. Даже самые первые, в том числе и «Адреналин». Помнится, Макс тогда пошутил, что песня охренеть как подходит обоим Бикбаевым. Они — адреналин тот еще. Вот только когда понимаешь, что они нужны становятся каждую минуту, каждую секунду — уже слишком поздно, чтобы сматывать удочки.
«Ну упс!» — разводил руками Макс и улыбался при этом самой обаятельной из арсенала своих улыбок. Забавно, но стоило только Миру улыбнуться так же — как Макс тускнел. Все-таки рядом с Бикбаевым кто угодно потускнеет. Он, как и его отец, в кадре не терпел никого. Даже если рядом стоит любимый человек. Он один притягивает взгляды. А те кто рядом — всегда в тени.