– Аня, я не хочу выглядеть… – Андрей замялся. – Но мы с тобой практически женаты, и вот так поступать со мной…
– Прости меня, Андрей, – Ане действительно стыдно, – но ты понимаешь… – Она тоже не может подобрать нужных слов.
Повисает неловкое молчание. И вроде бы все понятно, но как будто и сказать нужно что-то еще.
– Дурацкая ситуация! – Андрей снова берет инициативу. – Я хочу сказать, что, может быть, ты не будешь торопиться? В том смысле, что, может быть, не будем афишировать пока наш… нашу ссору?
Аня удивленно поднимает глаза: «Ссору?»
– Ну хорошо, я не так выразился, – Андрей упорно гнет свою линию, – наш разлад, нашу размолвку, не знаю, как сказать, но ведь ты понимаешь… – Андрей нервничает, барабанит пальцами по столу. – Твой новый друг (о, какое удачное выражение – спасибо за подсказку: уважительно по отношению к девушке, но пренебрежительно – без имени – к сопернику!), он ведь из другого государства теперь, у него нет российского гражданства, у него могут быть проблемы и с пропиской, и с работой, он вообще может не приехать, когда все обдумает спокойно. Зачем же тебе позориться: ждала, ждала, а он…
Андрей говорит почти заботливо, в его словах есть какая-то обывательская правда, но для Ани все это не очень убедительно. Вот Антон, он всегда говорил убедительно. А может, сейчас она просто не хочет, чтобы ее убеждали? Не хочет, чтобы ее убеждал Андрей? Аня почти не слушает, что именно он ей говорит, но она почему-то думает, что это, пожалуй, не очень справедливо – совсем не принимать его слова, только потому, что она решила с ним расстаться. Она не чувствует вины, но она чувствует дискомфорт. И поэтому заставляет себя прислушаться к его словам.
– Аня, я не настаиваю, чтобы ты сейчас принимала решение, – продолжает тем временем Андрей, – и даже не настаиваю, чтобы ты переехала сюда, домой. Но позволь мне приходить к тебе. Ведь тебе и твоей маме может понадобиться помощь. Конечно, я смогу приходить только вечером, после работы…
Аня удивленно поднимает глаза:
– Ты устроился на работу? Куда?
– Фирма «РосИнком», в отдел АСУ.
– Так это же здорово, Андрюша! – Аня радостно смотрит на него. – Это же отличная фирма. Почему ты мне не сказал раньше?
– А что, это что-нибудь поменяло бы?
Аня осеклась. Действительно, прозвучало все как-то глупо. Но она и правда рада, очень рада за Андрея.
– Извини, Ань, – Андрей почувствовал, что налаженный было контакт снова стал призрачным, – извини, но мне трудно… Я ведь люблю тебя.
Андрей не лжет. Что бы ни говорил новый знакомый о многочисленных девушках, которые станут сговорчивыми и покладистыми, если у него будут деньги, Андрей в глубине души надеялся, что он вернет Аню. Этот курортный любовник, он в общем-то далеко и почти наверняка не приедет. Слишком это непросто в наше время, слишком дорого, слишком много проблем. Он не приедет. И Аня поймет, что курортные романы – это для отдыха, для всплеска эмоций, для обновления чувств. А дома есть человек, который простит, поймет. И у которого теперь нет проблем. Она это поймет и вернется. Андрей в это верил. И поэтому он повторил:
– Я люблю тебя.
Аня промолчала. Она не знала, что ответить ему. А Андрей понял ее молчание по-своему. Он осторожно взял ее руку и начал целовать.
– Андрей, – почти жалобно произнесла Аня, – пожалуйста, не надо.
Андрей не ответил. Тогда она выдернула руку и, встав из-за стола, подошла к окну. Он тут же приблизился к ней и, обняв ее сзади, начал целовать ее шею, волосы, плечи. Аня резко вывернулась.
– Андрей, прекрати!
Но он не слышал ее. Он уже тяжело дышал, и в голове у него мутилось, он сделал шаг по направлению к Ане, которая, прижавшись к окну, испуганно смотрела на наступающего на нее мужчину. В этот момент резко зазвонил телефон. Не отводя глаз от лица Ани, Андрей вытащил из своего кармана мобильный телефон и, раскрыв его, поднес к уху.
– Вот только насиловать ее не надо, – прозвучал насмешливый голос, – этим ты ее не вернешь и все дело завалишь.
Андрей вздрогнул и пришел в себя. Хриплым от досады голосом он произнес только одно слово:
– Откуда?
– На фоне окна вы отлично смотритесь, – рассмеялся собеседник, – и мне показалось, что девушка напугана.
Андрей отключил телефон. Ему хватило самообладания не броситься к окну, чтобы понять, откуда подсматривал за ними невидимый наблюдатель. Он просто опустился на стул и обхватил голову руками.
Аня, все еще напуганная, тихо спросила:
– Кто звонил?
– Ошиблись номером, – не поднимая головы, глухо сказал Андрей. – Прости меня, Аня, и лучше уходи.
Аня не стала проявлять вежливость. Она молча поднялась и пошла к выходу. Но Андрей снова остановил ее.
– Я могу зайти? – Он не смотрел на нее, но было видно, как ему нелегко.
– Конечно, Андрюша, – Аня не посмела отказать ему в этой малости, – конечно, заходи. – Она помолчала и, чтобы хоть как-то смягчить нанесенную ему обиду, непроизвольно добавила: – Я пока ничего никому говорить не буду.
– Спасибо, Аня. – В голосе Андрея не слышалось радости, но в нем была благодарность. – Давай я тебя отвезу, а то уже поздно.
Они вышли из дома, когда снова зазвонил телефон. Теперь уже у Ани.
– Привет, дорогая! – Голос Антона, такой близкий, такой ласковый и такой далекий, переполнил чашу Аниного терпения. Она разрыдалась. – Аня, что случилось? – Антон не просто спросил, он закричал.
– Ничего, Антон, ничего, – сквозь слезы бормотала Аня, не обращая внимания на идущего рядом Андрея, – просто я ужасно соскучилась, и у меня был нелегкий день, и еще у тебя нет российского гражданства, и у тебя будут проблемы с пропиской и работой, и еще…
– Во-первых, у меня российское гражданство, и у меня не будет проблем с работой, – Антон сказал это почти спокойно, но постепенно голос его наливался раздражением, – во-вторых, я через четыре дня приеду, так что потерпи, это уже недолго. А в-третьих, – добавил он уже с заметной досадой в голосе, – хватит наконец слушать всяких козлов. – Он помолчал и добавил чуть мягче: – Ладно, приеду – разберусь. Целую. И прекрати рыдать.
Андрей молча открыл дверцу машины, молча довез Аню до ее дома, молча проводил ее от машины до подъезда. Около двери он остановился и только теперь произнес:
– Я все равно могу завтра зайти?
Аня кивнула.
Мама с удивлением и тревогой посмотрела в заплаканные глаза дочери.
– Анечка, что случилось?
– Ничего, мам, ничего. – Аня села на диван. – Мы поговорили с Андреем, но это было нелегко. Он попросил пока не рассказывать никому ничего…
– Ты оставила ему надежду. – Мама не спрашивала, мама скорее утверждала. – Зачем? Ты что, не уверена в Антоне? Или в себе?
– Да нет, мама, не в этом дело… – Аня не знает, что сказать, ведь разумного объяснения ее поступку нет. Со стороны посмотреть, она действительно оставила Андрею надежду, и действительно непонятно, зачем она это сделала. Неужели она чувствует свою вину перед ним? Или неуверенность? Нет, она верит Антону и знает, что сама любит его. Тогда почему она разрешила Андрею приходить?
Наталья Сергеевна смотрит на Аню, не спрашивая ее больше ни о чем. Что происходит с ее девочкой? Раньше она не была такой неуверенной в себе. И не была такой чувствительной. «Это хорошо, что она изменилась, – думает мать, – она больше думает о людях, больше тревожится о чувствах других, больше задумывается о последствиях своих поступков. Это хорошо. Но это трудно».
– Самое трудное, дочка, – это выбрать золотую середину, – как будто продолжая начатый разговор, сказала вдруг мама.
Аня удивленно посмотрела на нее. Она не совсем поняла, о чем идет речь. И мама пояснила:
– Нельзя обижать людей, но нельзя и становиться безвольной куклой в руках тех, кого ты жалеешь, тех, кто вызывает у тебя сочувствие или даже чувство вины. Ошибки нужно и можно исправлять, людей можно и нужно понимать. И жалеть. И сочувствовать. И помогать. Но нельзя никому позволять просто использовать твое сочувствие для каких-то своих целей, – мама улыбнулась, – особенно во вред тебе.
На следующий день в Москве разразилась гроза. Яркие вспышки озаряли темные облака, покрывшие городское небо, а тяжелый гром гулко метался между домами. Крупные редкие капли, упавшие на землю вместе с первым порывом грозового ветра, буквально через несколько минут превратились в сплошную водяную стену, обрушившуюся на город.
– Даже не думайте приезжать, – строго сказал отец по телефону, – у меня все есть, и вообще, отдохните хоть денек. Тем более такой ливень – еще утонете где-нибудь.
Он шутил, но на самом деле в отдельных районах затопило городские тоннели, на дорогах глохли машины, залитые водой почти до окон, а по тротуарам по колено в воде шли люди, неся в руках босоножки и кроссовки.
– Мам, давай сегодня посмотрим старые фотографии, – сказала Аня, стоявшая у окна, пока мать разговаривала по телефону, – мы с тобой давно собирались…
Да, они собирались посмотреть сохранившиеся фотографии и бумаги давно, с самого первого дня, как только Анечка вернулась из Крыма. История графа Стомбальо не была раньше известна родителям Ани, и, честно говоря, они не очень верили в свою причастность к ней. Да, дар исцеления передавался в семье из поколения в поколение – об этом семейные предания рассказывали, но о графе и его архиве ничего известно не было. А про кольцо с вензелем отец сказал просто: «Это может быть и вензелем, но может быть и просто красиво изогнутым ободком. S-образная форма – не самая редкая в искусстве». Аня понимала, что он прав, тем более что отец высказывался не категорично, а просто с известной долей сомнения. К этой теме они возвращались постоянно, но разобрать большую коробку, задвинутую на верхнюю полку антресолей, пока не удосужились: все какие-то дела, все какие-то причины. И вот теперь по случаю дождя появилось время. Забравшись на табуретку, Аня с трудом вытащила тяжелую темную коробку. Смахнув скопившуюся пыль, она опустила коробку на пол, покрытый мягким ковром, и сама уселась рядом. Коробка была старая, но довольно крепкая, крышка закрывала ее плотно, поэтому не было никаких веревочек или резинок. Аня немного задумчиво погладила крышку, как будто приласкала, и наконец открыла коробку.
Есть в этом что-то волнующее и трогательное, как будто ты прикасаешься к чему-то забытому и от этого немного таинственному. Мгновенно осознанное чувство Истории не как учебника, а как чьей-то конкретной жизни, с ее повседневными делами – покупками, болезнями, радостями и горестями и даже просто настроением, – это чувство вдруг заполнит всего тебя и уже больше никогда не покинет. Будут проходить года, будут меняться взгляды и чувства, но каждый раз, столкнувшись с прошлым в любом его виде – будешь ли ты смотреть исторический фильм, читать ли книгу или проверять у сына уроки, – ты вновь и вновь будешь чувствовать легкий толчок изнутри, и тогда чуть расширятся твои глаза и слегка собьется твое дыхание: люди, это такие же люди, как мы, и чувствовали они так же, и любили так же, и мечтали, и страдали.
Аня с мамой перебирают старые бумаги и фотографии. Мама рассказывает про тех, кого знает, но знает она, к сожалению, далеко не всех. На каких-то фотокарточках есть надписи, а какие-то они откладывают в отдельную стопку: об этом человеке нужно спросить у папы, он должен знать.
Давно закончился дождь, и под лучами вновь выглянувшего солнца сверкают и переливаются капли – маленькие драгоценные крошки прошедшей грозы, а две женщины все еще рассматривают старые бумаги. Уже весь пол усеян разложенными по кучкам фотографиями. Аня с мамой увлеченно сортируют их по лицам и, по возможности, по годам. И очень радуются, когда неизвестная женщина в элегантном пальто вдруг обретает имя, написанное на другой карточке, где они узнают ее, сидящую в летнем платье.
Неожиданный звонок в дверь кажется настолько неуместным, что Аня с мамой удивленно переглядываются, как будто услышали не звонок, а по крайней мере оглушительную барабанную дробь, или как если бы кто-то вдруг начал стучать в дверь ногой. Какое-то время они смотрят друг на друга, а потом начинают смеяться.
– Иди открывай, – говорит мама, – это, наверное, Андрей.
Она не ошиблась. Открыв входную дверь, Аня видит стоящего на пороге Андрея. Он держится неплохо, спокойно и, даже деловито чмокнув Аню в щеку, спрашивает, как отец, и проходит в комнату.
– Ничего, правда, сегодня мы у него не были. – Аня снова теряется от его уверенности и обреченно и даже робко идет вслед за ним. – Но мы звонили, конечно же.
А Андрей, войдя в комнату, недоуменно останавливается: все вокруг выглядит, мягко говоря, странно.
– Здравствуйте, вы генеральную уборку затеяли? – спрашивает он довольно весело. – Больше похоже на обратные действия…
– Здравствуй, Андрей. – Наталья Сергеевна отвечает довольно приветливо, памятуя Анину просьбу делать вид, что ничего не случилось. – Вот взялись разобрать старые бумаги, архив семейный, так сказать, ну и увлеклись.
Магические слова «семейный архив» действуют на Андрея как гипнотическое заклинание. Он сразу вспоминает все, что говорил ему новый знакомый. «Там должны быть какие-то фотографии или письма, или, может быть, даже чертежи, – эмоционально, убедительно говорил он, – надо только внимательно все посмотреть. Эх, самому бы мне взглянуть, но это не очень реально. Так что ты будешь моими глазами». Все это Андрей вспомнил так отчетливо, как будто кто-то прокрутил ему запись того разговора. И тут его осенило. Он придумал, как дать возможность тому человеку посмотреть документы хотя бы мельком. Андрей вышел в коридор и набрал номер.
– Приходи прямо сейчас, – тихо произнес он в трубку, – скажешь, что пришел навестить Аню, а мы с тобой знакомы случайно – я тебя чуть не сбил, но ты был виноват, и мы выпили по пиву.
И Андрей отключил телефон. Вернувшись в комнату, он присел на корточки, всматриваясь в фотографии.
– А что это вы вдруг взялись разбирать архив? – с умеренной заинтересованностью спросил он. – Ищете что-нибудь?
– Нет, просто решили посмотреть. – Аня не хочет рассказывать ему про графа Стомбальо. – Давно уже собирались.
И снова звонок в дверь вызывает удивление. Аня нехотя поднимается с ковра и идет открывать.
– Витек? – Аня не просто удивлена, она почему-то заволновалась. – Ты?
Она даже забывает приличия и стоит на пороге, не приглашая его войти. Витек улыбается немного смущенно и говорит очень вежливо:
– Я не вовремя? Прости, пожалуйста, просто решил тебя навестить, раз уж я в Москве…
Аня опомнилась:
– Ой, да проходи, что мы в коридоре стоим? – Она все равно чувствует какой-то дискомфорт. – Просто так неожиданно…
Они проходят в комнату. Мама Анечки поднимает голову и довольно приветливо говорит:
– Здравствуйте, молодой человек. – Она чуть задумывается, как будто вспоминая что-то. – Виктор, по-моему?
Да, эта женщина – Наталья Сергеевна, Анина мама, – его запомнила, запомнила даже его имя, хотя он пробыл здесь считанные минуты. Помнится, он тогда еще подумал, что «засветился», но очень рассчитывал, что не сильно себя выдал. На что он рассчитывал, придя к ней домой? Ни на что – всего лишь хотел посмотреть дом, квартиру, просто не мог бездействовать. И еще надеялся на «вдруг». Вдруг семья бедненькая, работающая исключительно на дочкины наряды, вдруг мама простая, доченьку боготворящая, расскажет все, стоит только упомянуть ее имя, вдруг… да мало ли этих «вдруг»?
– Откуда ты его знаешь, мам? – Аня удивляется все больше, и уже не просто волнение, а легкая тревога заполняет голову.
– А я приходил, когда ты еще в море купалась, – весело объясняет Витек, – передавал от тебя привет. А сейчас зашел узнать, приехала ты или нет.
– Приехала, – машинально отвечает Аня.
– Да я вижу! – Витек само обаяние и радость. – И рад тебя видеть.
Интонация, с которой он все это произносит, не оставляет сомнений в том, что парень влюблен, пусть и безответно, но надежда, как известно, умирает последней. Андрей недовольно хмыкает. Витек тут же поворачивается к нему.