– Привет, лихач! – Он протягивает Андрею руку. – Никого больше не задавил?
Довольно складно, хоть и не очень пространно, рассказывают они историю своего знакомства: «Я ехал, а он выскочил, я по тормозам, а он отпрыгнул, ну сказал я ему, а он ответил, потом пошли пиво пить». В этой скупости была определенная правдоподобность, и Аня не то чтобы поверила, но не придала этому событию значения. Однако тревога ее не проходила. Ей стало вдруг нехорошо, подкатила тошнота, и снова появилось ощущение опасности. Она забралась с ногами в большое кресло и замолчала. Андрей, увидев ее бледность, тут же подошел и присел на корточки около нее.
– Что с тобой? – спросил он тихо, участливо. – Тебе плохо?
– Да как-то нехорошо, – пробормотала Аня, – может, на грозу запоздало реагирую?
– Я принесу тебе воды, – поднялся Андрей, – или, может, чай?
– Нет, спасибо, лучше воды.
Мама краем глаза видит, как ее дочь разговаривает с Андреем, но не вмешивается, считая, что они сами должны разобраться в своих отношениях. Тем более у нее есть уважительная причина сделать вид, что она ничего особенного не замечает: она разговаривает с Виктором, который проявляет вежливый интерес к разложенным фотографиям.
А Витек с трудом сдерживает себя, чтобы не кинуться к этим всем стопкам и кучкам. Боже, его цель так близка, его мечта так осязаема, но нельзя, нельзя выдавать себя, нужно быть вежливым и лишь умеренно интересующимся. О, он столько ждал, он подождет еще, он поведет разговор в нужное русло умело, незаметно, и эта женщина, Анина мать, даже не заметит, как сама предложит ему посмотреть фотографии и почитать бумаги.
– Смотрите, Виктор, а это Анина бабушка. – Мама Ани наклоняется к одной из стопок и вытаскивает карточку. – Правда, Анечка похожа на нее?
Виктор с удовольствием разглядывает фотографию, соглашается, отмечает, как красива изображенная на ней женщина, а потом осторожно спрашивает, кивая на фотографии:
– Можно еще посмотреть?
– Конечно, можно! – Женщина опускается на пол. – Присаживайтесь, – смеясь, предлагает она, махнув рукой на пол, – если хотите, конечно.
Витек с готовностью опускается рядом.
– Так даже романтичнее, – говорит он, приятно улыбаясь, – я очень люблю старые фотографии: у людей того времени совсем другие лица, такие одухотворенные и все очень красивые, и в них есть что-то загадочное…
Он продолжает нести всю эту чепуху, жадно вглядываясь в карточки. Впрочем, на самом деле он не считает это чепухой, он и правда всей кожей ощущает загадку старых фотографий. Анина мама с удовольствием слушает приветливого молодого человека, хотя ее немного беспокоит реакция на него дочери: Аня сидит в кресле, как загнанный зверек, и настороженно смотрит на парня. А может быть, ее пугает и выводит из равновесия присутствие рядом Андрея, его заботливость и подчеркнуто-дружеское участие. «Непонятно все это», – думает мама, продолжая разговаривать с Виктором и одновременно посматривая на дочь. А Виктор разглядывает фотографии. Он еще следит за своим лицом и обсуждает вслух незначительные детали, но все чаще подолгу молчит, рассматривая отдельные снимки. И чем больше он просматривает фотографий, тем сильнее легкий холодок, появившийся в груди, заполняет его внутренности. Ничего. Нет, то есть фотографий довольно много, но действительно старых всего несколько штук, и все они сделаны в павильоне, то есть совершенно неинформативны. Конечно, он узнал красивого седого старика с сурово сдвинутыми бровями и неожиданно ласковым взглядом под ними. Граф Стомбальо. Да, ваше сиятельство, загадали вы загадку, но на каждую загадку есть ответ. Должен быть. Виктор поглядывает на пожелтевшие бумаги и, улучив момент, спрашивает как будто невзначай:
– А это старые документы? Или письма?
– Да, в основном письма, – женщина отвечает немного рассеянно, – письма с фронта.
– А совсем старых документов не осталось? – Витек осознает, что рискует нарваться на вопрос «А вам зачем?», но мама Ани как будто думает о чем-то другом и, может быть, не обратит внимания на излишне любопытного гостя.
– Нет, Виктор, – она качает головой, – мы с Анечкой сегодня уже все просмотрели, самые ранние – как раз с войны, с сорок первого года…
Она рассказывает о том, кто из семьи и где воевал, а Витек делает вид, что внимательно слушает. На самом деле он почти не слушает, лишь краем уха, чтобы не потерять нить разговора, хорошо еще, что женщина и сама мало знает, а то рассказ мог бы затянуться до утра. Витек слушает, а сам снова и снова перебирает фотографии. Ни-че-го. Впрочем, стоп. Вот интересная карточка. О, очень интересная! По времени похожа на послевоенную, мужчина и девушка стоят на небольшой площадке, справа от них каменистая горка, а за ними расстилается море. Это в Крыму! Лица изображенных улыбчивы и, кажется, многозначительны… Может быть, они указывают место? Мужчина опирается на какой-то камень, а девушка смотрит прямо в объектив. Что за место, знакомое как будто… Виктор лихорадочно соображает. Что-то знакомое, знакомое… Конечно, ведь и он лазал по окрестностям в поисках клада, только быстро понял, что надо работать головой, а не ногами. Ладно, не сам понял, старик научил, спасибо ему, конечно. Но что за место?
– Что вы там увидели? – совершенно простой вопрос приводит Виктора в замешательство, но только на секунду.
– Знаете, место как будто бы знакомое, – искренне отвечает он, – но вспомнить никак не могу. – Он улыбается открытой обезоруживающей улыбкой.
– Давайте посмотрю. – Мама Ани берет карточку. – Это в Крыму, – она называет родной город Виктора, – там на окраине есть развалины старой крепости…
Ну конечно, как же он не понял! Наверное, волнение ему тоже свойственно, как и всем. Иначе, он узнал бы это место сразу. Ну что ж, граф Стомбальо, ваша карта бита! Пора возвращаться домой!
Когда наконец Виктор, распрощавшись, ушел, Аня вздохнула с облегчением. Как-то нехорошо действовал на нее этот улыбчивый молодой человек. Андрей ушел почти сразу за ним, поцеловав Аню в щеку и сказав, что завтра придет. Аня вздохнула, но промолчала, и они с мамой стали складывать фотографии. И опять раздался звонок в дверь.
– Просто штаб какой-то! – Мама поднялась. – Сиди, я сама открою. Интересно, кто это там на ночь глядя?
Мама пошла открывать, а Аня растянулась на полу среди еще не собранных фотографий. Она лежала, закинув руки за голову, и смотрела в потолок, ни о чем не думая. Где-то в глубине коридора тихо разговаривала мама, и Анечке было спокойно и немного грустно. Она вдруг почувствовала, как устала за сегодняшний день. «Надо спать ложиться, – лениво подумалось ей, – поздно уже. – Она так же лениво посмотрела на часы, висевшие на стене прямо перед ней: они показывали начало двенадцатого. – Ничего себе, – равнодушно мелькнуло в голове, – как долго просидели сегодня». Она закрыла глаза. «Вот усну прямо на полу, что мама со мной делать будет? Господи! А кто это пришел так поздно?» – неожиданная мысль прогнала легкую приятную дремоту и заставила быстрее заколотиться сердце. Что-то случилось? Аня одним прыжком вскочила на ноги и выбежала в коридор. Там, сидя на маленькой скамеечке и оживленно разговаривая с ее мамой, снимал кроссовки Антон. Рядом стояла большая дорожная сумка, а на крючке вешалки висела легкая ветровка.
Аня несколько раз сильно сморгнула, но видение не исчезло.
– Опять молчишь и совсем не прыгаешь от радости. – Антон подходит к Ане и, смотря ей прямо в глаза, негромко добавляет. – Целуй меня скорее, а то твоя мама решит, что я бандит или, того хуже, самозванец.
Аня молча бросается к нему на шею и, уткнувшись ему в плечо, плачет. Антон крепко прижимает ее к себе и, поглаживая ее волосы, говорит маме, с легкой улыбкой наблюдающей за ними:
– Извините.
Потом они втроем будут еще долго сидеть на кухне и пить чай. Нет, чай пили Аня и мама, а Антона они кормили борщом и макаронами с котлетами. Он отказывался, но не очень уверенно, и они эту неуверенность сразу почувствовали, и Антону пришлось есть все. На Анин вопрос, который она даже не могла сформулировать толком, бормоча только «Откуда, как, почему, еще четыре дня», он ответил просто: «Мне показалось, что тебе совсем плохо, и мой начальник тоже человек, – пауза, – как оказалось». А потом, помолчав еще немного, добавил: «Вы уж простите, но идти мне некуда, Егор только завтра приедет». Аня снова подошла к нему сзади, как и тогда, на кухне у бабушки Кати, и обняла его:
– Не говори глупостей, правда, мам?
– Правда. – Мама вздохнула. – Давайте укладываться, дети, третий час.
Аня счастливо засмеялась и, кинувшись к маме, расцеловала ее. Она не сомневалась в ней, но все равно чуточку волновалась.
Оставшись вдвоем, Аня и Антон какое-то время молча смотрели друг на друга. Потом Антон так же молча коснулся Аниной руки, провел пальцем по щеке и требовательно привлек ее к себе. Приподняв ее голову за подбородок, хотел что-то спросить, но передумал и только сильнее прижал девушку к себе.
С самого утра Наталья Сергеевна, Аня и Антон поехали в больницу. Антон довольно спокойно вошел в палату, энергично пожал протянутую ему мужскую руку и отвечал на вопросы, не отводя глаз. Аня ревниво следила за реакцией отца, но понять, как тот отнесся к Антону, так и не смогла. Впрочем, одно было ясно: при Антоне разговор не «зависал» и отец не отмалчивался, а разговаривал как обычно. Если бы Анечка не ждала так внимательно и тревожно реакции отца, если бы не нервничала так, она могла бы сообразить, что естественное «не реагирующее» поведение отца служит самой лучшей «приметой», что все хорошо. Но она нервничала, нервничала даже когда они уже вышли из палаты, и именно поэтому что-то все говорила и говорила до тех пор, пока Антон не сказал удивленно:
– Ты что так нервничаешь-то?
Антону даже в голову не пришло, что она нервничает из-за него. Если бы его спросили, как, по его мнению, к нему отнесся отец Ани, он пожал бы плечами и сказал что-нибудь вроде: «Да нормально все». А мама поняла без слов, поэтому она, улыбаясь, спросила Антона:
– Антон, а ты водишь машину?
Аня внимательно посмотрела на маму. Во-первых, Наталья Сергеевна совершенно естественно перешла с Антоном на ты – это было Ане приятно, а во-вторых, вопрос о машине прозвучал неспроста, это точно.
– Да, Наталья Сергеевна, – спокойно отвечает Антон, – у меня и права есть, и опыт. – Он смеется. – Я за рулем с четырнадцати лет – папа считал, что ему нужен личный водила, ну а мне только в радость.
– Права выдаются с восемнадцати! – Аня возмущенно смеется. – Антон, ты врешь!
– Это у вас в Москве все по правилам, а в нашей деревне все можно, особенно если у тебя дядя – начальник…
– А у тебя дядя начальник?
– Угу. В ГАИ.
Все смеются. А Аня никак не может понять, шутит Антон или нет.
– Антон, а в Москве сможешь ездить? – Наталья Сергеевна спрашивает серьезно. – Большой город, сумасшедшее движение…
– В Москве не пробовал, а в Калининграде приходилось – в армии. – Антон уже понял, что вопрос задан не просто так.
– Анечка не очень хорошо водит машину…
– Все понятно, Наталья Сергеевна, и не беспокойтесь, я буду осторожен.
И все. Никаких комментариев. Ни тебе «спасибо за доверие», ни «ой, не надо, мне неудобно». Он вообще держится уверенно, но не нагло. Это определение – «не нагло» – мелькает в голове Ани, и почему-то сразу вспоминается Андрей. Они совсем, совсем разные. И сравнение не в пользу Андрея… О Боже, он же явится сегодня! Аня вздыхает. Может, уйти вечером куда-нибудь, а мама скажет ему, что приехал Антон? Эта трусливая мыслишка все-таки мелькает в голове, несмотря на то что как только она начала свое движение, Ане стало стыдно, но мысль до конца додумалась, хорошо хоть вслух не высказалась. Аня снова вздыхает. Мысли мыслями, а поступить так она не может. Поэтому вечером они никуда не пойдут. Будь что будет.
А после обеда приехали Егор с Таней. Как они удивились, увидев Антона в квартире у Ани!
– Да, друг, ты такой неожиданный тип! – Егор рад видеть Антона. – Никак не ожидал тебя сегодня здесь встретить.
– Ну, до тебя-то мне далеко, – усмехается Антон, – вот уж где образец непредсказуемости…
Все вместе они сидят в комнате и перебрасываются ничего не значащими фразами и комплиментами. Наталья Сергеевна отмечает про себя, что Аня и Егор действительно очень близки друг другу, они понимают друг друга с полуслова, и отношения у них ровные, спокойные, как у людей, много переживших вместе. Это странно осознавать, понимая, как они молоды, и зная, как недолго они были вместе и как долго – врозь. Но это действительно так, и, похоже, на каком-то интуитивном уровне это понимают и жена Егора Таня, которую он все время держит за руку, как маленького ребенка, и Антон, который по-хозяйски обнимает Анечку, как будто закрывая ее от окружающего мира. «Какие хорошие ребята, – думает Наталья Сергеевна, – и как это они все нашли друг друга?» А Аня смотрит на Танюшу, сидящую рядом с Егором. Она видела ее один только раз – в музее, и предположить тогда не могла, что Таня станет женой Егора. Аня смотрит на нее со смешанным чувством любопытства и настороженности. Девушка ей нравится, но не отнимет ли она Егора? Только что вновь обретенного Егора. Впрочем, то, что они приехали к ней в первый же день, как появились в Москве, успокаивало. А Таня смотрела на Егора и думала, что всегда мечтала о мужчине, у которого есть настоящие друзья – не приятели по работе, с которыми проводишь много времени и поневоле знаешь о них все, и не бывшие сокурсники, которых встречаешь радостно, но, наскоро поговорив и обязательно решив, что «нужно как-то встретиться», забываешь до следующей случайной встречи, а настоящие, такие как Антон и Аня. И теплая волна благодарности, что такой мужчина есть и он ее муж, вдруг затопила Танюшины глаза нежданной влагой. Но она сдержалась и не расплакалась, а лишь крепче сжала ладонь мужа. А муж увлеченно рассказывал что-то Наталье Сергеевне и договаривался с Антоном, когда они завтра пойдут на работу. Антон, обнимая Аню, думал о том, что завтра, кроме работы, нужно еще начинать решать вопрос с квартирой – не могут же они вечно жить у родителей. Так они и сидели, непринужденно разговаривая, такие разные, но связанные прихотливой судьбой в один круг.
– Ань, а документы-то вы смотрели? Фотки старые, письма? – Егор вдруг неожиданно меняет тему разговора. – Наталья Сергеевна, вам Аня рассказала историю графа Стомбальо?
В том, как он торжественно произнес эти слова – «история графа Стомбальо», – было что-то киношное или театральное, но почему-то близкое, и все вдруг разом оживленно заговорили.
– Да, рассказала, но не очень в это верится…
– Вон он, архив, лежит, еще не убираем, смотрели…
– А много фотографий-то?
– Интересно посмотреть…
– Почему не верится? Все ведь сходится…
– Конечно, мы сейчас посмотрим, всем интересно…
И так далее, и все вместе, и ничего не понятно, кто кому отвечает и кто кого спрашивает, но всем интересно. Как-то так получилось, что все снова очутились на полу, Аня открыла коробку, и вопросы посыпались с новой силой.
– А письма старые тоже сохранились?
– А фотографии дореволюционные есть?
– А вы всех изображенных знаете?
– Нет, к сожалению, не всех. Надеемся, что Анин папа еще нам поможет…
Старые фотографии осторожно передаются из рук в руки, рассматриваются и обсуждаются. Среди общего разговора и оживления тихий голосок Тани мог бы и затеряться, но почему-то ее услышали сразу. Она сказала, глядя на фотографию, которую держала в руке:
– А вот это и есть граф Эмиль Стомбальо.
И сразу стало тихо. Потом Аня протянула руку, и Таня вложила в нее фотографию. Все тут же склонились над карточкой. С фотографии на них смотрел красивый седой старик с умными, слегка насмешливыми, но очень ласковыми глазами. Все молчали. Сказка становилась былью, причем былью осязаемой, конкретной и… близкой.
– У нас несколько его снимков, – первой нарушила молчание Анина мама. – Вот! – Она заглянула в коробку и вынула несколько карточек. – Анечка, мы же не зря вчера раскладывали все по стопкам, правда, совсем до конца не успели, Андрей пришел, потом Виктор…
– Виктор? – Антон специально делает вид, что не слышит первого имени, знакомая злость поднимается откуда-то из глубины, но с этим он еще разберется, а пока… – Какой Виктор?
– Витек, представляешь? – Аня, ничуть не смущаясь, поворачивается к Антону. – Он, оказывается, в Москве, вот и зашел навестить.