- Когда ж успела? – нехорошо усмехнулся Дайран. – Я вроде все время рядом был – вы с ней и парой слов перемолвиться не успели…
- Она просила тебя не трогать, - ответил старик. – А такая просьба – от нее… дорогого стоит, понимаешь?
Дайран покачал головой.
- Не понимаю ни черта, - сообщил он.
- Расскажу. Не все, правда. А остальное сам поймешь – ты ж вроде не дурак.
- Погоди… ты вот что скажи: это правда, что она – из лесных людей.
Хозяин коротко улыбнулся, посмотрел на него.
- Слышал, значит. Ну, в каком-то смысле – правда. Только это не совсем те колдуны лесные, в которых вы там у себя верите. Это немножко другое…
… Забытые, потускневшие от времени легенды проходили перед Дайраном неспешно и величественно, едва касаясь высокой травы, и он вздрагивал от их спокойных прикосновений. То, что на Юге считалось выдумками, бабкиными сказками, здесь, на Севере, было окружено почетом и уважением. Падали, как удары клинка, непривычные для уха солдата слова. Право. Род. Королевская кровь. Какая разница была бы ему, какие нынче короли на троне?
Задыхаясь от горя, мелькнула на мгновение девушка в серебристой вуали – принцесса Альбина, злосчастная тень королевского рода, та самая, полузабытая и загадочная. Преданная родными братьями, насильно сосланная в далекий монастырь – бледный отсвет прежней красавицы с длинными косами. У них, оказывается, женщины наследовали; право старшинства – кому оно нужно, если цена этого - жизнь? Кто знает, думал Дайран, сколько правды в этих легендах; сколько слез пришлось пролить той, живой, настоящей прежде, чем встретила она на лесной тропе человека с невероятными, серо-зелеными, колдовскими глазами… Что уж он там наобещал ей, чем приворожил… в монастыре недосчитались однажды послушницы, а в лесной избе той же ночью прибыло мужаткой. Женой оборотня, колдуна, меняющего облик, лешего, которым детей пугают…
Кем пугала Альбина своих детей? Рассказами о братьях-принцах?
Она прожила недолго. Видно, все силы, что были отпущены ей, отдала детям – мальчику и девочке. А они, выросшие, вместе с даром отца – умением оборачиваться зверем и птицей – сохранили и материн дар: память о том, кем была она и чья кровь течет теперь в их жилах. И знание, что есть у них на свете родичи, родичи по крови, но не по духу – далеко, за лесами, в пышных залах королевских дворцов. И предсмертное материнское проклятие сохранили, обращенное к младшим братьям: «Род ваш не вечно будет править этой страной, а прервется. И все вернется, как должно быть по праву старшего». Вот только не уточнила преданнаястаршая сестра, у которого именно из братьев не останется потомков. А может, уточняла, да за давностью лет осталось это забытым…
- В архивах Севера хранится это пророчество, - сказал хозяин. – Правда, так глубоко, что не всякий отыщет, да и язык там… Но я прочитал, я видел этот текст.
- Ты? – поразился Дайран.
- Отчего бы нет? - усмехнулся старик. – Я, к твоему сведению, не кто-нибудь, я профессором был когда-то… историком. Кафедра отечественной истории в столичном Университете – это вам не баран чихнул. Думаешь, почему я тебе это все так просто рассказываю? У меня тема научной работы была – «Генеалогия королевского дома: факты и легенды». Семь лет в архивах сидел…
- Но… почему же ты, - пробормотал ошарашенный Дайран, - почему – здесь?
- А где еще, - спокойно ответил хозяин. – Скажи спасибо, что жив остался. После войны половину преподавателей разогнали, две кафедры прикрыли – нашу и лингвистов. А меня арестовали – за шпионаж, - он зябко поежился. – Ладно, добрые люди бежать помогли. Теперь вот - здесь…
Он помолчал.
- Зовут тебя как? – тихо спросил Дайран.
- Карис. Бог весть зачем я тебе рассказываю это, парень… - он окинул Дайрана взглядом.
- Не бойся, не донесу, - процедил тот. – У меня приказ другой, мне ты… без надобности.
- Да я и не боюсь, - очень буднично ответил Карис. – От судьбы не уйдешь все равно…
- Вот и рассказывай давай дальше.
- Дальше… ладно. Никто, похоже, так и не понял, к которому из братьев относилось пророчество. А узнать хотели – многие, как южане, так и наши. Но, думаю, принцесса тогда и сама не понимала, что говорит – такие пророчества редко произносятся в здравом уме. А теперь-то кто скажет…
- А Регда здесь при чем? – напряженно спросил Дайран.
- Подожди. Насколько я понял, муж принцессы Альбины был чародеем. От него пошли как раз эти истории о лесных людях – чудовищах, умеющих колдовать, крадущих детей. Вот уж не знаю – один ли он был на земле такой, или целый народ жил в этих местах прежде нас. Думаю, что все-таки народ… посмотри, сколько про них легенд, какие сказки – что у нас, на Севере, что у вас – так ведь? Не знаю, сколько там правды насчет чудовищ, но что лес для этих людей – дом родной, это правда. Они его как раскрытую книгу читают. Повадки зверей и птиц, травы разные, тропы тайные – это для них как для нас азбука.
Он затянулся трубкой и помолчал.
- Словом, получается, что кровь королевского дома течет не только в наших и ваших королях, а и еще кое-где. А кровь, как сам понимаешь, не водица. Род, берущий начало от Альбины и ее мужа-чародея, не прервался. В лесах, скрытно, до поры до времени, как говорилось в легендах… вообще легенды про это дело – удивительная вещь, - улыбнулся Карис. - Чего только по деревням не болтают! Говорят, что наступит день и час, когда истинный потомок Альбины выйдет из леса, и будет у него в руке удивительный меч, сияющий серебром. И наступит тогда всем полный… полный праздник, в общем, и никто не уйдет обиженным. Конечно, в основном, такие байки слагает беднота – те, кто считает лесных людей чуть ли не защитниками своими и избавителями от произвола властей и местной знати. Но встречаются любопытные факты. Например, что род этот считается не по отцу, а по матери, и только женщина способна истинно мудро и праведно управлять страной. Очевидно, это осколки сопротивления старому указу о том, что женщины не наследуют… и утвержден-то он был как раз примерно в то время, в годы раздела Империи.
Карис опять замолчал, постукивая остывшей трубкой по перилам.
- А Регда? – опять напомнил Дайран.
Небо над их головами потихоньку светлело.
- Регда... с ней все просто, - задумчиво ответил Карис. – Она наследница… принцесса, если можно так сказать. Единственная выжившая из прямых потомков принцессы Альбины, осколок королевского рода.
Дайран тихо и протяжно присвистнул.
- Понимаешь теперь, ЧТО она для нас? Для северян, которые, ко всему, перестали быть самостоятельной страной… и если бы только это! На нее, на этот загадочный, полусказочный род смотрит теперь едва ли не весь Север – потому что видят в них надежду. Надежду на избавление от военных порядков Юга, надежду на то, что снова наступит мир… да и мало ли на что еще! Ты заметил, как разошлись за сотни лет наши народы – язык, культуры, взгляды? Да, многое сохранилось, но мы уже не единая держава, капитан, мы разные и разными дорогами идем. А вы хотите насильно слить их в один – зачем?
- Я-то тут при чем… - пробормотал угрюмо Дайран. – Я к вам не просился…
- Да я не тебя конкретно имею в виду, а Юг вообще, не горячись. Род принца Остина угас, но чем хуже род принцессы Альбины? И понимаешь теперь, как нужна и важна и для вас тоже эта девочка? – горько проговорил Карис. – Заполучи ее Юг – и Север можно будет с чистой совестью поставить на колени. Впрочем, вы можете сделать это и без чистой совести, но, - он усмехнулся, - как-то сложнее. Конечно, мы станем сопротивляться еще долгое время. И даже, я думаю, среди боковых наследников найдутся те, кто станут продолжать эту войну. Но…
Он умолк.
В болоте неумолчно орали лягушки. Небо над верхушками деревьев начинало понемногу сереть, потянуло сыростью. Дайран поежился.
- Скажи… - неуверенно спросил он вдруг, – а правду говорят, что эти… ну, лесные– что они детей крадут и железа боятся? Я ведь ее не просто так в железе таскаю...
- Насчет детей – точно враки, - сухо ответил Карис. – Зачем им? Научить тому, что они умеют, можно лишь, если у тебя это в крови. Нет, бывало, конечно, что им в обучение детей отдавали – из таких потом получались замечательные следопыты. Но красть… не знаю, не думаю.
- А про железо?
- А ты у нее сам спроси, - нехотя и отчужденно посоветовал Карис. И, поколебавшись, добавил: - Вообще говорят, что железо обращаться мешает…
- Что мешает? – не понял Дайран.
- Облик менять. Я ж говорю – дар у них передается, умеют они оборачиваться кто зверем, кто птицей. Но толком я не знаю, - добавил он поспешно, - и врать не стану. Одно точно знаю – в железе не убежишь. Потаскай-ка на себе этакую тяжесть. Ваши отцы-дознаватели тоже дело знают, - он нахохлился, потер запястья, и Дайран понял, что означает этот жест. Старая память.
Карис повернулся, явно намереваясь уйти в дом, но Дайран удержал его:
- Скажи еще… Что значит ее прозвище?
Карис опять помедлил.
- Серая птица, - ответил он.
- Значит… - медленно проговорил Дайран, - она – птица?
Карис полоснул его неожиданно злым взглядом.
- А ты умный, капитан… Умный. Если довезешь ее до места и сдашь, куда следует, так вмиг майором станешь. Глядишь, и орденок привесят. Старайся, служи… вези, - он резко развернулся и пошел в дом, тяжело прихрамывая и сутулясь.
Дайран беспомощно выругался, глядя ему вслед.
Обида накатила – неожиданно острая, почти детская. Сам он, что ли, добровольно вызвался? Поставили ведь навытяжку и согласия не спросили… кому интересно мнение солдата? А теперь чувствуешь себя точно дерьмом измазанный. Он грохнул кулаком по деревянным перилам – и взвыл, больно ударившись мизинцем.
Хороша себе добыча, нечего сказать. Как в сказке – принцесса и солдат. Или свинопас – как там было-то? А какая теперь, к чертям, разница!
Дайран долго ворочался, пытаясь уснуть. Нет сна, хоть тресни. Уже небо совсем светлое, уже оглушительно щебечут птицы за окном, уже яркие лучи ползут по стенам – нет сна.
Рядом ровно дышала во сне девушка. Принцесса по имени Серая Птица.
Влип ты в историю, капитан. В ту самую, настоящую Историю, которая на пыльных страницах перьями пишется; которая хранится в королевских архивах, куда нам ходу нет; которая не спросит тебя, хочешь ли ты в нее попасть.
Бабкины сказки. Дайран тихо засмеялся. Вот она тебе, сказочка – доигрался. История чужой страны лежит с ним рядом. И в твоих руках правильный ответ. А ты его не знаешь, ответ этот…
Дайран поднялся на локте и посмотрел на спящую девушку. Взять бы ее на руки, прижать к себе и послать все эти сказочки к черту. Оборотень, лесное чудо… да плевать он хотел на все это! Пусть даже обернется в его руках серой птицей – он отпустил бы ее в небо, только б она хоть ненадолго возвращалась на землю, к нему. Пусть себе летает в поднебесье. Тяжелые, холодные браслеты на ее руках отливали синевой. Что, девочка, к земле тянут, да?
Дайран выругался, встал. Старые половицы заскрипели под ногами – Регда пошевелилась, что-то забормотала во сне, но не проснулась.
В тесной кухне настежь распахнуто окно, но табачный чад слоями висел в воздухе. Ежась от утреннего холода, Дайран зачерпнул ковшом воды из кадки в углу, жадно выпил. И поперхнулся от сдавленного кашля – Карис сидел в углу, мрачно глядя на него, в компании бутыли изрядных размеров.
- Что, не спится? – мрачно и хрипло спросил хозяин. – Садись, выпей.
Он пододвинул к капитану огромную кружку.
Дайран помотал головой.
- Не стану. И тебе не советую.
Карис захохотал зло и неприятно.
- Мне твои советы, приятель… сам знаешь где.
Дайран пригляделся к нему.
- Когда ж ты успел… - проговорил он почти сочувственно. – И зачем….
Что, профессор, отходняк, да? Немудрено, что развезло так быстро и сильно. Не под силу тебе, книжному червю, убийство, пусть даже и несостоявшееся? Это тебе не в архивах сидеть…
- Набрался, да? Перед девочкой не стыдно? – вырвалось у него.
Карис выдохнул тяжело и устало.
- Девочка, - пробормотал он про себя. – Я ведь ее помню – малявкой еще. Маленькая девочка с длинной косой; она умела оборачиваться уже в четыре года – маленькая такая птичка с серыми крыльями. И пела так чудесно. И так хохотала, когда я пытался ей уши надрать, а она у меня из рук улетала. Только перестала она оборачиваться, капитан… когда на глазах у нее погибли - мать, отец, два брата. Ваши тогда взяли их хутор в кольцо; не иначе, навел кто, потому что кому бы еще – там заклятия стояли, несложные, конечно, от чужака, но все же… Когда ее привезли ко мне, она была на зверька похожа, а не на птицу… на имя свое откликаться перестала. Одна выжила из всех – и то потому лишь, что не было ее там, она с утра в лес ушла за ягодами. Ей пятнадцать было тогда. С тех пор ни разу не видел я, чтобы она… вот тебе и Серая Птица – одно имя осталось. А… что ты знаешь про это, капитан…
Карис махнул рукой.
- Отца ее, мать, братьев - всех в одном костре сожгли. Война только началась тогда, семь дет назад. Вот и смекни, с кем война-то была, капитан… с нами или с ними? – он мотнул головой в сторону. – Видно, у вас там на Юге умные люди живут… тоже читать умеют… старые летописи.
Он снова приложился к бутыли.
- За одно судьбе спасибо говорю – что меня уберегла. Знаешь, от чего? От предательства. – Он впечатал кулак в столешницу. – Меня ведь пытали, капитан… и чего я под пыткой орал – не помню. Счастье, что сам не знал тогда, где девчонка скрывалась, а то бы… - он умолк.
Дайран подошел и выхватил у него из рук бутыль.
- Поди проспись, - сказал он жестко, едва сдерживая отвращение. – Ей тебя таким видеть радости мало…
Тупо болело слева – там, где сердце. Маленькую кухоньку заливали яркие солнечные лучи.
* * *
Этот день пути должен был стать последним для них. Завтра к закату, если все будет хорошо, они доберутся до Юккарома, и капитан Ойолла сдаст, наконец, пленницу с рук на руки Особому отделу. Вот только кто бы знал, как ему этого не хочется…
Они не стали останавливаться на ночлег в деревне, а, купив хлеба и молока, отъехали подальше, углубились в лес. Уже привычно разожгли костер. Ни Регда, ни Дайран не говорили об этом вслух, но ночевать среди людей им почему-то не хотелось.
Весь этот день Регда молчала. Дайран знал, почему. И мог только догадываться о том, что ждет ее завтра вечером и после. Он сам, своими руками отдаст ее на смерть. О, проклятье! Если бы он мог умереть за нее сам. Но не может… и присягу нарушить не может тоже.
Дайран уже не скрывал от себя самого, что он чувствует к этой чужой, в общем-то, девушке. И не знал, что делать ему с этим внезапно свалившимся чувством. После истории с Элис он поклялся себе, что никогда не доверится ни одному существу женской породы. А та, что смогла растопить лед, сковывавший его все эти годы, стоит по другую сторону разделившей их полосы. И от ее смерти (ну, или не смерти – что, легче от этого?) зависит его возвращение домой. Было отчего хотеть напиться…
Он сидел у костра, смотрел в огонь и молчал.
Этот вечер выдался ясным и теплым, не в пример всему прошлому пути. Регда сбросила свой темно-зеленый плащ; глаза ее поблескивали, как искры, летящие из огня, тускло отблескивало железо кандалов. Дайран не мог смотреть ей в глаза. Завтра… завтра…
Ладно, - он решительно поднялся. – Поздно уже. Давай я тебя перевяжу, и будем ложиться…
Стоит ли… - тихо отозвалась девушка.
Сноп искр выстрелил из костра. Небо было уже совсем черным.
Стоит, стоит…
Бинты, целебную мазь и немного продуктов им дал с собой Карис. Привычными движениями пальцы Дайрана втирали пахучий бальзам в уже совсем затянувшуюся ссадину, а сам он боролся с желанием приложить ее ладонь к губам – и больше не отпускать никогда. Затянув бинт, поднял голову – и увидел ее лицо. По щекам девушки бежали слезы.