Неужели последней волей моего странного папаши была поездка в парикмахерскую? Вот дьявол. Что за чепуха? Иду к зданию, недовольно ломая пальцы. Если Колдер Эберди и хотел меня удивить, то у него непременно получилось.
Похожие, бесящие колокольчики звенят прямо над моей головой, когда я прохожу в помещение. Перекрашенная девица кивает мне, обнажив ряд белоснежных зубов, однако я не веду бровью. Иду, осматриваясь и надеясь найти то, не знаю что; затем, не знаю зачем. Большей несуразицы в моей бессмысленной жизни еще не было.
- Желаете подстричься? – внезапно спрашивает меня натянутый, как струна старик. Он лениво дергает уголками губ и вздыхает. – Сиреневые концы – последний писк моды?
- Вряд ли, - продолжаю изучать помещение. Пахнет цветами, по воздуху разносится сладковатый запах роз, слышатся тихие щелчки ножниц. Будто фон – играет музыка.
- Тогда что послужило толчком к такому безумию?
- Не ваше дело.
- Чье же тогда?
Оборачиваюсь. Мужчина сидит в широком кресле и аристократически, практически благородно приподнимает подбородок. Его волосы покрыты серебристой сединой, а около глаз и губ – кривые, угловатые морщины. Возможно, я бы решила, что он улыбается, если бы не читала в его взгляде открытого недовольства.
- Может, займетесь делом? – я пожимаю плечами. – Или вы, действительно, думаете, что ваше мнение сыграет решающую роль в моей жизни?
- Наглость – проявление слабости. Грубит тот, кто не умеет разговаривать.
- А вы умеете?
- Я лишь спросил, чего вы желаете.
- А я лишь ответила, что это не ваше дело.
Мужчина вдруг усмехается. Наклоняет в бок голову и протягивает:
- Удивительное равнодушие к тому, о чем идет речь. Зачем вы здесь?
- Ищу человека.
- Если вы назовете его имя, наш разговор приблизится к логическому завершению.
- Колдер, - рявкаю я, не на шутку разозлившись. Делаю несколько широких шагов к старику и повторяю, - Колдер Эберди.
Лицо незнакомца тут же вытягивается. Излучающие недовольство глаза, внезапно наполняются непередаваемым удивлением, и, рывком поднявшись со стула, он налетает на меня, едва не сбив с ног.
- Откуда вам известно имя этого человека?
- Разве это секрет?
- Ответьте. – Старик недоверчиво хмурит седые брови. – Откуда?
- Вы с ним знакомы?
- Более чем. Итак. Что вам известно о Колдере Эберди?
- Если честно, ничего. – Растерянно хмыкаю. Впервые мне не по себе от разговора с незнакомым человеком. Мужчина разглядывает меня так пристально, что тянет выбежать из здания или же накинуться на него с кулаками. – Колдер – мой отец.
- Эмеральд? – старик пошатывается в бок. Затем прикрывает морщинистой рукой губы и почему-то усмехается. – Эмеральд! Не могу поверить.
- Откуда вам известно мое имя?
- Девчонка…
- Что?
- Вы – девушка! – мужчина покачивает головой и продолжает бороться с усмешкой, которая то и дело проскальзывает на лице. Смутившись по самое не хочу, собираюсь, как следует пихнуть этого старика в грудь, но не успеваю. Он отрезает. – Я не тебя ждал.
- Что за чушь вы несете?
- Эмеральд, я был уверен, что у Колдера сын. Но…, - он замолкает. Осматривает мое изумленное лицо и по стойке опускает руки. – Вы пришли по адресу, мисс Эберди.
- По адресу?
- Мое имя Мортимер Цимерман. Следуйте за мной.
- Зачем?
Мужчина примерзает к месту и оборачивается, нахмурив брови. Что-то в его взгляде кажется мне знакомым. Наверно, я очень часто вижу людей, пытающихся поймать меня в ежовые рукавицы.
- Идем за мной. – Упрямо повторяет старик. Я лишь усмехаюсь.
- Мы уже на «ты»?
- Эмеральд, неужели ты решила, что Колдер просто так привел тебя сюда. Без цели? Отнюдь не случайность свела нас, мисс Эберди.
- Почему вы говорите так, словно вас воспитывали при дворе, мистер Цимерман? – Я пожимаю плечами и язвительно вскидываю брови. – Куда проще разговаривать на новом, современном языке, сударь. Не находите?
Понятия не имею, чего хотел добиться отец, но находиться здесь, среди цветочного, едкого запаха у меня уже нет сил. Черт со всем. Если бы его письмо что-то значило, он бы сам мне его передал. Если бы его слова были ценными и важными, он бы пришел ко мне, не испугался. Сказал бы лично то, что, действительно, имеет под собой вес. А довериться неизвестному старику, который смотрит на меня так, будто я – источник огромнейших и катастрофических проблем, свалившихся на его голову – нет, спасибо.
Разворачиваюсь, чтобы уйти.
- Эмеральд, - отрезает мужчина. Я не останавливаюсь. – Юная леди!
Так и тянет рассмеяться. Все-таки смотрю на него через плечо и пропеваю:
- Извините, милорд, у меня иные планы.
- Мы должны поговорить.
- Не должны.
- Ты ничего не понимаешь!
- Это вы ничего не понимаете, - порывисто примерзаю к полу и перевожу на старика недовольный взгляд. – Вы, Мортимер, и, правда, ошиблись. Мистер Эберди очень плохо меня знал, раз решил, что я соглашусь иметь с вами дело.
- Это не ты мне нужна, девочка, - дергая уголками губ, отрезает мужчина. – А я тебе.
- Серьезно? Я так не думаю.
Собираюсь уйти, как вдруг слышу:
- Эмеральд.
- Ну что еще?
Цимерман кидает в мою сторону связку ключей. Я ловко перехватываю их в воздухе и замираю, впялив в него озадаченный взгляд. Мужчина знатно расправляет плечи.
- Рано или поздно мы встретимся, хочешь ты этого или нет.
- Неважно.
- Думаешь? Ты и не представляешь, кем был Колдер, не знаешь, зачем пришла сюда, почему говоришь со мной. Вокруг тебя, милая, витают стаей вопросы, а ты отмахиваешься от них, как от надоедливых мух.
- Не лезьте ко мне.
- Как знаешь, - Мортимер послушано отступает назад. – Но, Эмеральд, постарайся не затягивать с возвращением. Тебе слишком многое предстоит узнать.
- Постараюсь, - с некрытым скептицизмом отрезаю я и иду вон из парикмахерской. Напоследок оборачиваюсь и вижу лицо старика за стеклянной витриной. Что ему от меня, черт подери, нужно? Зачем папаша дал мне этот адрес? Может, Колдер числился в какой-то секте для психопатов? Посещал проповедные семинары? Это бы объяснило странную любовь мистера Цимермана к древним словечкам. Полная глупость. Хотела развлечься, а вместо этого наткнулась на безумного аристократа с навязчивой идеей.
Поворачиваюсь лицом к мотоциклу и неожиданно вижу морщинистое лицо старика прямо перед своим носом.
- Какого черта вы делаете?
Мужчина резко выбрасывает вперед руки. Я пытаюсь отпрыгнуть в сторону, но не успеваю. Шею пронзает легкая боль, и, стиснув зубы, я проваливаюсь в темноту.
ГЛАВА 2. УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ КЕЙЗА.
Какое-то время я думаю, что витаю в невесомости. Вещи кажутся размазанными, не такими как прежде, чересчур яркими и насыщенными. Правда, затем все вмиг исчезает, всасывается в гигантскую трубу. Звучит громкий хлопок, и я распахиваю глаза, ощутив, как нечто сдавливает ледяными клешнями горло.
- Нет! – подрываюсь. Растерянно кручу головой, пытаясь отыскать причину паники, но неожиданно понимаю, что нахожусь в своей комнате. В общежитии. Что за черт? Мне становится не по себе. Руками убираю с лица черные, угольные волосы и горблюсь. Как я здесь оказалась? Как такое возможно?
- Очнулась? Отлично! – резко оборачиваюсь. Шейлин корчит недовольное лицо и в который раз пронзает меня недружелюбным взглядом. – Ты забыла?
- Что? – Вновь осматриваюсь. Да какого черта вообще творится? – Не понимаю.
- Это я не понимаю, сколько можно просить тебя закрывать за собой дверь. Ты что, издеваешься? Я устала объяснять, что ключ изобрели не затем, чтобы он оттягивал твой карман, Эмеральд. Ты меня слушаешь?
- Прекрати галдеть, – перевожу на девушку уставший взгляд. Такое чувство, будто я и не спала вовсе. А даже если и спала, то, как добралась до дома? – Отвянь.
- Я просто…
- Просто иди, куда нарядилась.
Соседка оскорбленно поджимает губы и клокочет от лютой злости. А мне только и остается, что оглядываться по сторонам, не узнавая родных стен. Вот это да. По голове, будто ударили гаечным ключом. Может, я и старика не видела? Может, мне почудилось? Может, на самом деле, я приехала в магазин, Саймон повел меня в бар, там мы встретили ребят из «Кливленд Браунс», и хорошенько повеселились? Такой правде легче поверить.
За двадцать один год я четко уяснила: во-первых, не стоит ничего принимать близко к сердцу. Во-вторых, не каждый день – новый день. По большей части недели банально повторяют друг друга, а затем и месяца, и годы, и меняется лишь цифра, но не внутреннее ощущение. В-третьих, первое желание – самое лучшее. Первый порыв и есть то, что тебе нужно. Остальные думы привирают, переворачивают настоящую жажду, поэтому нужно давать выход эмоциям, словам и чувствам сразу же, как только они подкатывают к горлу. Ну, и, в-четвертых, отвечай за себя. Если человек сделал нечто такое, что пришлось тебе не по душе – дай ему об этом знать, иначе сыграешь с собой плохую шутку. Наверно, мне, поэтому и хочется прямо сейчас сорваться с места и найти этого старика, выяснить у него, какого черта он сделал, что это вообще было? Ведь если не сию минуту, то когда?
Решительно поднимаюсь с кровати. Натягиваю темно-сиреневую майку, хватаю с тумбы телефон и замираю, заметив на ней незнакомую связку ключей.
- Черт подери, - срывается с моих губ. Кажется, это именно те ключи, что кинул мне старик. Но если они тоже здесь, значит я, действительно, виделась со стариком, значит, он и, правда, каким-то образом заставил меня выкинуть из головы целый вечер!
Кулаки сжимаются. Никогда еще вещи, способные подкашивать у людей колени, не вызывали у меня страх. Наоборот. Проблемы, которые для кого-то являются концом света, для меня обычно являются точкой отсчета. Я выясню, что этот старик со мной сделал.
Выбегаю из общаги, уверенно запрыгиваю на байк и взвожу мотор. Ветер приятно обволакивает кожу, и я сильнее нагибаюсь вперед, клином расшибая воздух. Интересно, каким же образом Мортимер Цимерман сделал так, чтобы мой мозг отключился? Вколол наркотик? Вырубил хлороформом? А, может, его и не было вовсе? Может, я сошла с ума?
Посмеиваюсь. Пора бы мне повзрослеть. Ничего интересного в жизни не случается. Окажется, что я просто оступилась, а он, как джентльмен, довел меня до дома и передал управляющей. Она не церемонилась, бросила меня на кровать и оставила дверь настежь открытой. А Шейлин провыла всю ночь от негодования, что, она безумно любить делать.
Наконец, торможу перед знакомым блекло-серым зданием. Неаккуратно паркуюсь, едва не заехав на тротуар, срыгиваю с сидушки и облизываю засохшие губы. Заманчиво, какие же слова старик найдет в свое оправдание, если я случайно выбью ему пару зубов и сожму в тисках горло? Черт, да, мне и в голову прийти не могло, что какой-то незнакомец попытается поднять на меня руку! Мир куда занимательнее, чем я ожидала.
Подношусь, словно торнадо, к парикмахерской. Собираюсь зайти, как вдруг замечаю идеально-ровную вывеску: закрыто.
- Да вы, должно быть, шутите, - бурчу себе под нос. Стучусь, прикладываю ладони к стеклу и пытаюсь разглядеть хотя бы одну живую душу, но тщетно. Внутри невозмутимая тишина, которую прерывает лишь мое громкое дыхание. – Эй! – вновь тарабаню по двери. Кто закрывается в начале дня, да еще и в будни? – Есть тут кто? Эй!
Черт. Недовольно поворачиваюсь к зданию спиной и осматриваюсь. Улицы забиты людьми, все куда-то спешат, почти бегут. Но за мной устрашающая глушь, словно здесь никогда и не витал запах роз, не щелкали зубцы ножниц. Может, я, действительно, сошла с ума? Нет. Невозможно. Связка ключей в моем кармане говорит о том, что вчера я была здесь, и старик – не вымысел. Он говорил со мной, появился прямо перед моим носом и вколол что-то в мою шею. Я отрубилась, просто выключилась, как телефон! А затем, что куда увлекательней и забавней, я очнулась в своей же кровати. Как? Каким образом?
Вновь поворачиваюсь лицом к парикмахерской. Осматриваю закрытые окна, дверь и вывеску, а затем решаю оббежать здание сзади, не обращая внимания на странное чувство в груди. Почему-то мне кажется, что я ищу призрака. Вдруг мистер Цимерман – очередная пыль, пущенная мне в глаза? Я давно уяснила: то, что мы видим – не всегда правда. И я не имею в виду поступки, я говорю о жестах, взгляде, позах. Нам кажется, что человек перед нами – открытая книга. А на деле, нет более искусного лжеца, чем он, хлопающий своими густыми ресницами. С противоположной стороны строение выглядит довольно прилично. Широкая и до странного белоснежная дверь буквально светится, отражая яркие солнечные лучи. А окна, плотно закрытые, так и манят к себе, пробуждая мою темную сторону. Я не медлю. Ловко подпрыгиваю к раме и пытаюсь поднять ее, заламывая пальцы.
- Давай же.
Бесполезно. Прикусив губу, осматриваюсь, спрыгиваю на порожек рядом с дверью и вздыхаю. Достаю из кармана связку ключей, подкинутых мне стариком. Вдруг сработает? Но не нахожу ни одного подходящего варианта. Может, все это тупая шутка? Может, мой отец решил, будто к детской иллюзии стоит прибавить еще и погоню за призраком?
- Ладно, - тяну я и глубоко выдыхаю обжигающий воздух, - к черту. Просто к черту.
Поправляю волосы. Какая разница. Вернусь в общежитие и забуду обо всем. В конце концов, речь идет о Колдере Эберди. А его слова не имеют значения. Я давно смирилась с тем, что мой отец – лишь образ. Пусть так и останется.
Колледж – это место для тех, кто знает, чего хочет. Или же это отличное пристанище для потерянных душ, болванов и растерянных неумех, желающих потратить жизнь на то, что не имеет значения, ни к чему не приводит и просто тянет время. Дело в том, что я уже давным-давно не просыпаюсь рано утром, не занимаюсь исследовательской работой и не участвую в благотворительных-нудных-муторных мероприятиях. Моя лихая студенческая жизнь в стенах Западного резервного университета имени Кейза ограничивается только психологией, ночными кутежами и раздражающими преподавателями. Мне, естественно, грозили исключением, меня неоднократно ловили на прогулах, мое вальяжное отношение к предметам привело к тому, что аудитории перетрансформировались в кабинет декана, а лекции – в его вечные, скучные нотации. И, тем не менее, до сих пор я числюсь в одном из самых престижных университетов штата Огайо, наверно, благодаря профессору Говарду и его вере в то, что из меня и в самом деле что-то выйдет. Юрист, например, на которого я “учусь” уже мучительные и удручающие два года.
Приходится сменить одежду, чтобы пойти на семинар. К сожалению или к счастью, я не из тех серьезных принцесс, которые носят строгие серые костюмы и прячут плечики под шерстяную ткань даже тогда, когда на улице плюс тридцать три градуса по Цельсию. Однако в университете есть дресс-код, и на моем факультете он восхваляем до безумия. Собственно, поэтому я до сих пор не могу вписаться в эту компанию строго одетых ребят, и общаюсь лишь с Саймоном и доброй половиной тех, кого не отталкивает мой внешний вид и привлекает длина моих ног.
Сегодня я натягиваю черные джинсы, растянутую белую футболку – почти форма – и собираю в тугой хвост волосы. Паркуюсь с западной стороны кампуса и осматриваюсь, прежде чем схожу с места. До семинара осталось пять минут, на дорожках почти никого нет. Газон пустует, ярко-зеленые деревья шелестят от едва ли ощущаемого ветра, и мне вдруг кажется, что я – отдельно от всего, что находится рядом. Отдельно от университета, отдельно от предметов и потока студентов. Если среди ребят и есть тот, кто знает, к чему он стремится, он совсем на меня не похож. И мне даже нравится отличаться от всей этой массы. Они рвутся к одной цели, одной точке, а у меня море возможностей и целая тонна свободного времени. Наверно, поэтому я могу позволить себе получать удовольствие от жизни, а они зарываются с головой в книги и тухнут, как подожженные спички.