Шепотом - "Nitka" 9 стр.


========== Глава 10: Обстоятельства ==========

Следующую рабочую неделю я был слишком занят, чтобы думать о словах Никиты и вообще замечать кого-либо, кроме Сони. Пару раз звонила тёща, пару раз – мама. Шурик бодро отчиталась, что жива и всё в порядке – Алексей, отобрав трубку, всё сердечно подтвердил.

Обещанный начальством аврал пока занимал все мои помыслы – для выполнения недельного плана даже приходилось пару раз оставаться сверхурочно. Вот когда я радовался, что Никита согласился отводить Соньку: домой я приходил вечером, варганил что-нибудь съестное, кормил дитё, давал ей указания на завтра и заваливался спать. Ел через раз.

Половину выходных тоже просыпал и от понедельника до пятницы снова пахал как проклятый.

Хотя, мне не привыкать.

В принципе, можно сказать, всё сложилось весьма удачно: с Никишей напрямую мы почти не пересекались. «Привет», «Пока», «Всё в порядке?», «Нормально» – по-моему, единственное, чем мы обменивались.

Ну и замечательно, глядишь, за две недели у него вся дурь из головы выветрится.

Следующую субботу провожу дома, валяясь на диване и лениво клацая пультом каналы на телевизоре.

В прошлые выходные малец не появлялся, в эти – тоже. Но, в принципе, я не удивлён – должны же у него быть какие-то дела.

На землю плавно опускалась темень, моя мелочь возилась в спальне с куклами и прочими игрушками, а я остановился на древней киношке «Бросок кобры».

Тишина, мир и спокойствие.

Начальство обещало, что во вторник мы, наконец, вернёмся в обычный режим.

Звенит закинутый под диван телефон. Звенит секунд пять, и, пока я без энтузиазма шарю рукой по полу, мелодия стихает. Затем звучит ещё раз, но через пару секунд снова глохнет.

Какой нерешительный абонент.

Вылавливая свой орех, смотрю на экран.

Хмм, Никита.

Что-то случилось?

Незамедлительно перезваниваю.

- Алло, привет, – отвечают.

- Привет, ты чего-то хотел?

Медлит.

- Нет, телефон в кармане лежал, кнопка вызова сама случайно нажалась.

Не особенно верю кое-как сваянному оправданию: пацан не мог звонить мне последнему – два дня назад. А в принципе, чего это я такой подозрительный?

- Ясно. Тогда бывай.

- Пока… – отрывисто, и едва я собираюсь отключиться, Никита скороговоркой произносит: – Можешь, пожалуйста, приехать?

О как. Шестое чувство в который раз не подвело.

- Не проблема. Говори куда.

Попутно выключаю телик и взглядом подыскиваю какой-нибудь годный листок с ручкой.

Мелкий адреса не знает, но называет мне примерные общеизвестные ориентиры. Отчаявшись разыскать лист, прошу повторить дорогу и записываю схему на первой попавшейся обложке Сонькиной сказки. Дитё соколиным взглядом это засекает и уже заранее начинает обижаться.

Топает ко мне, заглядывая под руку, и я, записывая, прикладываю палец к губам.

- Хорошо, понял, – заканчиваю разговор, – сейчас приеду.

- Соню не бери, – просит, прежде чем отключиться.

Ребёнок последние слова слышит, сначала думает обидеться ещё сильнее, но потом соображает:

- С ним случилось что-то плохое?

- Не знаю, – честно отвечаю, – но твой деликатный дружок ни за что не позвал бы меня просто так.

Понятливо кивает и не хнычет, когда я ухожу – разве что состраивает на прощание обеспокоенную мордашку.

Указанное мальцом место находится довольно далеко, поэтому приходится ехать на байке. Сверяясь по памяти с указаниями, нахожу-таки «контрольную точку». Свет фары помогает обнаружить в надвигающейся темени Никишу. Он сидит на перилах полузаброшенного здания больницы и отстранённо, с некоторым выражением обречённости глядит в сторону. Ну прям эпическая картина «Издыхающий в тоске дней школьник». Художник: Айвазовский-Малевич.

Впрочем, увидев, а точнее, услышав меня, мальчишка спрыгивает с перил и пытается сотворить на своей физиономии подобие оживлённости. Получается из рук вон плохо.

Подойдя ближе, вижу у него на скуле внушительный синяк.

- Привет, – тормозя, машу рукой. – С кем-то подрался?

Кривится, но отвечает:

- Не совсем. С другом.

- Понятно. А звал зачем?

- Ты… – сначала хмурится, не решаясь, но всё же поднимает на меня взгляд: – Разреши мне у тебя переночевать.

Опираясь на байк, немного удивлённо отвечаю:

- Не проблема. Но разве случилось что-то необычное? Подрался, с кем не бывает – твои разве из-за этого будут промывать тебе мозги?

- Как сказать, – подходит ближе, скрывая волосы под капюшоном мягкой коричневой толстовки. Лёгкий спортивный рюкзак у него за плечами точно такого же цвета. – Родители, особенно мама, спросят, что случилось, а я сейчас в таком настроении, что всё им как на духу выложу. Не хочу, чтобы они волновались.

- Ясно. Понимаю, – киваю в сторону байка и отдаю мальчишке второй шлем. – Бери тогда и садись сзади.

Спустя десять секунд мы уже в дороге.

Никита крепко сцепляет руки на моей талии, плотно прижимаясь к спине. Немного необычно: как правило, так со мной едут именно девушки, а Сонька усаживается спереди – но ситуация совершенно не напрягает.

Ставлю байк обратно и вместе с мелким топаем домой. Моё дитё не спит: какой там, ещё ж нет десяти, и встречает нас радостным воплем: «Никита пришёл!»

Тот немного смущённо «даёт пять» по её протянутой руке.

Чувствуя себя выполнившим гражданский долг, я разуваюсь, снимаю верхнюю одежду и заваливаюсь обратно на диван.

- Предкам позвонил? – вспоминаю спросить.

- Ага. Когда ты мотоцикл ставил.

- Замечательно. Тогда будь паинькой и займи себя чем-нибудь сам. На крайняк, попроси Соню тебя чем-нибудь занять – она умеет.

- А я хочу ночевать с Никитой! – заявляет дитё.

- Ночуй, – пофигистически пожимаю плечами.

Дочь, уперев руки в бока, подходит, чтобы заслонить от меня экран телевизора. Не глядя на неё, переключаю канал.

- Я тебе не даю? – флегматично вопрошаю.

По музыкальному опять крутят какую-то ересь, но не мультики же Сонины смотреть.

Заглянуть, что ли, в Нэт? Там тоже ничего путного кроме соцсетей нет, но и то хлеб. Хотя… не, не то настроение, чтобы вести многочасовые мозговыносящие переговоры с виртуальными и реальными знакомыми.

- Я хочу с ним вместе спать! – категорично.

Собравшийся было что-то сказать Никиша подавился воздухом. Я смеюсь почти незаметно.

- Да пожалуйста, – сдерживая улыбку.

- Тогда ты спишь на диване, хорошо? – с неубиваемым энтузиазмом.

- Хорошо, – запросто соглашаюсь. – Можете там хоть гнездо свить. Никит, когда соберёшься ложиться, скажешь – я найду тебе чего-нибудь из своей домашней одежды по размеру.

- Угу, – успевает ответить, прежде чем его эксплуатирует моё дитё.

Лениво одним глазом проследив процесс уволакивания, признаюсь себе, что по-прежнему не могу понять, где сходятся круги их интересов. Точно не на куклах и произведениях Диккенса.

В процессе то ли клацанья, то ли просмотра неизбежно засыпаю и просыпаюсь лишь тогда, когда меня осторожно трясут за плечо.

- Ты обещал дать мне одежду.

Не желая просыпаться, наугад тыкаю куда-то пальцем:

- Поищи там.

Я уж подумал, что меня оставят в покое, как услышал чёткое, со смешинками в голосе:

- Там вообще-то потолок.

Вот блин.

Я грустно вдохнул.

Открыл один глаз.

Надо мной склонился Никита. Свет в комнате выключен, поэтому только телевизор отчасти освещает его лицо.

Он, кажись, улыбается.

- Ладно, – с трудом отказываюсь от эгоистичной просьбы отвязаться. – Щас. Ван момент.

Поднимаюсь с постели и плетусь к шкафам. Пока ищу свободные штаны и мало-мальски подходящий по размеру свитер, к сожалению, просыпаюсь.

- На, – вручаю.

Он оглядывается, видимо, в поисках места, где можно переодеться, но перехватывая мой отчасти ироничный взгляд, независимо хмыкает и стягивает с себя одежду здесь.

Не понимаю причину стеснения: суповой набор, как ни крути, у всех одинаковый.

Одевшись, немного подкатывает рукава и штанины, а так, в принципе, одежда ему почти в пору – широковата разве что. Садится рядом со мной на диван, прижимая к себе колени.

Некоторое время увлечённо наблюдаем за очередными достижениями доктора Хауса.

- Ты не спросишь, из-за чего случилась драка? – смотрит на экран.

Полулёжа на спине, зеваю:

- А тебе этого хочется?

После некоторой паузы задумчиво отзывается:

- Не знаю. Наверное, хочется. Особенно потому, что ты никогда не задаёшь лишних вопросов.

- Может, потому, что мне лениво их задавать?

Снова хмыкает. Хаус на данный промежуток времени отчаянно язвит:

«- Почему ты всё всегда драматизируешь?

- Потому что я очень нервная карманная собачка».

- А может, потому, что ты умеешь слушать.

Не смотрю на мелкого:

- Может быть.

За окном темнота – пора бы задвинуть шторы. И вообще, который час?

- Саш, – Никита вздыхает, подвигаясь ближе и прижимаясь к моему боку. Такое ощущение, что ему очень холодно – наверно, так и есть. – Спроси меня. Спроси меня, пожалуйста, и я всё тебе расскажу.

Непонятная интонация. Немного несвойственная тому Никите, которого я знаю. А, впрочем, могу ли я утверждать, что хорошо его знаю, если мы познакомились сравнительно недавно?

Но в том вопросе мне почему-то чудится подтекст: будто смысла гораздо больше, чем кажется.

Ерунда какая.

Нащупываю сзади одеяло, укрываю им нас обоих. Нечаянно задеваю лапу мальчишки – холодная, как у жабы. Ещё бы он не пытался согреться.

В комнате темно и уютно, за окном видны отблески горящих фонарей, а где-то в парке играет классическая музыка.

- Может, тебе чаю? – предлагаю.

Отрицательно мотает головой. Задаю обещанный вопрос:

- Ну, выкладывай, из-за чего подрался.

Поджимает губы.

- Это я виноват. Я его обидел – специально наговорил гадостей, чтобы он отстал. Кирилл – спокойный, как индеец, его словами вряд ли заденешь, но он не особенно лезет в чужие проблемы, а вот Митька очень вспыльчивый, и вечно ему надо всё знать – не отделаешься.

- Кирилл и Митя – твои школьные друзья? – начало меня немного заинтересовало.

Может, мистические друзья Никиты не совсем мистические?

- Почти, – кивает, обнимая себя руками, и осторожно, очень осторожно ещё больше на меня облокачивается. Не пойму к чему такая нерешительность. – Приятели по картингу. Мы давно вместе гоняем. Митька никогда не остаётся в стороне, особенно если дело касается нас с Кириллом. Не знаю, как он понимает, что меня что-то беспокоит, но как-то это чувствует. Сегодня тоже спрашивал… неважно, о чём. Просто задавал вопросы…

«…на которые не хотелось отвечать», – наверняка прозвучало про себя.

Вроде за тебя волнуются, должно быть приятно, должен быть благодарен, что, мол, ты кому-то не безразличен, однако всему есть предел. Кому-то достаточно искреннего или не очень «Со мной всё в порядке», а кто-то лезет в самое нутро – ворошит там то, о чём не хочется думать, и после разговора тошно и от самого себя, и от всего на свете.

- А ты? – спохватываюсь, понимая, что малец ждёт реакции.

- Наговорил ему всякого. Я умею бить по больным местам.

Хах, в точку, особенно вспоминая то: «У меня не получается понять, почему ты себя так презираешь?».

- И он тебе врезал?

- Ага, – легко слетает с его губ. – Ударил и минут пять добивался, чтобы я дал ему сдачи.

- Дал? – с усмешкой представляю себе сцену.

- Послал, – коротко. Потом с некоторым сожалением: – Мама не любит, когда я с Митей или Кириллом ссорюсь. Если бы она увидела синяк, обязательно поинтересовалась, откуда он. А я бы ответил.

- Не любишь врать?

- Не особенно.

Все мы «не особенно», но, увы.

Видел где-то цитату: «Говоря человеку неправду – теряешь доверие. Говоря правду – теряешь человека». Наверно, существуют где-то абсолютно честные люди, но, мне кажется, им скорее не повезло, да и теряются такие в общей человеческой массе.

М-да, по ночам меня, бывает, тянет пофилософствовать.

Дурная привычка.

- Так ты не слышал, да? И не знаешь о детях 404? – голос вырывает из вороха мыслей и неоконченных фраз.

- А должен? – осторожно спрашиваю.

Надо было всё-таки выделить минутку и заглянуть в Яндекс или Гугл. Чего мне стоило?

- Нет, – осмысленный ответ. - Тогда и не узнавай о них ничего, окей?

- Окей, – не задумываясь, вру.

Он меня заинтересовал, правда, не знаю, нарочно ли.

Зябко передёргивается, а я, возведя очи к потолку, сгребаю его в охапку, обнимая за плечи, и сильнее укутываю нас обоих одеялом. Замёрз, дурень, так чего упрямо молчать?

А Никиша поднимает голову, смотрит на меня и на секунду – буквально на секунду – из смущённого, потерянного мальчишки становится тем Никитой, которого я никак не мог понять, чтобы произнести:

- Это не подростковая дурость. Просто так сложилось.

Не вижу связи между нашим диалогом и его словами, поэтому не понимаю их смысла, однако додумываюсь до неопределённого:

- Может быть. Может быть.

Мальчишка кивает и под Хауса в виде колыбельной постепенно засыпает, уронив голову на моё плечо. Не досмотрев серию, я устраиваюсь поудобнее и тоже прикрываю веки.

========== Глава 11: Небольшое недоразумение ==========

Утром Соня партизански подсунула нам под ухо свой милейший будильник с убойным зубодробительным звонком. Я понимаю, большинство будильников и так не блистают особенно приятными мелодиями, но этот – адская вещица. Не знаю, чем руководствовалось моё дитятко, но мы когда-то зашли в супермаркет, и, увидав его, она упёрлась как бульдозер: «Хочу». Я противиться не стал. А зря.

Завела его на семь – не знаю, во сколько она подскочила, и поставила бомбу замедленного действия так, чтобы до неё не получалось дотянуться, не слезая с дивана, но на достаточном расстоянии, чтобы ощутить всю прелесть неутихающей какофонии гавканья, свиста и ещё бог знает каких звуков.

В полудрёме я различил, как подскакивает Никита у меня под боком – диван-то мы не разложили и спали буквально вплотную друг к другу.

Он поднялся – сразу стало холоднее – и выключил будильник. Едва шум прекратился, я без проблем заснул снова – такие вещи никогда не поднимали меня с постели окончательно.

В итоге моё «доброе» утро состоялось часа в полдевятого, когда дитятку приспичило позавтракать.

Удивительно: обычно на мои предложения поесть утром она отвечает отказом, а сейчас прямо до категоричного: «Если ты меня не покормишь, я упаду в обморок и умру от голода!»

Мелкая пакость.

Пообещав покормить нуждавшуюся с ложки, встаю и бреду в туалет. Наскоро привожу себя в порядок.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, ощупываю собственные лицо, живот и бока, явственно понимая, что в последнее время явно переборщил с вынужденной диетой.

Немногим позже, памятуя об обещании, достаю из холодильника гречку, ставлю её на одну из двух газовых конфорок. На вторую – сковородку с подсолнечным маслом.

Сидя за столом, дети лениво переговариваются. Никита, по-прежнему одетый в мои вещи, положив подбородок на стол, сонно наблюдает за происходящим. Не знаю, во сколько мы вчера легли, но, похоже, он совершенно не выспался.

Тяжко вздохнул, отозвавшись таким же тяжким «Ммм» на Сонькин тычок и попытку привлечь к себе внимание.

Жаря омлет и подогревая кашу, я одновременно нарезаю хлеб.

Дочь, расположившись у окна, кого-то рассматривает, не забывая время от времени тормошить Никишу. Когда омлет почти приготовился, дитё всё же решила прояснить ситуацию.

- Ники-и-та, ну посмотри! Тебе что, жалко?! Там к кому-то целая милицейская машина приехала!

Подумать только, «целая» машина…

- Никогда не любил милицейских, – вяло буркнул тот, не отрывая подбородка от стола.

Заинтересовавшись, я обернулся:

- Почему это?

Мне-то их «недолюбливать» есть за что, а наш Никиша вроде мальчик порядочный.

Назад Дальше