— Конечно, — они такие разные. В глазах женщины столько добра, теплоты, а с какой заботой она гладит его по темным волосам, даже завидно, что у него такая мать.
Дергаю головой, хмурясь, и беру кружку с кроликами, поднося к губам. Что за глупые мысли?
— Там круто, — отец вступает, находя возможность поговорить с парнем. — Тебе точно понравится, — указывает вилкой на меня. — Райли знает, где обычно зависает молодежь в тех местах.
— Пап, — откашливаюсь, делая глоток вина.
— Что? Ты часто ведь ходишь в бары там, — на самом деле, нет… Но говорю отцу, чтобы он не особо переживал о том, где я пропадаю столько времени.
— Мы думаем выехать завтра, — мужчина ставит бокал, вздохнув, и мне нравится его расслабленный вид, будто здесь находимся только мы втроем, без парня.
— Чтобы вернуться на следующих выходных, — продолжает объяснять, пока Лиллиан поправляет немного мятую белую футболку под кофтой Дилана, а тот морщится, убирая её руку от себя.
— Так, что думаешь? — Боже, я вижу, как ей хочется, чтобы сын поехал с нами, но не могу принять без возражения её желание, поэтому мысленно прошу О’Брайена отказаться. Зачем ему это? Он не особо рад тому, что его мать встречается с моим отцом, поэтому просто откажись. И всё. Мне будет легче перенести бессмысленный уикенд на озере.
Дилан опускает взгляд на свою кружку, стучит по её поверхности пальцами, и да, никому не подвластно видеть то, что улавливаю я. Парень еле сдерживает неприятную ухмылку, после чего поднимает голову, ладонью потерев затылок:
— Всё, что угодно, только не школа, — знаю эту его улыбку. Нечеловечески неприятную, но необходимую для Лиллиан, которая не скрывает своей радости, блестящими глазами взглянув на отца, который один раз с хлопком соединяет свои ладони, поставив локти на стол:
— Тогда, — мельком смотрит на меня. — Завтра выезжаем, — он очень доволен тем, что всё разворачивается так, как он хочет.
Взрослые с улыбками принимаются за начатую еду, при этом обсуждая время поездки, необходимые вещи, а я напряженно смотрю на парня, который, впервые за вечер, сует вилку салата в рот. Называйте меня параноиком, плевать, я знаю, что этот тип замышляет что-то неприятное. Зачем ему в ином случае ехать с нами? Вряд ли только из-за матери.
Хорошо, никто не слышит, как скрипят во рту мои сжатые зубы. Удается усмирить внешнее проявление негатива, скрыть за активным пережевыванием салата.
Помни, это нужно твоему отцу. Это нужно Лиллиан.
А тебе? Что тебе нужно, Райли?
Мне нужен хотя бы один выходной день, который проведу с матерью. Со своей мамой, а не с девушкой отца, даже если она хороший человек. Я заслуживаю немного времени с близким, которого не видела уже… Давно. Очень давно. Мне нужен домик у озера с мамой, а не… С ними.
Соберись.
— Вы ведь общаетесь в школе? — Лиллиан обращается ко мне, и я стараюсь ответить что-то внятное, чтобы не поставить ни её, ни себя в неловкое положение, поэтому бубню:
— Да так, — стреляю взглядом в парня, который, слава Богу, не собирается участвовать в беседе. — Перебрасываемся парой словечек, — очень неприятных, обычно выводящих меня из себя.
— Хорошо, — женщина правда выдыхает с облегчением. — Я боялась, что ситуация будет неловкая, но вы ведь — одноклассники, значит, должно быть легче в плане общения, — Лиллиан… Наивная вы. Отвечаю ей натянутой улыбкой, продолжив запихивать в рот салат, чтобы меня больше не пытались вывести на разговор.
Вся эта ситуация — одна большая проблема, но взрослые вряд ли поймут это, ведь пока живут в своем мире, полном нежных чувств и теплоты. Да, это своеобразный вид эгоизма, но их можно понять. Наверное.
Остаток вечера проходит спокойно. Разговоры, обсуждения книг, музыки и творчества в целом, но я в этом не участвую, больше не желая открывать рот и привлекать к себе внимание, так как слегка утеряла способность изображать на лице безмятежность. К счастью или беде, О’Брайен так же не проявляет свой сучий характер, оставаясь молчаливым до конца ужина.
Ближе к девяти часам молюсь, чтобы гости покинули мой дом, дав возможность наконец обсудить проблему с отцом. Мне хочется, чтобы он понял меня, понял мое нежелание, выслушал, может быть, поменял бы свое мнение, решение. Знаете, мы не часто остаемся наедине. Раньше, во время его депрессии, мы каждый день были бок о бок, несмотря на то, что он практически всё время сидел в комнате, иногда запирался, но эти три года… Мы словно отдалились. Я всё меньше ощущаю взаимопонимание между нами. Это немного озадачивает.
— До завтра, — отец целует Лиллиан в губы. Женщина отвечает, улыбаясь, и перешагивает порог, протянув руку сыну, чтобы тот помог ей спуститься с крыльца. Точно, у неё ведь проблемы с ногами. Стою возле кухни, сложив руки на груди, и вынуждаю себя улыбнуться, подняв ладонь, когда женщина прощается со мной. Не смотрю на Дилана.
Мужчина ждет, пока они сядут в машину парня, после чего провожает автомобиль взглядом, медленно закрыв дверь. Набираюсь сил, но от волнения потеют ладони, так что тру их друг о друга, переступая с одной ноги на другую:
— Пап, — нужно улыбаться, словно всё нормально. Мужчина мычит, оглядываясь, и шагает в мою сторону:
— Да? — входит на кухню, чтобы забрать бутылки и поставить в холодильник. Моргаю, обернувшись и зашагав за ним:
— Почему ты не сказал мне?
— О чем? — он что-то напевает под нос, почесав легкую щетину на подбородке. Ладонью ерошит темные волосы с проседью, пока проверяет, сколько вина осталось в бутылках.
— Не уточнил о родительском собрании. И… Не сказал, что встречаешься с мамой моего одноклассника, — опираюсь копчиком на край стола, чувствуя себя виноватой за то, сколько вопросов задаю. Знаю, странное ощущение вины, но по какой-то причине мне кажется, что я не имею права так допрашивать взрослого человека.
— А что? — он несет темные бутылки к белому холодильнику. — Какие-то проблемы? — не оглядывается, поэтому не может видеть, как я мнусь, качнув головой:
— Нет, просто, забавно выходит. Учишься с кем-то, а потом узнаешь, что, — нервно хлопаю ладонями по бедрам, — вас могут связать отношения родителей.
Отец ставит на полку алкоголь, закрыв дверцу, и оборачивается, как-то озадаченно хмуря брови:
— И? — тон меняется. И моя задача — предотвратить появления той самой недовольной морщинки на его лбу между бровями. Моргаю, собираясь только для того, чтобы выдавить с фальшивой простотой и явно ложным непринуждением:
— Ничего, — улыбаюсь, забавно морща личико, что вызывает улыбку на лице отца, который качает головой, ткнув пальцем мне в пухлую щечку:
— Ладно, соберись сегодня, — настаивает. — Уберешь, — окидывает взглядом стол, посуду, а впервые подмечаю, что эта фраза больше не звучит вопросительно, как раньше, поэтому, как только мужчина отворачивается, двинувшись в прихожую, моя улыбка медленно сползает с лица, оставив на нем только серьезную растерянность.
Когда моя помощь по дому стала обязанностью?
Неважно. Качаю головой, глубоко и устало вздохнув, поправляю хвостик из волос, первым делом решая переодеться, чтобы не испачкать одежду. Прижимаю холодные ладони к щекам, оглядывая помещение, и прикидываю, сколько здесь работы, какое количество времени она займет. Что ж, по крайней мере, сейчас я окончательно лишусь сил и лягу спать без возможности думать о своей тупиковой ситуации. Надо меньше тратить времени на мысли о Дилане. Верно, ведь пока я не знала о его родстве с Лиллиан, эта женщина только радовала, а теперь в сердце рождаются сомнения. Не хочу уподобляться парню и мешать счастью других людей. Я не эгоист. И не ребенок.
На часах почти одиннадцать вечера. Я обхожу весь дом, поливая растения, проверяю состояние цветов в саду, подвязав некоторые, чтобы им проще было держать большие разноцветные бутоны. Наш задний дворик небольшой, но из него мама сделала настоящий сад. Дикий виноград оброс весь забор, полез на крышу террасы, словно укутывая наш дом от реального мира. Я тоже внесла от себя: повесила гирлянды-звездочки, включая их на ночь, чтобы в любое время, когда в голову придет идея выйти и попить на свежем воздухе чаю, можно было ориентироваться в темноте.
Без сил после теплого душа заваливаюсь в комнату, выключая лампу на потолке, и зажигаю круглые китайские фонарики, висящие вдоль окна и стены. Они зеленые, белые, нежных цветов и оттенков. Расслабляет. Стоит не тратить время на лишнее брождение по комнате, а сразу лечь и вырубиться, но взгляд падает на вязанного зеленого кролика с длинными лапами. Вместо глаз пуговицы. Сидит на кровати, ожидая моего возращения. Вытираю влажные волосы, невольно тепло улыбаясь. Он принадлежит моей маме, точнее, она его связала, пока была беременна мною. С тех пор не помню, чтобы расставалась с ним. Тереблю кончики волос, задумчиво опуская взгляд, и подхожу к столу, сев в кресло. Открываю ноутбук — с заставки на меня смотрит женщина с каштановыми волосами и карими глазами. Она одета в майку и шорты, держит на руках девочку, трех лет. Улыбается. Мы на фоне озера. Последняя наша совместная фотография. Улыбаюсь, вдохнув больше кислорода в легкие, и открываю интернет, сразу переходя на закрепленную вкладку. Почта. Пальцы немного сводит от напряжения и переживания, но довольно уверенно начинаю набирать текст в окне сообщения.
«Привет! Мы завтра едем на», — стираю. Нервно перебираю воздух над клавиатурой, и вновь печатаю:
«Привет! Как твои дела? Скоро лето, не хочешь поехать с нами на озеро?» — хмурю брови, удаляя последние пару слов: «… со мной. Не хочешь со мной на озеро? Ты давно там не была. Я скучаю».
Долго сижу, изучая набранный текст. Коротко, но… Нет сил набирать большое количество фраз. Всё это уже было расписано и отправлено, вот только, мне кажется, что у мамы столько спама на почте, что она просто не замечает моих сообщений, от того не получаю ответ.
Отправить.
Нет. Сохранить черновик. И в итоге у меня сто тридцать семь черновых сообщений, которые вряд ли когда-нибудь дойдут до нужного человека. Прижимаю колено к груди, подбородком упираясь в чашечку, и обнимаю согнутую ногу руками, начав покачиваться в кресле. Надуваю щечки, не с грустью, но с усталостью от происходящего смотрю вниз.
Мне хочется на озеро. С мамой.
Сглатываю, осторожно закрыв крышку ноутбука, и с губ слетает тот самый тяжелый вздох, который сдерживала в глубинах больного горла на протяжении всего вечера. Подношу холодную ладонь к настольной лампе, недолго следя за мотыльком, что рвется к свету, обжигаясь, но продолжая свои действия. Он думает, что тепло обезопасит его, но оно только обожжет. Порой убеждения неправдивы. Я чувствую тепло от человека, который находится далеко от меня уже столько лет, и мне хотелось бы получить этот ожог. Получить хотя бы что-то от матери, а не томиться в ожидании, точно не зная, когда наступит мое время принимать тепло. Столько лет только и делаю, что отдаюсь полностью своему отцу, так как он — родной человек. И меня волнует его состояние. Но я не чувствую, что получаю ответ, что-то взамен, чтобы компенсировать отданное другому. То есть, словно я — пчелка, которая переносит пыльцу, но не получаю свой нектар.
Мой труд расценивается, как что-то обыденное и должное? Может, я просто накручиваю себя? Скорее всего, устала ведь. Надо принять витамины и лечь спать. Завтра трудный и немного странный день, требующий всей моей эмоциональной сосредоточенности.
Ложусь в кровать, взяв под руку кролика. Смотрю в потолок, на котором горят кислотно-зеленым изображения звезд.
Вдох. Выдох.
Будь доброй и относись к желаниям отца с пониманием.
***
За школой есть небольшой пруд. Вода в нем слишком холодная. Нет, я не настолько отчаянная, что в жаркий день решила искупаться. В тот первый раз Дилан О’Брайен столкнул меня с моста во время прогулки всем классом.
Думаю, именно тогда всё началось. И хорошо, что меня успели вытащить.
Я плохо плаваю.
Вокруг высокие хвойные деревья, кроны которых, кажется, могут достать до самого бледного неба. Автомобиль несется по знакомой дороге через густой лес, где властвуют дикие животные. Через опущенные стекла окон в салон забираются ароматы, от которых голова идет кругом. Удается улавливать зайцев, ускользающих в высокой траве, оленей и оленят, что бесстрашно перебегают дорогу, вынуждая машину сбавить скорость. Если поднять голову, то можно рассмотреть за верхушками деревьев спокойные горы, с которых спускается река, вода её чистая, ледяная. Впадает в то озеро, рядом с которым стоит наш домик. Вообще он принадлежал еще бабушке мамы, поэтому немного отличается по интерьеру от того, к чему я привыкла. Обычно туда съезжается вся семья, но старушка оставила домик именно маме, так что она считается собственницей. Ремонт последний раз делали лет шесть назад, но строение хорошо сохранилось: это деревянный дом, в три этажа, с обилием комнат, мебель в которых давно накрыта пленкой, чтобы не запылилась. Стоит у самого леса, то есть хвойные деревья окружают его. С другой стороны открывается вид на озеро, на травянистом берегу стоит небольшой мостик. Повсюду неровности из-за корней могучих деревьев. Позади дома можно разглядеть те же самые горы. Воздух свежий, холодный, но такая погода только мне в радость. Помню, на заднем дворе мама выращивала яблони и другие растения, которые, скорее всего, придется удалить. Уже погибли. Жалко.
Сижу на третьем ряду машины, не желая располагаться на втором с парнем, поэтому прохладный ветер из окон несется ко мне назад, вызывая кашель. Горло еще болит. Хочется попросить поднять стекла, но молчу, не мешая общению взрослых. Дилан так же молча слушает музыку, кажется, спит, лбом уткнувшись в стекло окна. Стараюсь всё внимание отдавать на изучение красивой дикой природы. Как-то раз, мы с отцом видели медведей. Мне было лет пять, не больше. Охотиться в этих местах запрещено, тут повсюду частные участки, но они расположены так далеко друг от друга, что невольно ощущаешь себя наедине с природой, вдали от цивилизации. И я бы правда попыталась получить от поездки удовольствие, если бы не безысходность мыслей от осознания о проведении выходных с чужими людьми.
Три часа езды за спиной. Я успеваю прослушать весь плейлист, всячески пропуская музыку, нагоняющую на меня грусть и тоску, иначе совсем закисну. Слушаю ритмичные песни без смысловой нагрузки, чтобы не забивать голову.
Наконец автомобиль съезжает с гладкого и ровного асфальта на дорожку, увозя нас в лес. Тут так громко. То есть, дикие жители, в основном, птицы и насекомые издают столько звуков. Кроны деревьев скрывают от бледного света неба, поэтому отец включает фары. Слышу, в какой восторг Лиллиан приходит, когда замечает лисичку, убегающую от шума двигателя. Да, это место — Рай для творческих натур. Ей здесь должно понравиться. Может, и мне удастся раскрыть какой-то талант в себе… Мать — музыкант. Отец — писатель. А я?
Отгоняю мысли. Вижу среди стволов деревьев блестящую гладь озера. И не могу сдержать нежной улыбки. Буквально минут пять — и мы выезжаем на тропинку из травы, которую прижимаем колесами к земле. Открытое пространство у самого подножья леса. Деревья здесь выше, уходят в горы, верхушки которых скрыты за облаками. Немного привстаю на сидении, вынимая один наушник. Ближе сажусь к окну, рассматривая знакомое место: вот оно — озеро, окруженное елями, елками. Вот он дом, утопающий в деревьях с иголками и шишками. Вот он заросший пушистыми кустами берег с мостиком, ведущим немного вперед, парящий над поверхностью воды. К слову, здесь все заросло. Высокая трава, много кустов. И эта природная неряшливость очень располагает к себе, поэтому я не стану всё срезать. Просто немного наведу порядок. Тем более, хочу подождать маму, чтобы вместе с ней заняться этим местом. Думаю, совместными усилиями сотворим нечто прекрасное.
Помню, как мы с ней занимались в саду. Я была еще маленькой, но пыталась помогать ей, хотя еле справлялась с садовыми ножницами и плохо разбиралась в понятии «красоты». Уверена, любовь к созданию эстетики у меня от матери.
Мужчина паркует автомобиль сбоку от дома, улыбаясь и поглядывая на Лиллиан, ведь ей уже не терпится выскочить и всё осмотреть. Так она и поступает, не дождавшись глушения мотора. Женщина выходит, с восторгом поспешив к озеру, оглядывается на отца, который вылезает за ней, рассказывая о том, как когда-то потерял обручальное кольцо во время плавания, поэтому страшится соваться в воду. Я не успеваю издать звука помощи, ведь мужчина берет женщину за руку, ведя ближе к берегу. Облизываю губы, нервно поглядывая в затылок парню, который минут пять назад проснулся, и теперь осматривается, изучая свое местонахождение. Открывает дверцу, морщась от бледного света неба.