— Успокойтесь, ми… — начинает Пако, двигаясь к нему.
Секьюрити реагируют быстрее. Один из них прыгает сзади на Бакстера, другой — слева на меня, пытаясь закрыть собой или уронить на пол — что получится. Оба они безнадежно не успевают.
Но Бакстер почему-то не стреляет, я не успеваю увидеть почему, так как меня сбивают с ног и прижимают к полу, накрывая собой. С негромким хлопком срабатывает стационарный станнер под потолком, вырубая прижатого к полу старого вояку. Женский визг и шум голосов.
Встаю, отряхиваясь. Пако вещает что-то в микрофон в успокаивающей тональности, двое медиков склоняются над лежащим на полу Бакстером. Быстрые, точные движения. Затем они коротко переглядываются, ловко подхватывают его и уносят в лифт.
Кто-то берет меня под локоть и ведет к другому лифту. Мне все равно, кто это, лишь бы уйти отсюда. Мы поднимаемся вверх, и я с некоторым удивлением обнаруживаю себя на палубе экстра-люкс. Поворачиваю голову вправо и спотыкаюсь взглядом об изумрудную зелень глаз Аннет.
Каюта роскошна, но такой она и должна быть. Большой эллипсоидный иллюминатор выключен. Я тону в кресле, Аннет молча возвращается от бара и ставит на прозрачный столик передо мной пузатый бокал с маслянисто-черной жидкостью. Я совсем не против и выпиваю его залпом.
Красивых самок много. Некоторые из них обладают волнующей знаковой внешностью. Но только настоящая женщина делает то, что тебе нужно, без явной просьбы с твоей стороны. Потому что чувствует тебя, а чувствует — потому что хочет этого. Настраивается на твою волну или уже настроена от природы.
В голове сразу приятно зашумело, я обнимаю Аннет и глажу ее по спине. Она со стуком ставит на столик свой бокал из-под «Дыры» и улыбается мне. Моя рука скользит ниже, долгие две секунды, и Аннет мягко отстраняется, мимолетно коснувшись пальцами моей щеки, а потом шеи. Прикосновение обжигает, как обнаженный электрод.
Она садится в кресло напротив, и я понимаю, что сначала мы будем говорить. Это хорошо, поболтать мне сейчас тоже нужно.
— Паршивый скот, — говорит она, нежно улыбаясь, — я надеюсь, он умер.
Я не сразу понимаю, что она о Бакстере. А поняв, устало мотаю головой.
— Каждый четвертый-пятый рейс происходит что-то подобное.
— Не настолько серьезное, — возражает Аннет, — он вполне мог тебя убить. Просто пристрелить, как на бойне. К счастью, его долбаные мозги оказались менее крепкими, чем твоя удача.
— Мозги?
— Ну да. Я видела, что они ему вкололи перед тем, как унести. Нейростабилизаторы. Это инсульт. Старый хрен больше никогда не будет стрелять.
— Он сам напросился.
— Да, — говорит она и наполняет бокалы снова. Я с сомнением кошусь на свой — мне уже и так достаточно неплохо. Мы молчим минуту или две.
— Морис, — вдруг говорит она, — сыграем?
Я фыркаю:
— В шахматы?
— Нет. В покер.
Мне кажется, что я начинаю скалиться, как школьник, впервые услышавший тупую, но ядреную шутку.
— Мне не хочется быть нечестным с тобой. Но у тебя нет шанса.
— А мне нравится рисковать.
— Рисковать и не иметь шанса — разные вещи. Да в покер без ставки играть как-то не с руки. На что играем?
Она откинулась в кресле, свободно положив тонкие руки на подлокотники. Блестки платья маняще мерцали на животе и груди. Аннет казалась особенно красивой сейчас, отчасти виноват был коктейль, отчасти — недавно пережитый стресс, но иногда не хочется копаться в причинах.
— На желание.
«Какой смысл играть на желание, если оба хотят одного и того же? Тем более играть со мной», — хотелось сказать мне, но вместо этого я махнул рукой:
— Сдавай.
Она достала откуда-то снизу нераспечатанную колоду и толкнула ее ко мне. Я надорвал обертку и посмотрел на карты — никогда раньше не видел таких. Очень красивые картинки, стилизованные под рисунки майя в приятной цветовой гамме, радующей глаз.
Пока я тасовал колоду, Аннет медленно потягивала свой коктейль. Когда начал сдавать, небрежно бросая карты в ее сторону — она поставила бокал на столик и повела пальцем по ободку, извлекая из него тонкий поющий звук. Я засмотрелся на ее палец с недлинным, но изящным ногтем, представил себе, как он впивается в мою спину… и чуть было не сдал по шестой карте нам обоим.
Аннет засмеялась и погрозила мне пальцем.
— Что у тебя? — спросила, игриво склонив голову немного набок.
Пришлось вздохнуть и посмотреть в свои карты.
Четыре дамы и джокер. Покер, высшая комбинация. Я бросил карты на стол так, чтобы ей было видно, откинулся в кресле и поискал правой рукой в пространстве свой бокал.
— Значит, так, — сказал развязно, вспомнив старую шутку, — желание у меня одно, но три раза…
Она молча положила свои карты передо мной. Очень аккуратно, на край стола, так, чтобы мне было удобно видеть. С трудом оторвавшись от ее смеющихся глаз, я медленно выдохнул и посмотрел на сдачу. Два раза моргнул, пытаясь понять и осознать…
Бокал упал из моей руки и глухо стукнулся о ковер.
Четыре туза с джокером нагло усмехались мне в лицо. Особенно смеялся пиковый, в виде дракона. Его оскаленная пасть плыла перед моими глазами, и казалось, что где-то на грани слышимости скрежещет издевательский нечеловеческий смех.
Я провел ладонью по лицу. Опьянение улетучивалось с воистину космической скоростью. Хреново, когда тебя бьют твоим же оружием. К тому же так, походя.
— Слово и дело, — услышал я незнакомый металлический голос и поднял глаза. Старая дуэльная формулировка устава глюкеров.
Куда делась ласковая самочка? Жестокий, целеустремленный и холодный боец неопределенного пола сидел напротив, вцепившись в подлокотники и исподлобья изучающе меня рассматривая. От зеленого льда ее зрачков веяло инеем.
— Дело и слово, — с трудом ворочая непослушным языком, прохрипел я в ответ, и Аннет немного расслабила плечи. Теперь все происходящее — дело нас двоих, и никого больше. Что бы ни случилось — разбираться с этим нам. Вдвоем.
— Буду говорить в лоб, Морис, потому что времени катастрофически мало. Лайнер заминирован, все находящиеся на борту обречены. По нашему уставу, я обязана сохранить тебе жизнь. Но мое предложение лучше. Условия для тебя: полтора миллиона кредитов и безопасный отход, вместе со мной. Альтернатива — смерть. Решай, и решай быстро.
Легко сказать — трудно сделать.
— У меня только один вопрос. Почему?
Аннет фыркнула.
— Я не знаю почему. У меня есть заказ, аванс переведен. Кто заказчик, не знаю даже я. Может быть, «Космические линии Денеба», или «Бригады мучеников за демократию», или сумасшедший миллиардер. Это не существенно. Существенны гарантии получения денег.
Я всматривался в ее лицо.
— Туз к даме, — сказал я, считая в уме, — значит, твой индекс — шестьсот, шестьсот пятьдесят…
Она покивала с пониманием.
— Не скрипи мозгами, Морис, смотреть тошно. Семьсот девять.
Очень мало нашего брата с индексом за пятьсот. И все они известны. И среди нас мало женщин. Вариантов практически нет.
— Джози?
— Да?
— Ты изменилась. Сильно изменилась.
Она разводит руками:
— Пластическая операция. Так было нужно. Итак, ты согласен?
— Я не про внешность. Помнишь, в академии, когда мы все проходили тесты… ты была другой. Здесь несколько сотен пассажиров, в чем они виноваты?
— Это бизнес, — бесцветно парирует Джози, — ничего личного.
Мне нужно время, чтобы подумать. Совсем немного времени, черт! Ну и денек!
— Полтора лимона — какой это процент от того, что получаешь ты? — спрашиваю я, чтобы протянуть время.
— Не твое дело. Какой бы ни был процент, даже миллион — это гораздо лучше, чем каждый рейс подставлять свой череп под пушки разных идиотов. А я предлагаю тебе полтора. Последний раз спрашиваю, ты согласен?
— Нас найдут, — не сдаюсь я.
— Не найдут. Официально мы погибнем при крушении «Нельсона». Конечно, в «Райском Уголке» светиться все равно не стоит, но с такими деньгами галактика полна мест, где можно жить припеваючи.
— Как мы уйдем?
— Элементарно, Ватсон, — Джози позволила себе улыбнуться, — мы заберемся в одну из двухместных спасательных капсул. Таймер установлен так, что бомба должна сработать через несколько секунд после выхода из подпространства. За пару секунд до этого от лайнера отстрелит капсула с нами. Потом «Нельсон» взрывается, нас подбирают и… и я, пожалуй, рассмотрю твои желания.
На миг я вновь увидел в ней женщину сквозь чужую остекленевшую маску.
— Исключено, Джози! Капсулы отстреливаются только по команде из рубки, при условии аварии на борту. Пожара или чего-то вроде.
Она торжествующе рассмеялась.
— Морис, я думаю, в этом смысле нам повезет и отстрел произойдет сам собой. Автоматически. Нам ведь будет грозить смертельная опасность, не так ли?
Надо было признать, что план хорош.
— А где бомба? — невинно хлопая глазами, спросил я.
Джози подалась вперед.
— Там, где ее никто не найдет. Даже ты. Потому что на борту я. И мой фарт в том, чтобы ты ее не нашел. Хватит ездить мне по ушам. Да или нет? Подохнешь или будешь жить?
Не люблю вопросов без альтернативы в ответе.
— Жить, — выдыхаю я.
Она принимает это как согласие и целует меня в лоб.
— Молодец. Выход в обычное пространство через двадцать минут. Нам еще нужно спуститься в спасательный отсек, надеть скафандры и выбрать подходящую капсулу. Пойдем!
Я медлю.
— Мне нужно попрощаться с одним человеком.
Ее глаза темнеют.
— С Бакстером? — язвительно бросает она.
Молчу. Она встает, обходит стол и склоняется надо мной так близко, что я вижу, как прыгают ее зрачки.
— Если ты что-то задумал — ты подохнешь. Подохнешь как собака, понял? Жду тебя в капсуле через десять минут. Если тебя там не будет в это время — пеняй на себя. Ты понял меня? Отвечай!
— Да.
— Что да?
— Ответ на твой вопрос — да.
Джози смотрит на меня еще некоторое время, раздувая ноздри. Потом разворачивается и уходит, бросив в дверях: «Десять минут!»
Я сижу в кресле еще минуту или две, чтобы она наверняка ушла, пытаясь собраться с мыслями. Затем начинаю стремительно двигаться. Дверь. Холл. Лифт. Верхний этаж. Предупреждающие надписи. Дверь в рубку. Шестнадцатизначный код доступа. Набираю от фонаря, совпадает — повезло. Вхожу в рубку. Шаг, поворот, шаг, поворот.
Серов оборачивается в мою сторону и жестом отпускает двух охранников с плазмоганами наголо, бесшумно возникших за моей спиной.
— Морис, присаживайся. Хреново выглядишь.
Принимаю его приглашение и осматриваюсь.
Вокруг капитана светится несколько экранов. Некоторые из них показывают столбцы цифр и мерцающие схемы. Самый большой, сразу перед ним, выполняющий функцию обзорного, заполнен клубящейся серой мутью. Подпространство, место великого ничто и нигде.
— Долго до выхода?
Серов скашивает глаза куда-то вбок.
— Семнадцать минут двадцать одна секунда. Двадцать. Девятнадцать. Стоп, почему ты спрашиваешь?
Медленно набираю полную грудь воздуха через нос. Мне импонирует этот молчаливый, сдержанный русский. Все, что я о нем слышал, располагает к доверию. Рассказывают, что однажды он посадил тяжелый крейсер на ручном управлении главного привода, когда отказало все, что можно, включая автопилот и маневровые двигатели.
Сейчас ситуация, в которой мы находимся, еще опаснее. На все про все у нас меньше семнадцати минут, и совершенно нет времени кого-либо убеждать в очевидном.
Серов смотрит в экран, на котором красная черточка перемещается в сером мареве, обходя черные пятна неправильной формы. Напрягаю память и вспоминаю все известное мне о навигации в подпространстве. Темные пятна — иначе области Соболевского, происхождение достоверно неизвестно, предположительно — проекция тел с большой гравитационной массой. Еще ни один корабль, угодивший в область Соболевского, не вышел потом на связь. Теоретически составляющая эти корабли материя должна появиться в нормальном пространстве в виде «процессов квантового рождения частиц из вакуума». Грубо говоря, людей размазывает на кванты. Превосходно… то, что надо.
— Антон, — медленно говорю я, — я похож на сумасшедшего?
Серов внимательно смотрит мне в глаза. Как слабый глюкер с индексом около пятидесяти, он тоже ощущает, хотя и смутно, вибрации той слепой силы, что хранит всех нас. Или — не хранит.
— Немного есть, — отвечает он.
— Заверяю тебя, что я в здравом уме и твердой памяти, — сипло выдавливаю из себя, — и вместе с тем нам надо туда, — и указываю на приличных размеров темную область прямо по курсу, которую «Нельсон» как раз настроился обходить.
Серов молчит и смотрит на меня.
— О чем ты думаешь, Антон? — спрашиваю и закашливаюсь.
— Думаю о том, сломать ли тебе шею…
— Не надо.
— …или сделать, как ты говоришь.
— Да!
— Что происходит?
— Совершенно нет времени объяснять, Антон. Просто сделай, как я говорю.
Капитан «Нельсона» хмурится и кусает нижнюю губу. Мои шейные позвонки начинают предательски ныть, но в данный момент все зависит только от этого человека, который по всем инструкциям сейчас должен уложить меня носом в пол и надежно зафиксировать до конца рейса.
Через примерно полминуты Серов касается пальцами панелей, и красная черточка изменяет направление движения, неумолимо приближаясь к темному пятну. Рубка наполняется тревожным писцом зуммеров. Справа мертвенно белеет лицо второго пилота, по его лбу градом льется пот.
— Всем оставаться на своих местах, — негромко говорит в интерком Серов, — сохранять спокойствие.
— Время до входа в область? — нервничаю.
— Минута и сорок одна.
— Морис, у тебя три минуты! — голос Джози в наушнике.
— Бегу уже!.. Антон, мы увидим, если одна из спасательных капсул отстрелится?
— Конечно, увидим. Но этого не случится, на борту нет аварийной сит…
— Как только капсула отойдет, немедленно меняй курс! Отворачивай от облака!
— А если не отойдет? Мы все погибнем!
— Если она не отойдет, мы погибнем в любом случае. Сколько осталось?
— Пятьдесят секунд. Сорок девять. Сорок восемь…
Область Соболевского становится видна на переднем обзорном экране. Быстро увеличивающееся пятно мрака среди серой мути. Понравится ли мне существование в виде квантов? Не думаю.
Капают секунды. Мрак наползает на нас с обзорного экрана, роняя тень на лица, серые не то от экранного отсвета, не то сами по себе. Кто-то истерически кричит со стороны штурманского пульта, и дважды беззвучно вспыхивают парализаторы охранников.
Серов считает:
— Десять. Девять. Восемь. Семь…
«Молодец парень, голос совсем не дрожит», — успеваю подумать я и вырубаюсь.
Прихожу в себя от того, что меня от души хлещут по морде. Открываю глаза и вижу улыбающееся лицо Серова.
— Капсула отстрелилась, — сообщает он, — на третьей секунде. Мы еле успели отвернуть. Повезло.
— Повезло, — одними губами шепчу я, — где она? Где… капсула?
Капитан показывает на крошечное темное пятнышко среди безбрежных серых всполохов, быстро остающееся позади.
Я с трудом встаю на ноги. Колени подрагивают и норовят подломиться. Серов встает тоже и пожимает мне руку.
— Морис, — говорит он, — моя настоящая фамилия Тер-Аствацатуров.
Недоуменно смотрю на него.
— Просто с такой фамилией карьеры в космофлоте не сделаешь, — поясняет Антон, и мы начинаем оба ржать, как молодые кони, сбрасывая дикое нервное напряжение последних минут.
Многое еще нужно сделать — найти бомбу и обезвредить ее, но теперь, когда Аннет-Джози вертится где-то далеко за кормой среди великого ничто, в хрупкой капсуле, с ничтожным, один на триллион триллионов, шансом на спасение — для меня сие не слишком трудная задача.
Я очень надеюсь, что ей повезет.
Юрий Бурносов
ХОЧЕШЬ МИРА?
1
Хуже гарнизонной гауптвахты только гауптвахта на космическом корабле.