Предупреждаю заранее, чтобы он приготовился. Кроме того, что машина салатовая, она еще с фиолетовым салоном и с одной черной дверью.
Женщина выходит, оставляя нас вдвоем.
— Можем взять одну из моих, но мне не принципиально, — пожимает плечами и улыбается. — Привет. Скучал по мне?
— Ну, тогда лучше на тетиной, — улыбаюсь. — Немного скучал, если честно, хотя не думал, что буду. Пойдем?
— Угу.
Дожидаюсь, пока он сядет, и мягко трогаюсь. Жук двигается ровно и легко, по большому счету, в нем скопилось столько магии Францески, что я, скорее, просто делаю вид, что управляю им, чем делаю это на самом деле.
— Ты специально рубашку не надел? — в очередной раз ловлю себя на том, что смотрю на Шона, а не на дорогу.
— Да, хотел понравиться, — белозубо улыбается. Блин, он как модель. Знал бы Шон, как ему идет его возраст, не грузился бы. — Так как — дельфинарий и сауна?
Я от такой наглости отпускаю руль и полностью поворачиваюсь к нему, а жук выруливает налево:
— Ты же в сауну не хотел! — опомнившись, хватаюсь за руль, даже на дорогу смотрю.
— Что это было сейчас? — после минутного молчания спрашивает Шон. — Я уже собирался ухватиться за руль, но машина повернула раньше, чем это сделал ты или я.
— Черт, заметил… Сделаешь вид, что ты этого не видел, и мы пойдем, куда захочешь, — вздыхаю, понимая, что спалился. — Или мы едем в лес, и я тебе все объясняю.
— А потом закапываешь? Давай в лес. Я люблю сосны, можешь похоронить меня в корнях, — издевается Шон.
— Хотел бы от тебя избавиться, мне бы и убивать не пришлось, — убираю руки с руля и командую жуку: — В лес.
Я перехватываю руки Шона, не давая дотянуться к рулю, и машина сама разворачивается, соблюдая все правила движения по направлению к городской черте.
— При полицейских я таких фокусов не выкидываю, — улыбаюсь, заискивающе смотря Шону в глаза.
Он растерян, не нужно семи пядей во лбу, чтобы с легкостью прочесть страх в его глазах.
— Мартин, — Шон отворачивается к стеклу на миг, затем смотрит перед собой, прикусив большой палец, словно старается справиться с болью.
Кладу руки на руль.
— В чем дело? Я тебя напугал? Тебя отвести домой?
Шон молчит, закрывает глаза, пытаясь отрешиться.
— В лес, — выдыхает он.
Я делаю вид, что веду машину, только теперь уже мне неприятно. Я никому и никогда не говорил об этом гребаном проклятье, чертовом даре. Вместе с магией пришла и родовая память, память времен инквизиции. И страх, страх, что люди, обычные, и от того счастливые люди, не примут.
Наконец мы молча въезжаем в лес, жук останавливается в конце проселочной дороги, и я молча сижу за рулем, все так же в него вцепившись, и смотрю перед собой.
— Думаю, теперь ты понимаешь, что я имел ввиду под генетической особенностью. Я этого не хотел, меня не спрашивали и, да, в этом есть и положительные моменты, но отрицательных больше.
— Рассказывай и, возможно, я тебя нормально выслушаю, — Шон скрещивает на груди руки.
Внутри вспыхивает гнев, но я подавляю его усилием воли.
— Я — ведун, маг, экстрасенс, называй как хочешь, сути это не меняет. Я могу управлять неживой материей, владею телекинезом, способен поджигать вещи. Франческа — тоже. Жук впитал часть ее силы и слегка разумен. Что еще тебе рассказать? К твоим чувствам ко мне я отношения не имею, в пятнадцать лет во время ссоры с отцом я чуть не сжег нас обоих заживо. А знаешь, что еще я тебе расскажу, Шон? Ты же не сможешь об этом никому рассказать, иначе тебя объявят сумасшедшим. Беркут — мой фамильяр, Смоль — тетин. Когда умрем мы, тогда умрут и они. И видимся мы с тобой в последний раз. Машина тебя домой или сама отвезет, или можешь ею рулить. Потом бросишь, жук вернется в гараж. А мне пора, я слишком на тебя зол, а это не безопасно. Для тебя. Вот такая я тварь, даже не совсем человек.
Выхожу, хлопнув дверью, зная, что верный жук не выпустит Шона, пока я не отойду. Жуткая злость на самого себя душит, не давая нормально дышать. Дорог кому-то кроме своих родителей и тети? Размечтался! Пошли они к черту! Магия лучше людей, лучше любви.
Слышу хлопки крыльев, и Диана садится на плечо, вновь царапая кожу, но становится легче.
«Охуел? А ну тащи свою паранормальную задницу обратно в машину!» — приходит сообщение на мобильник.
«Зачем? Ты соизволишь меня выслушать? И сам ты задница!» — шлю в ответ.
Следует немедленный звонок. Думаю пару секунд, и все же беру трубку.
— Да?
— Ты вывалил на меня всю эту жуть, а потом запер в машине и бросил! В заколдованной машине! — кричит Шон. — У меня сейчас сердце встанет от ужаса! Я старый и ленивый! Ты забыл?!
— Двери откроются через пару секунд, извини, я не хотел тебе причинять вред,— тихо сообщаю я. — Еще претензии есть? — получается жестко, но я и хочу быть жестким. Отправляю Диану, уже через секунды она будет у жука.
Хлопает дверь, дыхание Шона ускоряется, он явно бежит сюда.
— Мартин, стой на месте!
— Зачем? — устало спрашиваю. — Не надо, не устраивает жук, вызови такси. Хватит, пожалуйста, я не виноват в том, кто я есть, и не надо меня за это наказывать.
— Я знаю! — крик и уже не только из трубки. Шон за спиной, отвешивает мне легкий подзатыльник. — Блять. Не собираюсь я тебя наказывать, спятил что ли? Ты все вывалил на меня, мог потерпеть хоть десять минут, чтоб дать мне смириться с мыслью.
Разворачиваюсь и даже не пытаюсь приглушить зеленый свет, которым совершенно точно светятся мои глаза — такое чувствуется.
— Тогда учись подбирать слова и, возможно, я тебя выслушаю! — получается зло, Диана приземляется на плечо, на то же, что и в прошлый раз.
Шон опять рычит на фамильяра.
— Прости, я запаниковал, — отгоняет Диану рукой и обнимает меня. Неожиданная реакция, видимо, об этом он и говорил, не зная, выслушает нормально или вот так, как случилось.
— Ты почему на нее рычишь? — резко успокаиваюсь и придвигаюсь на полшага ближе, вновь пытаюсь заглянуть ему в глаза. — Я не знаю, что делать и как себя вести, признаться в том, что я гей было проще.
Шон невесело смеется.
— Я сам не понимаю. Меня пугает вся эта жуть, но я совершенно точно не боюсь тебя. А птица опять твое плечо царапает. Раз она такая умная, может до нее дойдет, наконец, что когти острые.
— Она не специально, просто учится, — утыкаюсь носом в плечо. — А татуировка… Она появляется и исчезает сама, я ее не делал.
— Тебе придется многое мне рассказать, такого мира я не знаю, — вздыхает Шон. Я чувствую его дрожь, и все же он не отталкивает меня. — Мартин, я бы хотел сегодня более спокойного свидания. Посидим где-нибудь?
— Хорошо, — отзываюсь я. — Мне нервотрепки и самому уже хватило.
— Китайская чайная и отдельный кабинет?
— Эм… Давай в чайную, — мысленно просчитываю, сколько у меня денег, и хватит ли заплатить по счету.
Как назло Шон выбирает довольно приличный, а потому дорогой ресторан. Нас проводят в отдельный кабинет, а это еще дороже. Заказывает он чайничек пуэра, и теперь мне можно смело вешаться. Как только мы остаемся одни, Шон вгрызается в имбирное печенье.
— Расскажи мне о своем мире. Таких как ты много?
— Я знаю только себя и тетю, но она знает и других. Немного правда, инквизиция выжгла многие рода, но есть и те, кому повезло, наверное, около тысячи семей, не больше, — пожимаю плечами. — А, может, и меньше. В США нас сотня примерно, но мы, как не странно, не слишком общаемся. Здесь, в этом городе, мы с тетей единственные, иначе даже я бы почувствовал.
Кручу свою чашку в руках. Что ж, придется взять еще по одной смене в неделю.
— И что вы обычно делаете? В смысле, я смотрел пару серий «Зачарованных» и знаю про «Баффи», а еще есть братья Винчестеры… Ты летаешь на метле, варишь в котле лягушек и танцуешь голым при луне в треугольной шапке? — явно издевается Шон.
— Стебешься? Ладно, буду варить лягушку! Одну, но крупную, — щурюсь, и сосредотачиваюсь, чайник взлетает и замирает над Шоном, словно решая: обливать его или нет.
— Не надо, я — неподготовленная публика. Помнишь? — улыбается, нервно протягивает руку и возвращает чайник на стол. — А если я дам тебе лотерейный билет, назовешь выигрышную комбинацию? За такими, как ты, охотятся?
— Нет, выигрышную комбинацию я назвать не смогу, максимум угадать, это немного не то, — пожимаю плечами. — Но, если я куплю билет на самолет, который должен упасть, я пойму, что он упадет. Да, охотятся, три разные стороны, но это бесполезно, если честно.
— Я тебя достану своими вопросами, — хмыкает, перескакивая с одного на другое. Понятия не имею, что ему в голову взбредет. — Почему ты хотел переспать со мной вчера? Ты ведь об Адаме думал, да?
— Не совсем, вернее, совсем не о нем. Думал избавиться одновременно от девственности и магии, — пожимаю плечами. — Адам просто дал толчок, осознание того, чего я хочу, и чем ради этого готов пожертвовать.
— При чем тут магия и секс?
— Как бы тебе объяснить… Есть способ в моем роду, как можно избавиться от магии, — тяжело вздыхаю. — Во времена инквизиции мой род отдал многое, чтобы казаться со стороны нормальными, иметь возможность выжить. Но за все нужно платить. Сейчас и я, и Франческа платим по их долгам.
— Ты потеряешь магию, если переспишь с кем-то? Навсегда? — изумился Шон. — Но это же магия!
— Не совсем так. Давай я тебе объясню, — выпиваю свою чашку и беру чайник. — Магия рождается внутри меня, и какое-то время я могу ею не пользоваться. Сейчас, пока я еще очень юн, это время продолжительное, — начинаю наливать чай, — но в какой-то момент: я или вновь буду вынужден ее использовать, или же она просто прольется, как сейчас, — позволяю чаю перелиться за край. — Только я не смогу даже узнать, где и как это произойдет. Учитывая, что я могу поджечь все, что угодно, даже человека, ты представляешь, как это опасно?
Тяжело вздыхаю и продолжаю:
— Мои предки придумали способ как избавится от магии, но она по прежнему рождалась в них, просто незаметно переходила на потомков. Тогда это было вопросом выживания. Так же и я не смогу ее потерять полностью, просто она — моя магия, продлит проклятие, можно и так сказать, моего рода, хотя я магией пользоваться не смогу. При том, мы сами навлекли на себя проклятье. Любой из моих родственников, даже без дара, знает, что если с первым или первой с кем он или она переспали, они расстанутся, то все последующие отношения не продлятся дольше отношений с первым любовником. Но у тех, у кого есть дар, он еще и блокируется, едва первый, кто был в твоей постели, уйдет из твоей жизни.
Замолкаю и смотрю на свои руки и чашку.
— И зачем тебе надо было, чтобы я ушел, а дар пропал? — Шон пересаживается ко мне на диван. — Боишься причинить кому-то боль?
— Нет, просто какой смысл делать вид, что можно построить отношения на всю жизнь? Если Адам потратил на меня несколько месяцев просто от того, что хотел переспать с девственником, то… — замолкаю.
— Тише-тише, не руби с плеча, — целует в висок, прижимает к себе. — Не теряй веру в любовь, в людей, в хорошее в жизни. Тебе всего ничего, не ставь крест на будущем.
— Я и не ставлю, просто иногда мне кажется, что если бы я был обычным, все стало бы проще, — развлекаясь, создаю из жидкости бабочку и заставляю ее порхать над столом.
Шон тычет в нее пальцем.
— Прям космос этакий, мать его, — улыбается. — Не куксись, мелкий, детям много думать вредно. Лучше мороженого закажем.
Я сглотнул, понимая, что теперь придется туго: счет в подобном ресторане для моего скромного бюджета слишком велик.
— Я не ребенок и не хочу мороженого, возьми себе, если так желаешь.
— Но оно тут очень вкусное, — змеем искушал Шон. — Фисташковое и ванильное просто изумительны. Готовят прямо в ресторане, никаких жалких полуфабрикатов.
Мне жутко стыдно, но я все же признаю:
— На свидание тебя пригласил я, значит, и плачу я, а мне такие заведения просто не по карману.
— У меня выдался нервный вечер, а когда я нервничаю — я ем. Возьмем мороженого, апельсинового фреша и по порции тирамису. В заключении продадим тебя в рабство, — улыбается Шон, — сексуальное. Мне.
Я удивленно на него смотрю, запоздало понимая, что он шутит. Возможно…
— Ну, уж нет, — улыбаюсь. — Возьму несколько дополнительных смен в магазине. Раз уж я заставил тебя нервничать, значит, мне и расхлебывать.
— Мартин, просто дай мне позаботиться о счете. Я не хочу, чтобы ты работал на износ или беспокоился о деньгах, уставал, и мы реже виделись. Расслабься и получай удовольствие от еды, наслаждайся чаем и десертом, не думая об их стоимости. Ты ведь даже вкуса не заметил, только считал.
— Я сам могу позаботиться о счете, — обижаюсь. — Я все же работаю и в состоянии себя содержать.
— Но меня пока что нет. Все будет, только не спеши, хорошо? — Шон наклоняется к лицу и целует меня в уголок рта.
Я сам не ожидал, что кивну, и тихо спрашиваю:
— А тебя так дорого содержать? Мне что, придется философский камень наколдовать?
— Золота много не бывает, — довольное. — Давай еще целоваться. Начинай ты.
Фыркаю и тянусь к его губам, лаская их нежно и неспешно, не отказываю себе в удовольствии забраться ладонями под джемпер, прикоснуться к пояснице, спине, ягодицам.
Шон шумно выдыхает и покорно мне поддается.
— А что будет с даром, если твой любовник не исчезнет, и отношения продолжатся?
— Ничего, останется при мне, — отвечаю поспешно, мне не хочется надолго отрываться от его губ. Мне неудобно и я перебираюсь к нему на колени.
Шон больше и опытней Адама. Даже когда я веду, чувствую, что все идет по его плану. Он разрешает мне, не захочет Шон, и я не смогу его даже сдвинуть. А его ладони, большие и сильные, вполне себе шустро хозяйничают, и пока я пробираюсь под джемпер Шона, он успевает расстегнуть все пуговицы на моей рубашке.
— Не тут, — с трудом отрываюсь от его губ и пытаюсь привести свою одежду в порядок. Хорошо хоть официант без вызова не заходит.
Шон помогает, то и дело отвлекая на поцелуи. Похоже, он все же принял правду обо мне. Я для него страх и спокойствие одновременно, живое доказательство существования целого мира за кулисами повседневности.
— Все, я готов продолжить наше свидание. А ты?
Киваю и тихо интересуюсь:
— Куда пойдем?
Это странно, странно, что кто-то еще знает. Отчасти мне понятны чувства Шона. Я тоже не смог поверить сразу и испугался, когда мама начала объяснять, кто я есть.
— Не знаю, я бы прошелся. Отсюда можно дойти до пруда, покормим уток.
Шон легко хлопает меня по попе и довольно скалится. Фыркаю, но не возмущаюсь, прекрасно понимая, что это тоже, в какой-то степени, проявление нежности.
— Пошли, я вообще люблю гулять.
Пока Шон оплачивал счет, я пытаюсь отогнать от себя ощущение того, что меня содержат. Мы выходим из ресторана, и я краем глаза замечаю Диану. Она не навязывает свое общество, но летает над нами, зорко следя.
— Ты все еще грузишься? — обнимает за плечи и притягивает к себе.
Приятно, Шон совсем не стесняется показывать свои чувства.
— Да, если честно. Мне не нравится осознавать, что если мы будем ходить по тем заведениям, к которым ты привык, тебе придется постоянно за меня платить, — настораживаюсь, понимая, что кто-то следит за нами.
— Ну и что? Мне приятно твое общество, и я постоянно ем в городе и с удовольствием покажу тебе излюбленные места. Думаешь, будет лучше, если я тебя разорю? Разбогатеешь, начнешь меня водить, — прикусывает за край уха. — Эй, але, ты здесь?
— Здесь, — отзываюсь и пытаюсь включиться в разговор. — Я не думаю, что было бы лучше меня разорять, просто все равно чувствую себя никчемным, — оборачиваюсь и провожаю взглядом Диану. Мне с трудом на пару секунд удается посмотреть на мир ее глазами. Вроде, все в порядке, но ощущение слежки только усиливается. — Шон… Что-то не так, кто-то смотрит, следит.
— Ты уверен? — Шон поворачивается ко мне всем корпусом. Затем, оглядевшись, тянет меня в небольшой магазин подарков. — Сюда давай, у них есть запасной выход на соседнюю улицу.