А спустя два дня позвонили из крайцентра. Сообщение было коротким: ученых-геологов попросили исследовать обнаруженные в помещении кассы остатки почвы. Сравнение исследуемых частиц с контрольными образцами показало: песок, найденный на месте ограбления, по составу идентичен суглинно-песчаным залежам в районе Матвеевского.
Косырев решил, что ему следует самому съездить в Матвеевское, к месту работы драги, и поговорить со всеми.
Когда Косырев на «Чайке» подходил к Зеленому Стану, опустился туман. Рваные сизо-серые клочья стали постепенно сливаться и закрыли воду — сначала у берегов, а потом, смыкаясь, поползли к середине. Проходя по фарватеру сквозь все удлинявшиеся полосы тумана, Косырев увидел открывшийся слева пригорок и причал Улановых. Катер стоял на тележке у причала. Вероятно, оба, и брат и сестра, дома, Наташа наверняка слышит звук его мотора. Может быть даже, она давно догадалась, что это его катер. Он поборол искушение подойти к берегу — и минут через десять пристал к даевскому причалу.
Даев сидел наверху, на скамеечке. Высунув кончик языка, он что-то старательно вырезал ножом на палке. Увидел Косырева, отложил работу, встал, Косырев, чтобы сразу наладить контакт, помахал рукой:
— Здравствуйте, Петр Лаврентьевич.
— Добро пожаловать, Валерий Андреевич. Вот черт — прошлый раз вы заезжали, а меня не было.
Они пожали друг другу руки, и Косырев отметил, что рука у Даева цепкая и сильная, как клещи.
— Сахар на пристань привезли, песок, а у нас это — событие. Всем он нужен, все его берут, тут ягода сейчас в тайге, самый сбор. Варенье варят, сахарят на зиму. Заходите в дом.
— Петр Лаврентьевич, я ненадолго. Догадались, что это я был?
— Конечно, догадался.
— Дом открытым не боитесь оставлять?
— А от кого беречься? И что беречь? Присядьте, не стойте.
— Спасибо. А может, это не я заходил?
Даев посмотрел исподлобья:
— Валерий Андреевич, милый вы мой. Сразу видно, что вы у нас недавно. Тут река, кто давно здесь живет, тому все, что ни случится, известно, Я ведь еще и вернуться с пристани не успел, как услышал, что разговорец о вас идет. Катер ваш своим мотором все рассказал. Мотор этот здесь знают и поняли — милиция едет. Куда? И это тоже все слышали. На Зеленый Стан, потом к Даеву, оттуда уж на лесосклад. Ну, а следы на тропинке — их любой заметит.
Косырев сейчас незаметно наблюдал за Даевым. Майору казалось, что в бакенщике есть что-то, таящееся за приветливой улыбкой, за этим простецким, свойским разговором. Улыбка скрывала что-то глубоко спрятанное, какую-то внутреннюю жизнь, которую Даев тщательно охранял. Так, будто бакенщик боялся, что кто-то о ней случайно узнает — в том числе и он, Косырев. Да, кстати, интересно, почему все-таки Даев стал бакенщиком? Подумав об этом, Косырев спросил:
— Не скучно вам здесь, Петр Лаврентьевич?
Даев легко положил недоделанную палку на колени. С любопытством посмотрел на Косырева.
— Почему это мне должно быть здесь скучно? Нормально я живу, не скучаю.
— И все-таки — все время один.
— Где ж один. Это только кажется, что один. Кругом соседи.
— Да и работа однообразная, по-моему?
— Работа как работа. Я к ней уже привык. Справляюсь вроде бы хорошо. Начальство до сих пор не жаловалось.
— А раньше где работали?
Вопрос этот прозвучал несколько назойливо. Да и потом, он, Косырев, знал, где Даев работал раньше, и Даеву это, конечно, было известно.
— Раньше...— Даев вздохнул, улыбнулся.— Раньше я работал на лесоповале. Но то давно было, во времена молодости.
— Хороший день,— сказал Косырев, чтобы перевести разговор.
— А еще раньше...— Даев усмехнулся.— Ёще раньше я войсковую службу нес. На лесоповал-то я приехал как раз после демобилизации.
Здесь Косыреву показалось, что в глазах Даева вдруг мелькнуло беспокойство. Даев хотел было снова взяться за палку, но Косырев спросил:
— Где служили? Не во флоте случайно?
— Почему во флоте? — Даев усмехнулся,
— Ну, к воде потянуло?
— Да нет, Валерий Андреевич, во флоте я не служил. Отслужил я три года в войсках связи.
— Значит, у вас тут незаметно не появишься?
Даев ответил теперь уже серьезно:
— Незаметно везде нетрудно появиться, Валерий Андреевич. Кому надо, кто очень захочет, тот появится. Например, тумана можно дождаться, пойти на веслах, с выключенным мотором. Или, если сноровка есть, потащить катер волоком. А вниз — сплавиться по течению.
— Я как раз на эту тему. Как вы заметили катер с Гусевым?
Даев почесал в затылке, стряхнул с колен стружки.
— Ну, сначала услышал: моторка вроде вниз по реке от Колпина острова идет. Чужая. Потом мотор заглох. С чего бы это, думаю. Я к окошку. Смотрю: человече в катере сидит. Спускается этот человече вниз по течению.
— Если можно, расскажите поподробней.
— Пожалуйста. Гляжу вдруг: повернул к левому берегу. Ползет вдоль него. Любопытно стало, зачем это он заглушил мотор. Зачем жмется к левой стороне. Вышел, тихонько за стволами пошел за ним. На зрение пока не жалуюсь, понимаю — тот самый человек, фото которого мне дал Геннадий Иванович. Я назад, к телефону. Геннадий Иванович был на месте, спасибо, говорит, сейчас высылаем наряд. Вы же попробуйте сделать что-нибудь своими силами.
— Петр Лаврентьевич, с Охотоморском вы связались сразу?
— В смысле?
— Может быть, была занята линия?
— А как же. Конечно, была занята. Кажется, я только с третьей попытки пробился. У нас же тут коммутатор.
— Слушаю дальше, Петр Лаврентьевич.
— Вышел, смотрю — этот человек, то есть Гусев, моторчик свой врубил. И заворачивает круто на Зеленый Стан. Я скорей назад, звоню Уланову. У Николая, думаю, берданка, он вполне мог бы его придержать. Коля мне:- лады, Лаврентьич, сейчас попробую. Я тоже свое ружьецо прихватил, трехстволку, а моторка с Гусевым уже мимо меня назад идет, вверх, к Колпину. Пока я катер навострил, пока отчаливал — ее и след простыл. Все-таки я вышел на фарватер, приблизился к острову, поискал по берегам — ничего нет. В это время как раз ваши прилетели на вертолете.
— Как вы думаете, что нужно было Гусеву именно там, в Зеленом Стане?
— Что-нибудь попроще спросите, Валерий Андреевич. Что-то, наверное, нужно было, но что, не знаю.
— Спугнул его, наверное, Уланов?
— Вряд ли. Николай не такой дурак, чтобы открыто лезть с пригорка. Мне Коля сам потом говорил: спускался я тихо, не возьму в голову, почему тот вдруг на - моторку вскочил,— Даев просительно сморщился: — Валерий Андреевич, может, зайдем все-таки в дом?
— Спасибо, Петр Лаврентьевич. В другой раз. Сейчас спешу.
— Ну вот, вечная спешка. Но в другой раз не отвертитесь. Хорошо, Валерий Андреевич? Договорились?
— Договорились, Петр Лаврентьевич.
— Думаете, мне самому не обидно, что этот Гусев тогда ушел? Ведь получается, что моя вина тоже здесь какая-то есть. Я уж и так колебался, что лучше? Стоило ли мне тогда сразу бежать к телефону и звонить Геннадию Ивановичу?
Они пошли к обрыву. Перед самой лестницей Даев остановился.
— Может, надо было сначала самому сесть в моторку? С ружьецом? И попробовать его прихватить?
— Петр Лаврентьевич, поступили вы совершенно правильно. Вы бы его упустили, а милиция потеряла бы драгоценное время.
Они спустились вниз. Бакенщик с досадой почесал бороду:
— Я и так, тоже думал. Потому что, с другой стороны, как только я бросился бы к своей моторке, он бы меня сразу засек на лестнице. А ушел бы он в любом случае.
— Большое спасибо, Петр Лаврентьевич. Учтите, лично я и в дальнейшем рассчитываю на вашу Серьезную помощь. Если вдруг заметите на реке что-то подозрительное, сразу же сообщайте мне.
— Обязательно, Валерий Андреевич.
Когда катер отошел, бакенщик встал на причале, глядя ему вслед,— и скоро пропал в тумане, Двигаясь сквозь серую волглую пелену, Косырев поймал себя на том, что звук мотора сейчас его раздражает. Катер шел на самом малом ходу, движок работал совсем тихо, но Косырев знал, что тот, кому надо, отлично услышит и этот негромкий мерный стук. Подумал: может быть, стоит пройти чуть выше, выключить двигатель, развернуться и бесшумно спуститься вниз, чтобы застать Колупана врасплох? Нет, пока хитрить не стоит. Полосатая вешка проплыла в полуметре от левого борта, и Косырев понял, что проскочил бакен. Катер прошел еще немного, Косырев прислушался — впереди ритмично повторялись всплески весел. Кажется, лодка. Он вгляделся и увидел сквозь поредевший туман лодку и сидящего в ней спиной к нему человека. Выключил мотор, человек, услышав это, повернулся, подработал веслом. Косырев хорошо изучил фотографию Сгибнева: по острому носу и характерным с грустинкой глазам узнал — это тот, кто ему нужен. Колупан. Косырев махнул рукой:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Подгребая одним веслом, чтобы удержать лодку рядом с катером, человек все время настороженно следил за Косыревым. Словно ждал от него самого плохого.
— Вы — Виктор Кириллович Сгибнев? — Так как человек ничего не ответил и продолжал следить за ним, он добавил: — Моя фамилия Косырев, зовут Валерием Андреевичем. Я теперь работаю здесь вместо Рузаева. Знали такого?
Человек встретился с ним взглядом:
— А как же. Кто ж Геннадия Ивановича не знает.
— Значит, Сгибнев — вы?
Человек усмехнулся. Сглотнул.
— Ну, я.
— Что же вы так на меня смотрите, Виктор Кириллович? Как будто боитесь?
Сгибнев приподнял губу; в этом секундном оскале промелькнула какая-то обреченность.
— А я и боюсь.
— Напрасно.
— Напрасно не напрасно, это Мое дело.
— Чего же вы боитесь? Я приехал с вами поговорить. По-хорошему. Бояться нечего. Тем более я в форме, видно, кто я и откуда.
Глаза Колупана зло сузились. Он сейчас явно продолжал следить за правой рукой Косырева.
— Чего вы боитесь, Виктор Кириллович?
— Пушки.
— А при чем здесь пистолет?
Колупан облизал пересохшие губы.
— А при том, что вы, может, только из зоны и никакой не оперативник. Может, через секунду меня продырявите. А майорские погончики вы просто купили и к куртенке приставили.
Кажется, Колупан всерьез напуган.
— У вас есть основания кого-то опасаться?
Разворачивая лодку, Сгибнев криво усмехнулся:
— Начальник... Если ты в самом деле начальник — не нужно играть в деток. А если по мою душу — стреляй. Стреляй, я отвернусь.
Отойдя метров на пять, Колупан обернулся. Изучающе посмотрел на Косырева.
— Ладно. Если хотите говорить — поговорим на берегу.
На секунду Косыреву стало жалко этого человека. Но жалость эта сейчас совсем ни к чему. Он тут же постарался подавить ее. Неизвестно, кем окажется. Колупан на самом деле. Скорей всего, даже почти наверняка, он до сих пор как-то связан с Гусевым.
— Давайте к берегу.
Он дал газ, Колупан налег на весла. Выбрались на берег, подошли к сараю. Сгибнев приоткрыл уже знакомую Косыреву дверь, кивнул:
— Прощу.
Паясничает. И, кажется, заметил его колебания.
— Не бойся, начальник, никого там нет. Смотри, я вхожу.
Колупан вошел, похлопал по стене за дверью, все еще паясничая:
— Пустая комната. Прошу.
Косырев вошел. Колупан кивнул на кровать, они сели. Помедлив, хозяин смахнул со стола крошки.
— Спрашивай, начальник.
Колупан смотрел, не отводя глаз. Почему же он в, колонии пресмыкался перед Гусевым? Почему сейчас живет так, будто ему на все наплевать?..
— Хорошо, Сгибнев. Я спрошу вас в открытую и попрошу такого же открытого и честного ответа. Вы сейчас связаны с Гусевым?
Колупан укоряюще покачал головой— не дело спрашиваете.
— Хорошо. Вы знаете хоть что-то о его возможном присутствии здесь?
Губа Колупана чуть шевельнулась. Это получалось у него непроизвольно, как понял теперь Косырев — в минуты волнения чуть приподнималась верхняя губа.
— Так как же, Сгибнев?
— Ведь если я скажу правду — вы мне все равно не поверите. Вас эта правда не устроит.
— Мне всегда казалось, правда человека устроит. Только если это настоящая правда.
— Гражданин майор, не связан я с Гусем. Никак не связан.
— Слишком многое свидетельствует о другом.
— Почему я дрожу? Почему коленки у меня подгибаются? Гражданин майор?
— Боитесь разоблачения, если вступили в конфликт с законом...
— Зона — она известна. Эта боязнь еще не боязнь.
— А что же боязнь?
— То, что тебя каждый день шлепнуть могут.
— Вы что-нибудь сделали, что так боитесь?
— Сделал... Да в том-то и петрушка, что ничего я не сделал. Сижу себе тихо. Но ведь уверен — Гусь рядом, кружит где-то. А потому торчу я, поймите, гражданин майор, на краю смерти торчу! Не мне же вас учить. Он меня знает как облупленного. Знает, что и вы знаете, что я был у него на побегушках в зоне. Что-то сварганил Гусь, если прячется. Боюсь — свалит Гусь все на меня, подкинет вещдоки, пришьет — и конец.
Все, что сейчас сказал Колупан, могло быть правдой. А если это придумано, то придумано довольно искусно. Но между тем допустили, что Сгибнев сейчас не лжет.
Колупан усмехнулся чему-то своему.
— Не верите, гражданин майор. А я боюсь, поймите. Боюсь, за живот собственный боюсь. И жизни мне здесь нет и не будет.
— Почему же вы отсюда не уедете?
Сгибнев оскалился, и Косыреву показалось, что сторож чувствует себя неуверенно, не нащупает естественный тон, колеблется.., и злится.
— А куда? Кому я такой нужен?
И все-таки Колупан сейчас что-то от него скрывает.
— Хорошо, Сгибнев. Будем считать, что я вам верю. Хотя оснований для этого у меня немного. Еще раз, чтобы закончить эту тему: как я вас понял, за все время работы вы ни разу не заметили даже намека, на появление здесь Гусева? Так или не так?
Колупан посмотрел на него исподлобья. Да, взгляд у этого человека тяжелый, и почти наверняка он сейчас что-то недоговаривает.
— Нет, не заметил. Но чувствую, что он тут бывает. Чувствую, понимаете?
Косырев встал. В любом случае он должен вести себя так, будто во всем верит Колупану.
— Хорошо, Виктор Кириллович. Спасибо за откровенный разговор.
Колупан отвел взгляд, буркнул:
— Спасибо вам. Что выслушали.
— Значит, если вы вдруг что-то вспомните дополнительно, уж не говорю — заметите, увидите, услышите насчет Гусева,— немедленно сообщите мне. Мы ищем Гусева, и нам важна любая информация. Понимаете, Сгибнев?
Колупан пропустил Косырева в дверь. Они прошли несколько шагов, и только после этого сторож сказал нехотя:
— Чего уж тут не понять.
Дойдя до берега, они вместе столкнули катер в воду. Не дожидаясь, пока Косырев заведет мотор, Сгибнев кивнул, повернулся и тяжело зашагал назад, к складу.
Туман был все еще густым. Косырев потянулся, чтобы включить мотор, и заметил, что катер сносит вниз по течению. Опустил руку в воду — тянуло довольно сильно. Ведь он и хотел вот сак, с выключенным двигателем, идти сюда, к лесоскладу. Значит, сейчас самое время попробовать так же незаметно подойти к Зеленому Стану. Он взялся за штурвал, чуть повернул его, направляя катер в протоку. Сквозь туман было видно, как слева, метрах в двадцати, тянется остров: вверху, в просветах тумана, несколько раз мелькнули верхушки сосен. Потом сосны исчезли — значит, остров кончился. Косырев повернул вправо и через минуту' почувствовал толчок. В густой серой измороси разглядел на пологом берегу бурьян, пни, маленькие елочки. Зеленый Стан. Пустошь. Прыгнул в воду, увязая в песке, напрягся, схватился за борт, пытаясь вытащить катер. Катер был тяжелый и поддавался с трудом, а он хотел рывком затянуть его подальше. На берегу потоптался, проверил сапоги. Как будто не промокли. Вгляделся: да, сейчас он должен быть где-то возле пригорка Улановых. Двинулся сквозь туман, забирая в сторону, и чуть не уткнулся в бревна, сложенные в накат. Торец одного из срубов. Прислушался: в срубе и вокруг было тихо. Вряд ли сейчас кто-то может быть там, внутри, но правая рука поневоле потянулась под куртку, к кобуре. Он бесшумно пошел вдоль стены. От угла крыши вверх уходил, исчезая в тумаке, телефонный провод. Значит, это тот самый сруб у подножия пригорка, ближний к скамейке. Вот и дверь пять плотно сбитых толстых досок с глазком в виде сердечка в средней. Толкнул. Дверь распахнулась внутрь с тягучим скрипом. Вошел, огляделся. В помещении было полутемно, пахло нежилью, сыростью, землей. Пол устлан порыжевшими еловыми лапами. Вдоль стен стоят двухъярусные нары. Тишина. Кажется, никого нет. Он посчитал — нар всего двадцать, по десять с каждой стороны. В этом срубе точно сейчас никого нет — и давно не было. Он прошел к дальнему углу, Сверху, прибитый металлическими скобочками к бревнам, тянулся вниз двойной телефонный провод. Заканчивался он голубой квадратной трехштекерной розеткой, укрепленной на бревне в полуметре от пола, Косырев присел. Обычная розетка — чтобы подключать к такой телефон, достаточно воткнуть штепсель. Ни на розетке, ни на бревнах не было никаких подозрительных следов, но для верности он тщательно обследовал голубой прямоугольник и часть бревна около него. Ничего не найдя и покончив с этим, вышел из сруба. Справа, видимые уже сквозь поредевший туман, тянулись растущие у основания пригорка кусты. Да, ему необходимо встретиться с Наташей и поговорить с ней один на один, без брата. Брат, конечно, вполне может ходить сейчас где-то по заказнику. Тут же вспомнил собака. Представил себе настороженные глаза, следящие за каждым его движением, оскаленные клыки. Малоприятное переживание. Но выход один: быть настороже. Он стал подниматься, плотно вставляя сапоги в неровности склона и вслушиваясь в каждый звук. Лишь бы только пес не прыгнул сзади. Пройдя примерно полпути, вгляделся и сквозь заметно поредевшую дымку увидел знакомую сосну, скамейку, а на ней Наташу. Она была в той же серой кофте и длинной юбке и сидела, зажав руки в коленях. Наташа не повернулась к нему, но он понял: она слышала, как он поднимался. Он стал карабкаться дальше, и когда до Наташи остался один уступ, она повернулась. В ее лице жили остатки какой-то тревоги, так, будто девушка только что кого-то видела и сейчас ждала, что этот «кто-то» уйдет.