Матрос поднял голову, сонно моргая и глядя на меня мутными глазами.
— Капитан… — заплетающимся языком пробормотал он и снова отключился.
Я в раздражении отшвырнул его от себя прочь. Ну неужели приказы так трудно выполнять?! Не пить только один день! Черт побери, мы стоим на якоре всего пять дней, я понимаю, что скучно, но из этого не вытекало, что нужно пить, не просыхая! Идиоты.
Я сидел и ждал, когда подтянется весь экипаж. Они вернулись только ближе к полудню. Как раз к приходу Алена. Парень был в восторге, оказавшись на корабле. При виде стройного и изящного аристократа, одетого с иголочки, мои ребята похабно заулыбались и стали отпускать пошлые комментарии.
— Молчать! — рявкнул я, начиная терять терпение.
Я просил Алена одеться в простую одежду, потому что если бы мои парни узнали, что он лорд высокого происхождения, то не погнушались бы в мое отсутствие над ним издеваться и распускать руки. А то и вовсе скрутили бы и потребовали выкуп. Ален выполнил мой приказ, одевшись в простые черные штаны и серую рубашку. Но где же ему раздобыть одежду из грубой ткани? Шелк отдавал бликами на солнце, да и сам юноша был настолько ухоженный и манерный, что не узнать в нем высокородного аристократа было крайне сложно.
Я смотрел на него и не мог поверить, что когда-то был таким же. Нет, в Алене не было ничего плохого, ничто не вызывало во мне неприязни, но я тем не менее испытывал отвращение. Не к нему лично, а к высшему сословию Франции. Да и к Англии, если так подумать… Ко всем этим напыщенным, чванливым, алчным существам.
— Это Ален, — представил я его коротко своему экипажу. — И я желаю, чтобы в мое отсутствие вы обращались с ним хорошо. — И я, зная, что этому сброду все надо разложить по полочкам, начал перечислять: — А это значит, что вы не будете его трогать, задирать и дразнить, не станете распускать руки и нарываться на ссору.
Матросы неодобрительно зашумели.
— Это новый член экипажа, что ль, капитан? — спросил кто-то.
— Возможно, — коротко ответил я. Я уже знал, что Ален хочет попасть в состав моей команды, но смысл? Ведь я собирался уйти, чтобы быть с Францем. А в жизни пирата нет ничего прекрасного, поверьте. Но глаза Алена загорались всякий раз, когда он говорил о море. И мне не удалось убедить его. Его не мог удержать даже Франц.
«Ведь теперь ты и Филипп будете рядом, — сказал он мне. — И я смогу осуществить свою мечту…»
— Вы сегодня снимаетесь с якоря и отправляетесь в бухту в Шербуре, — произнес я, глядя на Мальбина. — Ясно?
Швед молча кивнул.
— Через два дня я хочу, чтобы вы вернулись сюда.
— К чему это все, капитан? — задал вопрос кто-то.
— Так надо. Снимайтесь с якоря сейчас же. Мои приказы выполнять неукоснительно. Узнаю, что кто-то ослушался, оторву руки, ноги и кое-что еще.
Я выразительно взглянул на Алена. Тот молчал, хотя его шея покрылась красными пятнами. И все же я не мог предупредить команду, не ущемив чувства собственного достоинства юноши. Эти люди другого языка не понимали, им все нужно было уточнять буквально, если я хотел обойтись без всяких казусов, чтобы меня поняли правильно.
Я сошел с корабля и, не оглядываясь, ушел. У меня было еще несколько дел, которые стоило закончить до появления во дворце.
Вечером я был уже в Пале-Рояль. Первым делом заглянул в кабинет Ришелье и не ошибся, Филипп и Франц уже были там. Франц сидел у испанца на коленях и смеялся чему-то, наклонив к нему золотистую голову, а Филипп что-то интимно шептал ему на ухо. И все же ревность вспыхнула во мне на краткое мгновение, Франц выглядел таким счастливым в объятиях другого. Я помедлил, прежде чем взобраться на подоконник.
— Франц, ты просто чудо… Мое личное чудо… — услышал я шепот Филиппа.
Франц тихонько фыркнул, похоже, тоже едва сдерживая смех.
— Я, между прочим, общегосударственное чудо! — звонко заявил он.
— Действительно, — с усмешкой произнес я, взобравшись на подоконник, и спрыгнул на пол.
При виде меня Франц просиял такой светлой и радостной улыбкой, что вся моя ревность завяла на корню.
— Анри! — Он даже подпрыгнул на коленях у Филиппа. — Ты вернулся!
— Конечно, я вернулся. Куда я мог от тебя деться? — Я сел на стол возле Филиппа и, наклонившись, прильнул к губам моего мальчика.
Он, как обычно, отозвался тихоньким мурлыканьем. Иногда я думаю, если бы у него были уши и хвост, он бы прижал уши к голове и завилял хвостом.
Неохотно отстранившись от него, я взял со стола один лист из той кипы бумаг, что на нем имелась, и пробежался по нему быстрым взглядом.
— Ну ни хрена себе! Фил, это то, о чем я думаю?
Филипп, все это время не отрывавшийся от ушка Франца, кивнул.
— Да. Ришелье обокрал французский народ, по моим подсчетам, на вот эту сумму. — Он вытащил перо из чернильницы и подчеркнул цифру на одном из листов.
Я присвистнул.
— Тварь.
— И еще я нашел список доходов и расходов за эти четыре года от твоего поместья в Версале, — добавил Филипп. — Ришелье пользовался Ланкастером вовсю… Ты почти банкрот.
Глаза Франца недоверчиво расширились, и он сжал кулаки.
— Вот мерзавец! — негодующе воскликнул он.
Я махнул рукой.
— Неважно. Я не собирался возвращать Ланкастер. У меня нет детей.
— Ты снова? — надул губы Франц. — Не хочешь получить назад титул и владения? — Он насупился и добавил обиженно: — И вообще… дети — дело наживное!
— Малыш, я не хотел тебя задеть, — ласково произнес я, наклоняясь, чтобы снова его поцеловать. — Я помню твое обещание подарить мне кроху с синими глазами. — Поцеловав его в губы, я мягко, но решительно закончил: — Титул я приму, но и только. А нашим детям найду что оставить.
— Анри! — Франц недовольно посмотрел на меня. — Между прочим, ты так и не показал мне Ланкастер, а я хочу, чтобы он, когда я его увидел, был таким же, как и при тебе. И еще я хочу, чтобы наши дети его унаследовали!
Я закатил глаз и вздохнул. Ну не могу я ему ни в чем отказать…
— Хорошо, мы решим этот вопрос позже. — И пока он не успел ничего сказать, заткнул ему рот глубоким поцелуем. Он сразу успокоился и принялся тихонько мурлыкать мне в губы, обвив шею руками.
Филипп, даром времени не теряя, прижался губами к шее Франца, заскользив ими от уха и до самых ключиц, ладонями забираясь ему под рубашку. Франц тихонько захныкал мне в рот, заерзав у Филиппа на коленях. Надо отдать ему должное, он сумел взять себя в руки и, ловко выкрутившись из рук Филиппа, заявил:
— Бессовестные! У нас много дел сегодня.
— Называй вещи своими именами, — усмехнулся Филипп. — Ты будешь валяться на кровати и есть виноград, а мы с Анри будем заниматься делами.
Я рассмеялся.
— В самом деле, Фил. Он лентяй и сладкоежка. И очень любит покапризничать.
— Я заметил, — усмехнулся испанец.
— Ах вот как, значит?! — Франц встал в позу, уперев руки в бока, и переводил взгляд с одного на другого. — Вот и делайте что хотите! Прекрасно! Я с вами разговаривать не стану!
И не успели мы с Филиппом и слова сказать, как он выскочил за дверь, громко ею хлопнув напоследок.
Филипп чертыхнулся и подорвался с кресла, собираясь последовать за ним, но я удержал его за локоть.
— Спокойно, Фил, он не всерьез. Лучше пойдем проведать кардинала… — Я хищно осклабился.
Филипп с сомнением посмотрел на меня.
— Ты думаешь? — протянул он.
Я кивнул и направился к двери.
На то, чтобы разобраться с кардиналом, у меня ушел час. У меня руки чесались придушить его, но я лишь хотел узнать кое-что у этого мерзавца. Например, как он избавился от короля. Ришелье после некоторых препирательств и убедительных аргументов с моей стороны все-таки раскололся и признался, что целых три года спаивал Людовика медленнодействующим ядом, чтобы быстрая смерть короля не вызвала подозрений. И все выглядело так, словно он скончался от туберкулеза. Ну и терпеливая же тварь, этот кардинал… Три года ждал, пока король умрет. Король умер, да здравствует король! Дерьмо. Самое настоящее дерьмо…
Мы с Филиппом решили, что публичная казнь кардинала и его обвинение во всех государственных преступлениях погасит недовольство крестьян. Что касается Бэкингема… мы собирались заманить его в ловушку, написав письмо якобы от Ришелье, дабы любовничек явился на свидание.
После визита к кардиналу Филипп ушел к себе в комнату, чтобы искупаться и привести себя в порядок перед ужином. Мы намеревались поужинать все вместе. Я же отправился к Францу, но он, к моему удивлению, заперся и молчал.
Неужели так серьезно обиделся? Ведь я сказал это в шутку…
— Франц, открой дверь, — попросил я терпеливо.
— Не открою. — Голос его звучал глухо. То ли из-за разделявшей нас двери, то ли еще из-за чего…
— Хочешь, чтобы я ушел? — спросил я.
Несколько минут ничего не происходило, а потом он все же открыл мне.
— Хорошо, что ты открыл дверь, иначе мне пришлось бы обходить все здание, чтобы забраться к тебе через окно, — улыбнулся я.
Он нахмурился и шмыгнул носом. Это означало, что Франц очень зол и в крайней степени обижен. Похоже, сам того не осознавая, я сильно его задел. Но почему? Я ведь не сказал ничего плохого… Лишь то, что мы все и так знали… И раньше, когда я шутил так же, Франца эти слова не особенно задевали. Я ведь сказал не всерьез…
Он прошел к кровати, не отвечая мне, и забрался в постель, спрятавшись под одеялом и отвернувшись от меня на бок. Дуется. Я слышал, как он напряженно сопит, но не плачет, слава богу.
— Котик… — Я скользнул под одеяло снизу и навис над ним, перевернув его к себе лицом и устроившись у него между ног. — Малыш, ну не обижайся. Я не со зла это сказал.
Он лишь надулся еще сильнее и отвернул голову, чтобы не смотреть на меня. Мне стоило огромных усилий удержаться и не поцеловать его. Когда он вот так выпячивал губы, это было до невозможности мило и очаровательно…
Я вздохнул, не зная, как мне вымолить прощение. Может, я пошутил и несерьезно, зато Франц, похоже, обиделся всерьез. И почему его так задели мои слова? Я смотрел на его недовольное, обиженное лицо, и мне хотелось долго и сладко целовать его и ласкать… а не гадать, почему же он обиделся. Что я такого сказал? Лишь то, что он маленький, весьма ленивый принц… И немного капризный. Но это была правда… Неужели он обиделся на это? И вдруг меня осенило. Наверняка вся эта кутерьма вокруг него, поднятая ради его безопасности, сильно задевала его самолюбие. Он чувствовал себя бесполезным, и потому мои слова так его задели.
Я вздохнул и поднялся с постели, напоследок поцеловав его в висок.
— Хорошо. Не хочешь со мной разговаривать, я уйду. — Поднявшись с кровати, я направился к двери. Он все еще молчал и обиженно сопел. У двери я остановился и тихо произнес: — Я не считаю, что ты бесполезный. Действительно не считаю, Франц. Прости, я не хотел тебя обидеть.
И вышел за дверь. Надеюсь, что он не будет обижаться на меня долго. Раньше мне удавалось вымолить прощение подарками или поцелуями… Но сейчас Франц повзрослел. А я не видел его все эти четыре года, не имел чудесной возможности смотреть, как он меняется, как растет, как взрослеет и как постепенно изменяется его отношение ко многим вещам. Не видел, как он начинает иначе смотреть на этот мир. Не глазами ребенка, но глазами юноши, осознающего себя личностью. Для меня он все еще оставался золотым мальчиком, моим маленьким принцем. Именно поэтому я сейчас совершил такую оплошность. Да уж, подарками тут уже не отделаешься… И нужно следить за языком, ведь я прекрасно знал, какой обидчивый у меня малыш.
Я вздохнул и вышел на улицу. На небе сияла полная бледная луна. Французские ночи были прекрасны. Таинственный покров бархатной тьмы скрывал все деяния Черного Кота. Я любил их потому, что имел возможность, пробравшись в комнату моего Франца, наблюдать за его спокойным, ничем не омрачённым сном. Но все же день значил для меня гораздо больше. Днем я мог видеться с ним, слышать его искристый, звонкий, мелодичный смех, видеть его улыбку и наслаждаться тем, как красиво переливаются солнечные лучи в золотых локонах. По крайней мере, так было четыре года назад. Сейчас же все очень изменилось. И Франц повзрослел… Конечно, в какой-то мере он все еще оставался маленьким капризным мальчиком, дул губы, кокетничал… Но такова была его природа. Франц — будущий Король-Солнце, он сиял для всех и был прекрасен, рожденный для того, чтобы услаждать взоры Франции своим видом. Он олицетворял собою все то прекрасное, что было в этой стране. Тихие, мирно спящие улицы, по которым я так любил гулять, глядя на них с высоты домов, перебираясь с крыши на крышу, словно кот, гуляющий сам по себе. Блистательные дворцы, полные роскоши и великолепия. Веселые балы. Красивых и ухоженных аристократов. И я не уставал им любоваться. Франц был для меня сокровищем, которое нужно оберегать и хранить. Он украл мое сердце еще в далекой юности. И кем бы я ни был — высокородным ли дворянином, аристократом голубой крови, безродным ли пиратом-бродягой, а может, загадочным Черным Котом, — неважно, я всегда его любил. И полюбил лишь один раз за всю жизнь. Раз и навсегда.
Мои мысли прервал какой-то шорох. Я обернулся и увидел Алена.
— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросил я.
Он выглядел запыхавшимся и усталым.
— Нет времени объяснять, Анри. Ты нужен на причале. Англичане напали.
========== Глава V ==========
Франц.
Сбежав из кабинета, я заперся в своей спальне и зарылся в подушку лицом. До чего же обидно… Понимаю, что я бесполезный и совсем ничего не умею, но зачем же тыкать этим в лицо?!
Когда Анри пришел просить прощения, я не стал с ним разговаривать. И с Филиппом не буду. Я был слишком глубоко уязвлен их насмешками, хотя понимал, что они не хотели меня обидеть. Анри попросил прощения и ушел.
Я вздохнул. Ну конечно. Может, бесполезным ты меня не считаешь, но зато я, по-твоему, маленький и капризный. Обидно. Понимаю, что я маленький и капризный! Но я же честно стараюсь исправить свои недостатки! Скинув на пол одеяло, я уставился в окно ничего не видящим взглядом. Мне было до безумия горько оттого, что для Анри я остался все тем же капризным и глупым мальчишкой…
Через полчаса после визита Анри пришел Филипп. Я по-прежнему лежал под одеялом и обнимался с подушкой.
— Франц?
Я пошевелился под одеялом, давая понять, что слышу его. Кровать прогнулась слегка под тяжестью веса Филиппа. Он навис надо мной и тихо произнес:
— Франц… Прости, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.
Я вздохнул и, шмыгнув носом, выполз из-под одеяла. Филипп осторожно притянул меня к себе.
— Я не хочу ни с кем разговаривать, — пробормотал я, не глядя на него.
— Я буду молчать, — пообещал он мне.
— Ладно… — Вздохнув, я прикрыл глаза. Ну неужели я действительно ни на что не гожусь?
Филипп молча обнимал меня, не давая отстраниться.
— Я правда никудышный король? — спросил я тихо, запрокинув голову, чтобы видеть его лицо.
— Нет, не правда. Ты очень способный, — заверил меня Филипп.
— Ты обманываешь. — Я вздохнул и понурился. — Вы все думаете, что я маленький бесполезный мальчик.
— Мы так не думаем, Франц. И ты давно уже не маленький маль… — Филипп вдруг замолчал на полуслове, прислушиваясь к чему-то.
Я в замешательстве посмотрел на него и тоже напряг слух. Через пару минут и я различил слабый звон металла, доносившийся издалека. Как будто кто-то устроил дуэль на шпагах. А потом он усилился, и вот уже такой звон раздавался во дворе, и не один, а много… А вот и крики…
Я мгновенно соскочил с колен Филиппа и метнулся к окну.
Почти в ту же секунду в комнату ворвался раненый мушкетер без доклада.
— Ваше высочество! — выпалил он. — Дворец атакован англичанами! Они явились… с причала. Пришел милорд де Мириель и предупредил нас, мы успели подготовить оборону, но их достаточно много, мой принц. Нас притесняют. Мы не можем без командующего.