Я смотрел на закрывшуюся за ним дверь и не замечал, как слезы текут по лицу.
Свадебная церемония отличалась пышностью и роскошью. На ней присутствовали все мои друзья, близкие и знакомые, кроме Анри, который все еще пребывал в Ланкастере, и родителей Филиппа. Они были еще в дороге.
Перед алтарем Филипп спросил меня в последний раз:
— Франц, ты уверен?
— Да, — тихонько отозвался я, крепче сжимая руку моего испанского принца. — Все уже решено…
— Хорошо, — так же тихо ответил Филипп.
Он произносил свою клятву верности мне спокойно и твердо, глядя в глаза, а затем надел на мой палец массивное кольцо с родовым гербом его дома. Я дрожащим голосом повторял клятву слово в слово. И едва сумел надеть кольцо на его палец. А потом он поцеловал меня, и я потерял сознание.
Просто упал в обморок, потому что переволновался. И еще я практически не ел в эти дни, слишком много дел навалилось, да и запах столь любимых мною ранее блюд вдруг стал меня отвращать. И этот разговор с Силестином… По крайней мере, я думал, что причина именно в этом, но…
Филипп успел подхватить меня вовремя. Я очнулся в своей комнате от отвратительного запаха нюхательной соли. Филипп растирал мне виски влажной салфеткой, а я стал задыхаться в туго обтягивавшем меня белом камзоле.
Слава богу, Филипп догадался, в чем дело, и быстро освободил меня из этой тюрьмы. Оставшись в одной свободной шелковой рубашке, я вздохнул облегченно.
— Филипп… Мне… стало плохо, прости, — пробормотал я.
— Еще бы тебе не стало плохо. На улице такая жара, а на тебя напялили одежды, словно собрав на северный полюс, — приподнимая мою голову и поднося к моим губам стакан с водой, произнес он. — Все уже позади, маленький мой. Поспи, хорошо?
— Я не хочу спать. — Я выпил воды и покачал головой. — Филипп… — Я взял его за руку.
— Что такое? — Он посмотрел на меня заботливо.
— Кажется, меня еще и тошнит… — успел пробормотать я, прежде чем меня вывернуло на его красивую белую рубашку. Это был единственный раз, когда я видел его в белом, и я испортил этот раз содержимым своего желудка.
Филипп, надо отдать ему должное, не изменился в лице. Он молча снял эту самую рубашку и, скатав ее, кинул в угол, после чего позвал служанок и медика. А я повалился на постель измождённо. Филипп вытер мне губы простыней и дал прополоснуть рот чистой водой.
Я лежал с закрытыми глазами и чувствовал себя так, словно меня растоптало стадо слонов. Живот крутило, а во рту остался противный кислый привкус, который ничем нельзя было перебить.
— Да-да, все верно, — услышал я сквозь дрему голос нашего семейного врача. — Срок полтора месяца.
— Это точно? — произнес голос Филиппа.
— Это окончательный диагноз, уверяю вас, ваше высочество.
Дальнейшее я уже не слышал. Я заснул.
========== Глава VIII ==========
Франц.
Свыкнуться с мыслью о том, что я все-таки забеременел, получилось легко. Хотя в глубине души я считал, что, наверное, никакого ребенка у меня выносить не получится. Да, я был хрупкий, маленький, стройный и изнеженный мальчишка. Чем не яркие особенности пассива? И все же я до последнего не надеялся на чудо. А ведь чем больше я думал о детях от Филиппа и Анри, тем сильнее их желал. И очень обрадовался, когда Уильям — наш семейный врач — подтвердил, что я ношу в себе ребенка. Я долго гадал, от кого. От Филиппа или от Анри? И еще я испытывал огромное облегчение оттого, что теперь мне не придется держать Анри на расстоянии, ведь я уже забеременел… В последние дни в моей голове крутились совершенно пошлые мыслишки, такие пошлые, что даже я сам от них краснел. И настроение мое менялось с огромной скоростью, буквально по сто раз за день. Филипп не жаловался на мои выходки и капризы, терпеливо сносил все. Я не мог налюбоваться на своего замечательного мужа. Поскорее бы уже приехали его родители, и тогда я смогу отправиться вместе с Филиппом в Ланкастер, к Анри, и там… Я представил себе одну чрезвычайно эротичную картину, от которой у меня покраснели и уши, и шея, и даже, наверное, плечи. Интересно, согласятся ли Анри и Филипп? Что-то с этой беременностью я становился невыносимо похотливым даже для своего обычного любвеобильного состояния.
— Ты снова делаешь это, — прервал мои мысли вкрадчивый голос мужа.
Мы лежали на постели. День был насыщенным, как и обычно, и мои глаза слипались. Мы так уставали, что ни о каком сексе и речи не шло. Наверное, именно потому, что у меня его не было почти месяц, я был такой похотливый и капризный.
— Делаю что? — сонно отозвался я.
— Думаешь о чем-то и краснеешь, — сказал Филипп, накручивая на свой указательный палец прядь моих волос. — О чем ты думаешь?
Я вздохнул и уткнулся носом ему в плечо, не решаясь высказать свои эротические фантазии. А вдруг он обидится? Я точно обнаглел, если хочу их с Анри вместе…
— Я думаю, что очень тебя люблю, — сказал я.
— И когда же ты успел это понять? — засмеялся мой супруг.
— Наверное, в тот день, когда ты бросился защищать меня и Францию от англичан… — улыбнулся я, с наслаждением вдыхая его запах.
— Маленькая поправка, — возразил Филипп. — Тебя защищать. Не обижайся, но на Францию мне плевать.
Я тихонько фыркнул.
— Значит, тебе придется всегда меня защищать.
— С удовольствием!
— Ну ты сам напросился! — засмеялся я.
— Ты мне угрожаешь? — Филипп вскинул бровь и усмехнулся.
— Конечно! — Я серьезно кивнул. — Тебе придется меня любить, защищать, оберегать… Выполнять все мои капризы!
Несколько минут Филипп задумчиво молчал, а потом насмешливо произнес:
— Знаешь, я бы мог сказать сейчас, что буду делать это с удовольствием, потому что люблю тебя, или что-то в этом роде… — Он засмеялся. — Но я скажу: хорошо, что есть Анри, ведь можно свалить половину «обязанностей» на него.
Я сделал вид, что обиделся, и надул губы.
— Значит, вот так… Ты собираешься свалить половину на Анри?!
— Малыш… — Он улыбнулся, запуская пальцы мне в волосы. — Могу и не делиться. Заберу тебя всего себе. И тогда пусть твой Кот катится ко всем чертям, я не буду против. Хочешь?
— Нет, — поспешно ответил я. — Не хочу. Один ты точно не справишься! Тебе обязательно понадобится помощь!
— Какой же ты противоречивый… — покачал головой Филипп с улыбкой.
— Да. — Я кивнул, издав тихий смешок. — Я такой! Ты сам выбрал себе такую королеву!
— Действительно, — пробормотал Филипп, целуя меня в лоб. — Сладких снов, моя обожаемая королева.
А на следующее утро прибывали его родители.
— Должен предупредить тебя, мой отец нетерпелив и чересчур прямолинеен, — сказал Филипп.
— Я это учту.
Мы вышли встречать родителей Филиппа на мраморное дворцовое крыльцо. И как раз вовремя. Экипаж с огромным эскортом из целого войска подъехал к крыльцу. С подножек спрыгнул нарядный лакей и, опустив ступеньку, открыл дверь. Филипп подошел к карете и подал руку выходившей из нее даме. Я же остался стоять на крыльце в окружении своих верных мушкетеров, выстроившихся здесь в качестве почетного караула. Сначала показалась изящная холеная ручка, опершаяся на ладонь Филиппа, затем ножка в туфельке, следом — пышная юбка цвета бургунди и, наконец, сама обладательница этих прелестных конечностей — величественная бледная леди в роскошном парчовом платье с высоким воротником-стоечкой и элегантной прической. Она была уже в возрасте, но хорошо ухаживала за собой и выглядела довольно молодо. Я мог бы предположить, что ей не больше тридцати. Матушка моего Филиппа?
Женщина что-то приветливо произнесла на испанском, целуя сына в обе щеки, а затем в лоб. Филипп вежливо ей ответил, касаясь губами ее руки. Она огляделась и улыбнулась. И уже на французском с сильным акцентом воскликнула в полнейшем восторге:
— Сharmant ¹, Филиппе, это восхитительно! Наконец-то я увидела Париж!
Мой Филипп отвечал ей ласковой улыбкой. Между тем из кареты выбрался дородный мужчина. Несмотря на почтенный возраст, он был очень высоким, почти как мой покойный дядя, статным и немного грузным брюнетом, обладал благородными аристократическими чертами лица, породистым крупным носом и массивным подбородком. И был одним из тех мужчин, которых возраст ничуть не портил. Он выглядел матерым старым волком, в каждом его движении проскальзывала хищная звериная грация. Вот у кого Филипп перенял эту манеру двигаться… Я был восхищен. Морщины на его лице вкупе со шрамами, полученными в каких-то битвах, лишь украшали его мужественный образ. Да и одет он был, в отличие от жены, очень просто: черные брюки, белоснежная рубаха с кружевными манжетами и высокие сапоги. Даже без роскошной одежды и короны было видно, что перед тобой стоит не кто иной, как сам король. Из всех украшений на нем была лишь массивная золотая цепь с геральдикой на конце, висевшая на его груди, а на боку сабля, украшенная драгоценными камнями.
— Папа, я рад тебя видеть, — услышал я негромкий голос Филиппа.
Закончив с церемониями приветствия, Филипп подвел родителей ко мне и встал рядом.
— Позвольте представить вам моего супруга. Это будущий король Франции — Француа де Круа.
Я смущенно поклонился родителям Филиппа.
— Я рад приветствовать вас в своем доме… — пробормотал я, прижимаясь к боку Филиппа.
Его отец меня немного пугал. У него была очень сильная и подавляющая аура.
— Правда, что ли? — иронично произнес Фердинанд, окидывая меня оценивающим, изучающим взглядом. Я покраснел.
Масла в огонь подлила мама Филиппа, которая, восхищенно взглянув на меня, воскликнула:
— Сharmant, Филиппе! До чего же хорошенький!
Я опустил глаза, чувствуя, как щеки горят от смущения. Никогда не стеснялся и еще более откровенных комплиментов… Но тут…
А мама Филиппа, оказавшаяся очень эмоциональной женщиной, взяла мое лицо в свои ладони и заглянула в глаза:
— Скромный какой! Святая Дева! Какой милый! Я сначала так испугалась, так переживала… сейчас, конечно, чисто мужские браки никого не удивляют, но я сомневалась, что такой брак подойдет нашему Филиппу. А теперь вижу, что ошибалась. Вы прекрасно смотритесь вместе!
Фердинанд спокойно переждал эмоциональную бурю жены, привычный, видимо, к таким ее всплескам, и спокойно поинтересовался:
— Мы так и будем стоять на крыльце? Или вы все же пригласите стариков в дом?
Филипп хмыкнул.
— Разумеется, папа.
Я беспомощно покосился на него и смущенно пробормотал:
— Наверняка вы устали с дороги… Желаете отдохнуть или сначала отобедать?
— Это уже другой разговор, — усмехнулся Фердинанд. — И все же сначала я хотел бы надрать кое-кому задницу.
Филипп тяжко вздохнул, а его мать бросила на него сочувствующий взгляд, но спасать не решилась. Сразу видно, кто в доме хозяин.
— Идемте в дом, — произнес Филипп, поворачиваясь и направляясь к дверям. Я держался за его локоть, шагая рядом, и молчал.
Филипп проводил родителей в кабинет моего дяди, который теперь стал моим. Мама Филиппа заняла место на диванчике у окна, а я занял свое место в кресле за столом. Сам же он сел на подлокотник моего кресла, а испанский король расположился напротив нас.
— Итак, что у вас тут происходит? — сразу же потребовал он ответа.
— Когда я приехал… — начал Филипп объяснять, но Фердинанд бесцеремонно перебил его:
— Я не тебя спрашивал, сын. Француа, извольте объяснить, коль скоро вы будущий король и всем здесь заправляете. — Он усмехнулся.
Я тихо вздохнул.
— Во Франции многое произошло за последние три года. Основной причиной всех наших злоключений стали амбиции кардинала Ришелье. Его же рука была приложена к смерти моего дяди Людовика.
— Я всегда знал, что он у вас тут мутит воду, — хмыкнул Фердинанд. — Я давно Людовику сказал, чтобы он вышвырнул этого дю Плюсси, а он — нет, надо ему под юбку залезть! Говорил же, бабы до добра не доведут!
Я изумленно посмотрел на короля.
— Простите… Я… несколько не понимаю…
Фердинанд махнул рукой.
— Ришелье — чокнутая баба, — буркнул он раздраженно. — И к тому же истеричка. Злопамятная сволочь. Продолжай. Что там дальше? Поймали его? Что за херня с Бэкингемом?
Я ничего не смог ответить на такую бесцеремонность и принялся открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба. Отец Филиппа был очень колоритной и решительной личностью… и не давал мне вставить и слова!
— Поймали Ришелье, но англичане его выкрали, — ответил за меня Филипп.
Фердинанд скривился.
— И почему, позволь узнать, враг сбежал от тебя? Что за безответственность? Тебя еще учить и учить.
Филипп слегка склонил голову и с улыбкой просто ответил:
— Да, папа.
— Но если бы не Филипп и не его… соратник… — я схватился за руку мужа, принимаясь оправдывать его, — я бы ничего не смог поделать! Совершенно ничего! И более того, если бы Филипп не приехал, сейчас бы у Франции не было наследника!
— Даже так? — захохотал Фердинанд. — Как пылко ты бросился на его защиту, Француа. Все с вами ясно.
Мать Филиппа вскинула голову:
— Наследник? Это правда? У нас будет внук?
— Внук. — Я улыбнулся женщине подтверждающе.
— Соратник, это граф Анри де Монморанси, я полагаю? — поинтересовался Фердинанд, не обратив внимания на взволнованность жены.
— Да. — Я кивнул. — Усилиями Ришелье его оклеветали изменником французской короны.
Фердинанд равнодушно фыркнул.
— Крайне глупо было так попасться. Кстати, где же он, наш верный капер? — Он хмыкнул, глядя на Филиппа.
— В своем имении. Его восстановили в социальном статусе, — ответил Филипп. — Послать за ним?
Фердинанд, поразмыслив, кивнул.
— Да, я не прочь с ним поговорить. Давно не получал от него вестей.
Я удивленно вскинул брови. Анри и с испанским королем знаком? Я думал, он общается только с Филиппом…
Филипп поднялся.
— Я пошлю за ним. А сейчас вам стоит отдохнуть с дороги.
Он вызвал лакея, позвонив в серебряный колокольчик.
Фердинанд посмотрел на сына с усмешкой.
— А ты чувствуешь себя здесь как дома.
— Это его право! — внезапно осмелел я, принимаясь горячо защищать Филиппа. Не знаю, какие у него с отцом отношения, но меня неприятно задевала такая небрежность, какую Фердинанд проявлял к своему младшему сыну. — Это мой дом, а Филипп теперь мой супруг, опекун и регент!
— Полегче, котенок, — усмехнулся Фердинанд, вставая с кресла. — Я уже понял, что ты готов выцарапать мне за него глаза. Успокойся, ради Девы. — Он перевел взгляд на сына: — Что же, могу лишь тебя поздравить.
И затем вышел из кабинета вместе с женой и пошел вслед за лакеем, который должен был сопроводить его в их временные покои.
Я вздохнул с облегчением после того, как они ушли, и дернул мужа за рукав.
— Филипп, я кушать хочу…
— Пойдем, — засмеялся он, беря меня за руку, и повел из кабинета в нашу столовую.
— Почему твой отец такой… такой… — Я задумался, пытаясь подобрать правильное слово. — Требовательный… нет, не то. — Я тряхнул головой и раздраженно заявил: — И он прав! За тебя я выцарапаю глаза даже ему!
Филипп рассмеялся непринужденно.
— Тиран, хочешь ты сказать. Диктатор. На самом деле он совсем неплохой человек. Это его обычное амплуа. В Испании совершенно другие нравы… Он должен нравиться подданным, внушать им уважение и страх. Потому что испанцы любят сильных духом людей и не всегда понимают, что сила не обязательно значит властность и требовательность.
Я вздохнул и не стал с ним спорить.
— Возьми меня на руки! — попросил я, обхватывая его за шею. — А я тебя поцелую…
Он тихонько рассмеялся и подхватил меня на руки, прильнув к губам, а я жадно ответил на его поцелуй, лаская язычком его язык. Я так соскучился по нежным ласкам и сильным объятиям моих мужчин… И мне уже жутко не терпелось увидеть моего Анри.
Мне пришлось ждать до вечера. Анри послали почтового голубя, и к вечеру он уже был в Париже. К моему удивлению и радости, из Гавра приехал и Ален, которого я не видел уже несколько дней. Он загорел и стал одеваться очень вольно. Пришел во дворец в простой рубахе, штанах и косынке, а в ухе его торчала топазовая сережка, и он, надо было признать, выглядел вызывающе прекрасно. Я был в восторге.