Последний хит сезона - Комарова Ирина Михайловна 19 стр.


Я не журналистка – это раз. По крайней мере, захватившие меня негодяи в этом уверены. И я, по их же словам, не из спецназа. Признаюсь, это меня не удивляет – как-то не чувствую я себя спецназовцем… спецназовкой… в общем, вы поняли. Хотя, было сказано, что подготовка у меня есть. Какая, интересно, подготовка? А еще – школа другая. Вот со школой уже что-то связано, школа, это уже теплее, это вам не спецназ… ну конечно же, школа! Я же учитель, учитель математики в старших классах! Ф-фу, как приятно вспомнить: кто ты есть! Хотя, это мало что объясняет. Зачем учителю математики драться с какими-то посторонними мужиками? И что они собираются у меня через час спрашивать? И кто такая Альбина?

А главное, кто они сами такие? Я что, с ума сошла, с такими типами знакомство водить? Даже не могу сказать, кто мне более отвратителен – первый, психолог доморощенный или второй, костолом-фармацевт! Каким довольным тоном он заявил: «Я ей полный шприц вкатил»! Ничего, вот доберется до него Гошка, он ему покажет, как накачивать беззащитных девушек всякой дрянью… стоп! А кто такой Гошка? Не помню. Но уверена, что на его помощь и защиту я могу рассчитывать. На него и на Кириллова… а кто такой Кириллов? С ним связано что-то, очень важное для меня, но я не могу вспомнить, что именно! Ладно, маленький шажок к восстановлению собственной личности я сделала, вспомнила Гошку и Кириллова… условно вспомнила. А кого я еще могу вспомнить? Разумеется, Александра Сергеевича! Господи, это еще кто такой? Не великий же Пушкин, солнце русской поэзии – с чего вдруг мне о нем думать? С Александром Сергеевичем мы, наверняка, часто видимся, вот только, по какому поводу? И почему Гошка – это Гошка, Кириллов – Витька (еще и имя вспомнила, очень хорошо!), но Александра Сергеевича назвать Сашкой – язык не поворачивается!

Какая у меня, оказывается, интересная жизнь – трое мужчин рядом! Вспомнить бы еще, какие между нами взаимоотношения. Может, мы все вместе в школе работаем?

Но какое это тяжелое дело, размышлять. Маринка всегда говорит: «Думать вредно, от этого голова болит». Кто такая Маринка я не помню, и даже не буду сейчас пытаться вспомнить, потому что она совершенно права – голова болит и кружится. От этого кружения мысли спутываются, и я перестаю понимать: что я пыталась вспомнить и зачем мне это нужно. Твердый пол подо мной начинает скользить, и я падаю… падаю… как можно упасть, если лежишь на полу? Кажется, это была последняя связная мысль, а потом я окончательно провалилась в прохладную темноту.

Не знаю, сколько времени я провела без сознания на этот раз, но, очевидно, меньше часа – Мурашов и Никита еще не вернулись, чтобы начать допрос с пристрастием. Да-да, в этот раз у меня не было никаких проблем с памятью, я прекрасно понимала, где я и что происходит – очевидно, действие лекарства закончилось. Большое облегчение, правда?

Я осторожно пошевелилась. Больно, но терпимо. Вот только ребра с правой стороны… и лицо… я сделала глубокий вдох и поморщилась. Все-таки, не зря мне Никита сразу не понравился. Надеюсь, что хоть переломов нет. Ладно, теперь пора приподняться и осмотреться.

Я завозилась, вставая, для начала, на четвереньки и замерла, уставившись на железные браслеты на своих запястьях. На меня что, наручники надели, что ли? Подняла руки к лицу и удивилась еще больше – за браслетами, тихо позвякивая, потянулись железные цепи. Может, я еще не пришла в себя? Может, потеря сознания перешла в крепкий сон? Точнее, в кошмар? Я встряхнула руками, и крупные железные звенья негромко звякнули. Самые настоящие железные цепи, уже не новые и слегка тронутые ржавчиной, но вполне крепкие. Очень, я бы сказала, убедительное свидетельство того, что все это наяву.

– Бред какой-то, – я подергала цепь, которая тянулась от правой руки и крепилась к толстому кольцу, вмурованному в покрытую пятнами плесени стену на высоте пары метров от пола. С таким же кольцом соединялась цепь, удерживающая левую руку. Я села на холодный каменный пол, огляделась и повторила растерянно: – Бред какой-то!

На самом деле, разглядеть мне удалось не очень много – обширный подвал, в котором я оказалась, освещался всего одной крохотной лампочкой. Впрочем, какой там подвал – это было настоящее подземелье, темное, сырое и вонючее! Справа от меня – лестница без перил, выложенная из грубо отесанных камней, ведет наверх, к массивной двери из толстого бруса. А на стене слева, кто-то заботливо развесил кнуты, щипцы с длинными ручками, клещи разных размеров – большие, средние и совсем маленькие, острые железные крюки, плетки с металлическими шипастыми наконечниками, и еще целый ряд загадочных инструментов. Опознать их я не смогла, но ассоциации они вызывали самые неприятные. В углу стояло что-то вроде железного стула с подлокотниками. Вроде бы, ничего страшного, но даже в темноте я смогла разглядеть многочисленные острые шипы на сиденье и спинке – «кресло допросов»! А еще с потолка, на толстых, сплетенных вместе цепях, свисали большие крюки – на любом из них, без труда, можно было подвесить человека.

Словно я, из родного двадцать первого века, без всякой машины времени, перенеслась в мрачное средневековье! Каким же психом надо быть, чтобы все это устроить? Я снова тряхнула цепями и громко, с чувством, выругалась.

У нас дома материться не принято и матушка моя, заслуженный педагог-словесник, никогда не поверила бы, что я могу употреблять подобные выражения. Собственно, всего пару лет назад я и не могла, просто нужных слов не знала. Это меня Гоша научил. В нашей работе, иногда приходится общаться с людьми, лексикон которых, мягко говоря, отличается от принятого в благородных собраниях. Чтобы я могла поддерживать разговор и в таких случаях, Гоша провел со мной несколько практических занятий. Не скажу, что это умение особо часто мне требуется, но зато теперь, когда необходимо сбросить отрицательную энергию, мне есть, что сказать.

Облегчив душу, я намотала цепь на руку, уперлась ногой в стену и с силой потянула. Раз, потом еще раз… кольцо не шелохнулось. Тогда я перешла к коротким сильным рывкам, стараясь менять направление, чтобы хоть немного раскачать кольцо.

Мурашов напрасно считает себя психологом. Он рассчитывал, что очнувшись в подземелье – музее пыточных инструментов, да еще прикованная цепями к стене, я запаникую? Напрасно. Ничего, кроме раздражения, эти театральные эффекты у меня не вызвали. Вот если бы я пришла в себя где-нибудь в сарае, крепко связанная, да еще под надежной охраной, я бы, действительно, занервничала. Но угодить в готический роман ужасов – это настолько нелепо, что пугаться было бы дурным вкусом. Хотя, если вспомнить исчезнувшую Альбину… нет, пока лучше о ней не вспоминать. Надо сосредоточиться на решении главного вопроса, как мне отсюда выбраться?

Я еще несколько раз дернула цепь и сдалась. То есть, через неделю-другую непрерывных усилий, возможно, я и выдрала бы это проклятое кольцо из стены. Но в ближайшее время, похоже, самостоятельно я отсюда не выберусь.

Что ж, значит, надо звать на помощь. Собственно, мне еще влетит от Гошки за то, что я не сделала это раньше. Сколько времени прошло с тех пор, как я отправилась в «Хит сезона»? Я посмотрела на часы и невольно присвистнула – скоро полночь! Напарник, наверняка, не просто извелся от беспокойства за меня, он взбешен до крайней степени. И как только я дам знать о себе, он снесет все преграды ради того, чтобы высказать мне, свое недовольство. До конца месяца ежедневные воспитательные лекции мне обеспечены, плюс дополнительные тренировки по усложненной программе. А если учесть, что Баринов тоже, наверняка, волнуется и примчится мне на помощь вместе с Гошкой… Ничего, сейчас я на все согласна, только бы меня вытащили отсюда поскорее!

Хорошо, что цепи были достаточно длинными – я без труда добралась до специального тонкого пояса для хранения всяких полезных мелочей (тоже, кстати, подарок Гошки) спрятанного под одеждой и вытащила небольшую пластмассовую капсулу. Бросила ее на пол и старательно раздавила каблуком. Все, маячок активирован, сигнал пошел. Не думаю, что меня вывезли далеко за город, значит, минут через тридцать, напарник будет здесь. А я пока, чтобы не терять время зря, попробую освободить руки. Хм, оказывается, голова у меня недостаточно прояснилась. Чего, спрашивается, я дергала эти дурацкие цепи и пыталась вывернуть из стены кольцо, когда под рукой имеется прекрасная универсальная отмычка? Надо просто достать ее из моего чудо-пояса! Будем надеяться, что Мурашов с Никитой увлекутся коньячком, и время у меня еще есть.

С некоторым трудом, я зацепила кончиками пальцев отмычку, вытащила ее из пояса и занялась браслетом на правой руке. Напарник достаточно часто развлекается тем, что заставляет меня открывать замки самой разной конструкции в самых неудобных позициях – вслепую, на ощупь и даже руками, связанными за спиной. Сейчас же обстановка была почти комфортная и я не сомневалась, что через пару минут буду совершенно свободна.

Увы, пальцы мои оказались совсем не такими ловкими, как я рассчитывала. То ли это был остаточный эффект от лекарства, которым накачал меня Никита, то ли я сама виновата – отвлеклась на размышления о том, как действовать дальше: попробовать выбраться из этого отвратительного местечка самостоятельно или затаиться где-нибудь в дальнем углу и дождаться Гошку – причина, по которой я уронила отмычку уже не важна. Главное, что тонкая проволочка, тихо звякнув о камни, отлетела в темноту.

– Черт! – я быстро опустилась на четвереньки и зашарила по полу. – Черт, куда же она…

И конечно, именно в этот момент, снова заскрипела деревянная дверь. Как не вовремя Мурашов с Никитой решили со мной побеседовать! Что бы им еще по рюмочке-другой выпить! Я бы нашла отмычку, освободилась от цепей и сумела бы их встретить! А что сейчас? Сейчас я, самым нелепым образом, стою на четвереньках и скребу пальцами по полу! Впрочем, Виталию Александровичу эта картина понравилась.

– Подкоп пытаешься сделать? – рассмеялся он и обернулся к Никите: – Я же тебе говорил, что надо дать ей оглядеться. Обстановка так подействует, что нам и трудиться не придется. Девочка сама все расскажет. Правда, девочка? – обратился он уже ко мне. Расскажешь?

Как хочется в такой ситуации держаться красиво! Выпрямиться, расправить плечи, скрестить на груди, закованные в цепи руки и, презрительно улыбнувшись, бросить в лицо врагу гордое: «Пытайте, мучайте, но ничего вы от меня не узнаете!»

Эффектно, правда? Но очень непрактично. Я ведь совсем не хочу, чтобы меня пытали и мучили, я хочу протянуть время, чтобы Гошка с Александром Сергеевичем успели добраться сюда и прекратили этот балаган, прежде чем он превратится в настоящую трагедию. Хочет Мурашов видеть мой испуг и даже панику – пожалуйста, он их получит, по полной программе. Пусть порадуется, пусть сам потянет время, наслаждаясь моим ужасом.

Я нервно дернулась и попыталась встать, но из-за длинной цепи, «случайно» захлестнувшей мои щиколотки, потеряла равновесие и снова шлепнулась на пол. Вскрикнула негромко, уставилась на Мурашова круглыми глазами и забормотала невнятно:

– Что вы… вы же не хотите… я ничего такого не знаю… – я шмыгнула носом и самым жалобным тоном, который сумела изобразить, попросила: – Отпустите меня, пожалуйста!

Несколько секунд Виталий Александрович разглядывал меня с нескрываемым удовольствием, потом ласково улыбнулся:

– Конечно, отпустим. Мы не собираемся делать тебе ничего плохого. И ты не бойся, просто отвечай на вопросы. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась я и неуверенно посмотрела на Никиту. Тот, словно его совершенно не интересовало происходящее, отошел к стене с выставкой пыточных инструментов и, с интересом, их разглядывал.

– Не думаю, что нам понадобятся такие жесткие меры, – правильно истолковал мой взгляд Мурашов. – Ты ведь умная девочка, правда? Итак, что тебе известно об Альбине?

– Она пропала, – быстро ответила я. – Я знаю, что она устроилась в «Хит сезона», чтобы написать убойный материал. Она была уверена, что сумеет раскопать что-нибудь такое… она хотела уехать в Москву…

– Не о том говоришь, – нахмурился Виталий Александрович, и рука Никиты потянулась к стене. Он словно выбирал, что ему взять: плеть-семихвостку или висящий рядом железный крюк на деревянной ручке. – Зачем ты ее искала?

– Так ведь пропал же человек, – я сглотнула. – А в милиции не захотели…

– И ты пошла в детективное агентство?

– А? – тут мой прокол, ответ на этот вопрос я обязана была подготовить заранее. Гошка там работал открыто, как детектив от «Шиповника», но кто его нанял? Я? Получается, что так, иначе слишком много народа одновременно заинтересовалось пропавшей журналисткой. Или прикинуться полной идиоткой? Мало ли, кто еще мог начать искать Альбину… – В какое детективное агентство?

Я же говорю, это мой прокол! Надо было не возиться с отмычкой, а заранее проиграть в уме всю беседу и продумать линию поведения. А теперь, принимая решение в суете, я ошиблась! Никита снял со стены плеть и повернулся к нам.

– Зря время теряем, Виталий Александрович. Сами видите, по-хорошему мы от нее ничего не добьемся, – он выразительно похлопал рукояткой плетки по ладони. – Так и будет дурочку валять.

– Подожди, – остановил его Мурашов, – она просто не поняла еще, на что подписывается. Видишь ли, девочка, ты влезла в дела очень серьезных людей, а в такие игры женщинам и детям играть не рекомендуется. Альбина, если бы смогла, тебе это подтвердила бы.

– Если бы смогла… – я облизнула вдруг пересохшие губы. – Вы ее убили?

– Нет, – мне показалось, что я расслышала в его голосе оттенок сожаления. – Сначала я, вообще, хотел договориться с ней по-хорошему, но Альбина проявила совершенно неразумное упрямство. Пришлось привезти ее сюда, и Никита продолжил разговор с помощью, – Виталий Александрович неопределенно махнул рукой в сторону стены – выставки пыточных инструментов, – некоторых технических средств. И такая неприятность – у нее оказалось слабое сердце. А на вид здоровая была, кровь с молоком…

– Вы ее пытали?

– Ой, вот только не надо смотреть на меня такими глазами, словно я дьявол во плоти! Я вообще, в этой истории, жертва. Твоя подружка меня шантажировала, самым подлым образом. Я ее взял на работу, платил неплохую, да-да, очень неплохую зарплату, а как она меня отблагодарила? Не столько работала, сколько шпионила. Девочка, надо признать, оказалась весьма ловкой и сумела добыть достаточно важную информацию. Если бы она ее передала заинтересованным людям, у меня были бы серьезные неприятности.

– Вы имеете в виду налоговую инспекцию? – меня совершенно не интересовало, каких неприятностей опасался Мурашов. Но пока он разговаривал – время шло, время, которое было необходимо Гошке, чтобы добраться сюда. – У вас слишком большие левые доходы?

– Считаешь себя очень догадливой? – усмехнулся Виталий Александрович. – Да, мы печатаем много неучтенных дисков, ты даже не можешь себе представить, как много, просто фантазии не хватит. Но ради бога, причем здесь налоговая инспекция? Думаешь, я боюсь этих шавок? Нет, милочка, есть гораздо более серьезные люди, вот их я, скажем так, опасаюсь. И твоя подружка могла устроить мне очень большие неприятности, она это хорошо понимала. Поэтому и решилась, дурочка, на шантаж. Зря она это придумала, жаль, что не случился рядом умный человек, который посоветовал бы ей не играть в эти игры. И то, что тебя никто не удержал, тоже жаль. Ты симпатичная девушка... была.

– А что вы со мной так разговариваете? – я пыталась сообразить, далеко ли еще Гошка, поэтому снова допустила ошибку, позволила себе обидеться на откровенную угрозу. Напрасно я это сделала, мне вовсе не нужно подталкивать его к активным действиям, пусть лучше продолжает разговаривать. – У меня сердце крепкое.

– Нашла чему радоваться. Просто дольше промучаешься, вот и все. И если ты думаешь, что кто-нибудь явится тебя спасать, то зря. Не надейся. Мы сейчас, чтобы ты знала, в подвале моего загородного дома – как бы громко ты ни орала, никто не услышит. Так что, морская пехота не появится. И из этого подвала ты уже не выйдешь, не надейся.

– Останусь здесь навсегда? – неожиданно охрипнув, каркнула я.

– Зачем же? Мы тебя вынесем и прикопаем рядом с Альбиной. Возможно, я даже не поленюсь и на твоей могилке тоже посажу розовый куст. Но выбор у тебя есть: или ты сразу расскажешь все, что меня интересует, или… пойми, ты все равно мне все расскажешь, только перед этим тебе будет очень больно.

– Вы уверены? – ох, что-то у меня совсем не получается держать интонацию! Если Гошка не появится в самое ближайшее время, у меня могут начаться настоящие неприятности!

Назад Дальше