Разговор с поверенным действительно состоялся, и Мари в очередной раз услышала много нелицеприятного о себе. Только сдав окончательно героя своего романа и услышав: «он в списке», она облегченно вздохнула. Что за список такой, Мари не знала, но догадывалась, что это очередная злая шутка ее покойных родителей. Почему-то было важно, чтоб кавалер был в списке, иначе… Иначе на доходах можно было поставить крест. В пору бурной студенческой жизни Мари бывало сидеть на мели, лишь бы не отказываться от предмета своей «порочной» страсти. Неужели и Анри был закован в такие рамки!
- Бедненький, и тебя преследует этот таинственный список? – посочувствовала она, надеясь разузнать, наконец, что-то большее, чем можно было вытянуть из непреклонного душеприказчика.
Анри, уже немного переварив новости, помялся и сказал:
- У меня немножко другие обстоятельства. Мои родители считают это пари, выигравший их получит значительную сумму. Но меня они ни к чему не принуждали – это просто глупый договор, заключенный тогда, когда они были молоды.
Мари призадумалась, ее лицо омрачилось:
- Понимаешь, дорогой, мои родители так и не стали взрослыми, и теперь эта шутка преследует меня всерьез.
Анри обнял ее:
- Ты же не сердишься? Я считал, ты знаешь об этом споре. Я и подумать не мог, что для тебя это может вылиться в какие-то реальные последствия.
- И твои родители не пытались свести тебя с кем-нибудь из этого списка? – лукаво спросила Мари.
Анри покраснел:
- Пытались… С тобой, когда мы учились.
Мари удивилась:
- Что-то я не припоминаю, чтобы ты за мною ухаживал.
Анри подскочил:
- Я и не ухаживал. Понимаешь, я увидел тебя и …
Мари расхохоталась:
- Остолбенел, клянусь. Спорим, это был мой розовый период, или голубой, или оранжевый…
- Ты была в кружевном платьице и кроме него на занятия надевала кошачьи ушки, розовые. Я не мог представить тебя своей девушкой, как ни старался.
- Но ты же говорил, что влюбился в меня в универе?
- Представить не мог, и не мог отвести взгляда. А потом, когда ты пришла в черном и жалась по углам, и не смеялась с друзьями, я подошел.
- Мороженко принес… Не самый лучший день моей жизни – день, когда мои родители погибли и я осталась одна. В этот день те, кто хорошо меня знали – обходили десятой дорогой.
Анри крепко схватил Мари за руки:
- Я никогда тебя не отпущу и плевать на пари, и на список, и на то мороженное.
- Которое я бросила тебе в лицо. Прости.
- Ничего, я куплю тебе еще, можешь и его бросить тоже, - улыбнулся Анри.
Девушка засмеялась:
- Кажется у тебя уже иммунитет к Мари!
Анри подтянул ее к себе поближе и промурлыкал:
- Чтобы иммунитет выработался окончательно, нужен более тесный контакт, куда более тесный...
- Куда уж теснее… Дверь-то закрыл? Ой, болван…
Мари попыталась захлопнуть дверь под носом у художественного редактора, тот обижено заскулил, вставляя в щель ботинок:
- Не стесняйтесь! Мы же вас не съедим. Только пощелкаем пару фоток для стенгазетки… На память, так сказать…
- Обойдетесь, извращенцы!
Мари с помощью жениха вытолкала наглую ногу и они вместе таки закрыли дверь.
Редактор протянул разочарованно:
- Ну что за люди, совсем не идут навстречу коллективу, - и мечтательно улыбнулся, - ничего, все, что не попало в снимок, дорисуем. Художники мы или нет?
- И допишем, - кивнул автор, которого иллюстрировала Мари. Он принимал самое деятельное участие в сражении за дверь и теперь тяжело дышал.
– Кажется, снова…
- Что? – обеспокоенного спросил редактор. - Руку повредили?
- Вдохновение нашло, - глаза автора горели огнем, пока его муза увлеченно целовалась за дверью.
- Пойдем, - покровительственно улыбнулся редактор, - будем с этим что-то делать!
========== 17. ==========
Художественный редактор, назовем его Генрих, усадил автора (имя автора - Жан, да, простое…, но у него такой псевдоним, что никто в издательстве его до сих пор не выучил и, тем более, не научился правильно выговаривать!) в уютное кресло и сел рядом, поглядывая в планшет, с листом бумаги, в котором также нетерпеливо делал набросок. Автор, увлеченный планшетиком, даже не вздрогнул, почувствовав теплое дыхание, коснувшееся его щеки.
— Жанчик, — проникновенно нашептывал редактор, — ты уверен, что они именно в такой позе…
Автор испуганно встрепенулся:
— Это невозможно физиологически?
— Нет, это не возможно не проверить…
— А?!
— Да, отложите же планшет, Жан, — он может пострадать!
Жан возмущенно прикрыл планшет своим телом — ведь там находился роман его жизни, о чем он незамедлительно сообщил редактору.
— Бросьте, какой роман может жить в планшетике?! Романы — они в жизни, — невозмутимо поведал редактор, положив руку на плечо недогадливому и наивному автору.
— Вы о практической стороне? — недоверчиво спросил тот.
— Конечно, о ней, — окончательно забыв о набросках, доверительно зашептал редактор. — Как вы можете писать о любви… Большой Любви с большой буквы, не попробовав все на себе?
Автор изумленно смотрел на редактора и отчаянно признался:
— Я еще не влюблялся… Моя мама говорила…
— Вот-вот, так нельзя, это не этично писать о любви, не испытав этого чувства!
— Но я же такой чувствительный! Я всегда плачу, кода вижу котят, и птенчиков, и ….
Редактор схватился за голову и со вздохом: «Тяжелый случай…», пристально посмотрел автору в глаза:
— Тяжелый, но не неизлечимый … Дорогой Жан, — начал он, но был остановлен неожиданным и отчаянным поцелуем автора. Тот припал к его губам, как оголодавший к куску мяса, да так, что даже бывалый редактор от такого напора плюхнулся на пятую точку, ну, а автор — от неожиданности — на него.
— Дорогой! — выпученные глаза редактора говорили сами за себя, только автору, в вошедшему в раж, было глубоко начхать. Он, буквально, почувствовал себя на коне. «Конь» попытался взбрыкнуть, но бунт был подавлен на корню коварной рукой, схватившей его за яйца.
— Деточка, ты хоть эту штуку в руках держал? — умоляюще-иронично спросил Генрих, не сомневаясь в ответе, и ответ не заставил себя ждать:
— Нет, но столько об этом писал!
Такая отчаянная наглость ввергла его в еще больший ступор, а ловкие пальчики уже проникли в штаны: матчасть автор, видимо, изучил основательно.
«Не так я это себе это представлял!» — было следующей мыслью Генриха. «Да я и не представлял, что будет так!» — второй. Особой разницы вроде бы и не чувствовалось, но, учитывая то, что перевозбужденный автор добрался ротиком до того, что раньше нежно, но крепко сжимали его пальчики, разница была о-го-го как ощутима!
— Жан, Жан! Ну, Жан, же!!!
— Что, — спросил невменяемый автор, с трудом отрываясь от важного дела и явно пребывая где-то в своем мире, в который его жестоко пытались вернуть, отрывая от занятия, успевшего его поглотить.
— Мы на работе!
— Ну и что! — невозмутимо ответил автор и вернулся к прерванному занятию.
— О! Это аргумент, — вырвалось у редактора, который, несмотря на попытки вырваться, шел к прекрасному финалу.
— Жан!
— Ну что еще, — негодующе воскликнул автор, который на практике, в отсутствие которой ранее упрекала его жертва, пытался добиться Большой Любви в реале и преуспел: брызги оной достигли даже его планшетика.
— Жан… — редактор попытался отодвинуть от себя разгоряченного юношу, тершегося об него всем своим дрожащим телом. Картина, которая его могла возбудить снова, если бы не одна мысль.
— Подлый мальчишка!
— Э?
— Ты воспользовался мною как манекеном! — с этой неприятной догадкой редактор подскочил как ужаленный, чуть не сбросив Жана. — Значит, практики тебе захотелось!
— Нет, что ты, дорогой Генрих, — ехидно обратился автор, отвлекшись от тела, которое, воспользовавшись слабиной, извиваясь, попыталось вырваться из объятий молодого удава, оказавшегося достаточно сильным, не смотря на хрупкий вид, что подавить попытку целиком и полостью, припечатав жертву к полу. — Мои мечты имели вполне реальный объект… Ты мой персонаж! — и снова вдохновенно пристроился к Генриху, облапив его везде, куда доставали руки.
— Я — живой человек! — Генрих, не оценив комплимента, снова предпринял попытку вырваться.
— Ты — мое вдохновение. Я так ждал момента. А ты был занят! — с укором заявил Жан. — Все время, и совсем-совсем не обращал на меня внимания.
— Это я-то? А сам? Признайся, ты ведь меня никогда не замечал! — возмутился Генрих, но его глаза смотрели с надеждой.
— Дорогой Генрих, все, что меня интересует, я очень даже замечаю, считай — это профессиональное. И сколько тебе лет, и чем ты увлекаешься, и в какой позе рисуешь, и когда расстался со свои последним возлюбленным… Кстати, этого я как раз и не помню. Ты расстался с ним, мерзкий изменщик?
Невнятные оправдания, звуки поцелуев, шелест фольги…
— В этом заведении совершенно невозможно работать, придется требовать доплату за ненормированный рабочий день, — возмутилась уборщица…
Комментарий к 17.
Слэш! Если против - не читайте, глава не влияет на дальнейший сюжет, просто захотелось.
========== 18. Пари ==========
Мари уже давно не наведывалась домой, хоть и привыкла, что мадам Матильда каждый раз докладывает о ее передвижениях, но в этот раз что-то щелкнуло: хватит. Да и чувство эстетики пострадало, ведь соседская изгородь все еще не отошла от тяжелой руки Жерара. Но именно у нее дома ее ожидал детектив с письмами родителей. Мари не была уверена, что готова ознакомиться с их содержанием. От этого мог пострадать образ родных, укоренившийся в ее представлениях. Короче говоря, иллюзий у нее и так было мало, а тут грозилась рассыпаться прахом последняя. Больше всего Мари боялась известия от родителей, что те не хотели ее, и рождение ребенка — Мари, сломало им жизнь.
Ее мрачные догадки не оправдались. Первые письма были наполнены и выражениями любви, от которых хотелось рыдать, и самым банальным сюсюканьем, от метафор которого было неловко, если учесть, что подобные документы мог читать кто-то посторонний.
«Дорогая Мари, сегодня мы совершили очередную глупость, но не могли удержаться. В гостях у родителей Элизабет (помнишь ту глупую девчонку, которая хотела тебя укусить за щеку, ты ее еще так ловко хлопнула лопаточкой по голове, мы так смеялись, так смеялись…) зашел разговор, какая сила помогает любящим сердцам обрести друг друга (нет пробки на дорогах — только сердца автомобилистов, а теснота в метро — извращенцев, дурачок), вот и мы напомнили всем, что наш выбор определили родители. И эта зануда Нора начала говорить, что мы — лентяи, которые и пальцем не шевельнули для поисков этой самой любви! (Шевельнули, да еще как, и не только пальцем… Еле до конца свадьбы дотерпели: ты уже на свет просилась, торопыжечка наша, вся в родителей!). Мол, родители все за нас решили, и вы сразу были на всем готовеньком. И тогда твой папочка заявил: что нам мешает сделать то же самое для наших деток? Действительно, что? У нас всех замечательные малыши (ты, милая, конечно, лучше всех!), почему бы не помочь им обрести счастье, а выигравшей паре пусть будет приз! А в качестве приза — несколько акций одной из молодых компаний. Сказано — сделано! Мы составили список: было так весело, это невероятное чувство — представлять будущее наших детей, счастливое время, когда они станут взрослыми, а мы — подумать только — старенькими и умудренными опытом (хватит меня щекотать, я сделала грамматическую ошибку — что подумает обо мне дочь, когда вырастет: что мама была двоечницей?). Мы так хотим, чтобы ты была счастлива, дорогая, так же, как мы!»
После прочтения письма у Мари сдали нервы, она залила слезами пиджак Сержа, и тот сбегал на кухню за бумажными полотенцами. Горе Мари было безутешным и полотенца скоро закончились, в ход пошла скатерть. Наконец фонтан иссяк, и Мари с удивлением заметила детектива, еще сидящего в выжидательной позе.
— Если цель следствия — довести меня до ручки — вы своего добились, — пробурчала она.
— Что вы, Мари, я так вам сочувствую! — с трогательной нежностью пожалел ее Серж, едва не доведя до нового припадка истерики. — Но все же, что вы об этом думаете?
— Это последнее письмо?
— Увы, написанное незадолго до смерти ваших родителей.
— Даже не знаю, что и сказать. Хотелось бы взглянуть на список женихов и невест.
— Думаете, разгадка в нем?
«Нет, интересно, с кем еще родители видели мое счастье, и родители Анри, кого они видели в его невестах! Не Элизабет часом? С чего тогда ей интересоваться письмами об этом споре?», — подумала Мари.
— Конечно в нем. Вдруг разгадка там?
— У меня нет этого списка. Это семейные тайны, но если придумать основание, можно получить разрешение из суда…