- Не знал, что ты занят. Привет, Гера, - Леша… как же ты вовремя в обоих смыслах. С одной стороны, спас меня от необдуманного поступка, с другой, сука, помешал.
- Привет, - спокойно отвечает Герман и встает. Нет-нет-нет. Мне чертовски мало этого времени. Я хочу еще вот так, без последствий, просто побыть рядом. Блять. Необходим больше воздуха, хотя бы взгляд… Гер, ну куда ты, Гер…
- Я убью тебя. Вот задушу голыми руками, - хочется шипеть и рычать. Курить. Кофе. Нет, лучше чай. И что-нибудь разбить.
- Саша сюда рвался, очень рвался. Так что лучше скажи мне спасибо, столкновение этих двоих вряд ли тебе нужно. Ты нахрена вообще еще с Алексом валандаешься? Поигрался и хватит, или успел забыть, какими бывают такие, как он?
- Какие - такие? – выдыхаю вместе с дымом. Не курил ведь раньше столько. И бегал чаще. В кого я превращаюсь?..
- В тебя втрескавшиеся по самое не могу. Еще одну пулю хочешь, только теперь в голову твою дурную? – кривлюсь после его слов, понимая, что есть в них истина. Но вот не думаю я, что Саша пойдет на подобное, у нас с самого начала границы расставлены. И он прекрасно знает, что требовать от меня большего глупо. Нужно довольствоваться тем, что имеешь.
- Не вижу в нем угрозы.
- Для тебя? Возможно.
- Ну, о Гере он ничего не знает.
- К счастью.
…
Только вот Тихон не знал о том, что Саша далеко не дурак, и способен заметить очевидное.
Еще на первой встрече, когда только шла речь о договоре и покупке этой чертовой фирмы, было заметно, что если и не было ничего у Маркелова с этим Филатенковым, то будет. По его мнению, от черноволосого исходила угрожающая аура. Смертельно опасная, и вообще казалось, что поблизости с ним растения мрут, а звери шипят. Демоническое начало. И глаза эти, словно вороньи, почти черные, как бусины.
От взгляда его хотелось залезть под плинтус. А еще лучше прикрыться, как от старухи, что порчу насылать умеет. У Саши возникало непреодолимое желание запустить в него папкой, надавать по рукам, когда тот коснулся Тихона, и вообще, поганой метлой гнать отсюда этот комок нечистой энергии.
И он бы, возможно, пережил присутствие этого отвратительного парня, если бы не стал замечать явные перемены в своем любимом. Привыкшему к постоянному спокойствию и размеренности, видеть Маркелова заведенным ему было диковато. Грусть, что топила зеленые глаза, сейчас рассеивалась, они стали искрить. Заметно так искрить, и это пугало. Чертовски сильно пугало, потому парень стал куда более внимателен. И больше к этому новенькому, чем к Тихону.
Посмотреть было на что, только не мог он представить их вместе. Черное и белое. Несопоставимое. Никак нет. Но поведение этих двух говорило о другом. О противоположном, что неимоверно злило и трепало нервные клетки рыжеволосого. Хотелось сделать гадость. Подставить. Отыграться. Убрать соперника, который искоса посматривает на его родимое. И готов был на отчаянный поступок, просто зажать эту погань и поставить все точки над «i». И плевать, что Тихон просил его молчать об их отношениях. Что романы на рабочем месте - вещь излишне обсуждаемая и во многом мешающая. На все было без разницы, только кроваво-алая пелена ревности перед глазами и ярое желание просто нахрен убрать этого долбанного брюнета, который стеной стал в их отношениях.
Только вот нужно подобрать момент…
========== Герман ==========
Уже который день не сводит с меня ненавидящего взгляда тот самый рыжик.
Причем чем дальше, тем хуже. Теперь он пытается меня даже физически задеть, плечом, локтем, да чем угодно, лишь бы выказать свое неравнодушие. А я хуй его знает, чем не угодил этому парню. Не грубил, не трогал, не смотрел даже толком. А злоба его осязаема с самой первой встречи, словно я у него последний кусок хлеба отобрал. Странный…
С сегодняшнего дня, с начала своей второй по счету рабочей недели, я твердо решил полностью игнорировать его и даже мельком не встречаться глазами с ненавистником. Себе дороже. В одном лишь взгляде столько негатива, сколько и в длинной тираде, полной матерных слов, не выловишь. Жуть… Придя на работу, привычно проехал в лифте с Маркеловым пару этажей. Молча. Глаза в глаза. Я в непонимании, а он нечитаемый. Совсем. Ублюдок…
Хотелось спросить - к чему все это? Почему в глазах его стена бетонная, что скрывает, от кого скрывает? Где привычное язвительное общение? Почему он, черт его возьми, молчит всегда? Когда дело касается рабочих моментов, терпеливо излагает, спокойно сидит рядом, но тогда… не смотрит. Я не понимаю нихуя. Не знаю даже, как вести себя с ним. Да и наедине мы оставались лишь однажды, пока не наведался Леша, разбив это напряжение, словно запустив в закипающую воду пару кубов льда. Остудил… за что спасибо ему, иначе я бы сам разложил Маркелова на этом гребанном диване. Меня уже не просто тянет. У меня мозги отключаются от близости, мне его бить и целовать хочется. Душить собственными руками. Сжимать эту загорелую шею в своих ладонях, оставляя синяки. Кусать до крови губы, вкус которых успел забыть. Но нет же. Сижу. Стою. Смотрю. Молчу. Не мужик, ей-богу…
…
Щель в двери маленькая. Даже мышь не пролезет. Но при желании в такую как раз вполне себе удобно подсматривать, а с таким-то расположением входа в кабинет, как у Тихона, так вообще красота. Секретаря на месте нет, а у меня уже мозги расплавились, не могу больше думать обо всем этом. Не могу вспоминать и хотеть… догадываться. Строить гипотезы. Хочу ответов. Сейчас же хочу.
Смотрю в чуть приоткрытую дверь, не заходя… наблюдаю. Сразу и не поняв, что с ним, почему голова откинута на спинку кресла. Рука сжимает подлокотник… Вторая же, наоборот, в движении. Чувствую себя идиотом, предположив, что он дрочит на рабочем месте с незакрытой дверью. И уйти надо бы, да вот меня словно кипятком облило. Вспыхнуло все, что внутри, что снаружи, дышать стало сложно. Возбуждение таранит тело. В мыслях миллионы различных картинок с Тихоном связанных развратных, жутко пошлых.
Открываю шире дверь, намереваясь подойти к нему и, наплевав на разговоры, утолить многолетний голод, иначе придет мне конец, терпеть никаких сил нет. Срать мне на гордость. На правильно или неправильно. На вовремя или невовремя. Я дико хочу его. Немедленно хочу, остальное пошло нахуй.
И шага не сделав, замираю истуканом. Ноги мгновенно приросли к полу. Тело закостенело. Глаза чуть расширились. Я, кажется, даже вздрагиваю. Потому что с довольным влажно-причмокивающим звуком, совершенно точно не рука Тихона выпускает его член, а тот самый парень, что убивает меня взглядом вторую неделю подряд.
То, что это было сделано намеренно им, я про незакрытую дверь, сомнений нет. Что он хочет этим показать - тоже. Как и тот факт, что явно не Маркелов позвал меня на ковер, а этот позер.
Мерзкое чувство, словно меня обвели вокруг пальца, просачивается внутрь. Я даже не уверен, кого мне уебать хочется сильнее. Того, кто сосет или же того, кому сосут. Но однозначно: уебать и не раз. Уходить я не намерен. Раз уж пришел выяснить все от начала до конца, то я выясню, хотя, по сути, я увидел больше, чем надеялся. Причина ненависти рыжего ясна. Причина холодности и отстраненности Тихона тоже. Выяснять вроде как нечего, но так просто развернуться и свалить? Нихуя.
- Вуайерист? – приподнимает бровь все еще коленопреклонный. И если в его глазах пляшет огонь торжества, будто факел победителя, то у Тихона же каскад эмоций бульдозером прокатывается по лицу. Только что из них настоящее, сказать сложно, потому как стена на место задвинулась. Застегивает штаны, прочищает горло и садится прямее в кресле.
- Саш, потом поговорим, - кивает на дверь под недовольный взгляд второго. Тот явно не в восторге, что после того, как он работал ртом, его отправляют прочь, а я-то остаюсь. Расплываюсь в ухмылке. Приторной. Ядовитой. Провожаю взглядом до дверей, поворачиваюсь следом к вставшему из-за стола Тихону.
- Хорошие у тебя работники, Маркелов, разнопрофильные. И в бумагах роются, и кофе таскают… и пососут, если надо. Прям зависть берет, - ехидство сочится в каждом слове. Уязвленное сердце просит отмщения. Я не могу это оставить… не могу.
– Только вот лично от меня подобного не жди. Я, знаешь ли, приличный молодой человек, всякую гадость в рот не тяну. Уж лучше сразу уволь. Ах, да. Я ведь с твоей легкой руки теперь в этом убогом месте, - не даю ему и слова вставить, наслаждаясь тем, как в глазах зеленых жизнь зарождается. Как разгорается там пламя.
- У тебя, может, список умельцев составлен? Так долгони одного, а? По старой дружбе-то. Всего на пару часиков, а то уж больно захотелось мне проверить, насколько искусны они. Вдруг не дотягивают, ну знаешь, уровень не тот, - чувствую себя змеей, что ядом плюется. Толком и не думая, что несу, зачем и какой в этом смысл.
- Гер, заткнись…
- Что, жалко? Ай-яй-яй. Я-то думал, ты у нас щедрая душа. Сам затопил кораблик - сам же его поднял и реставрировал, еще и капитану работу дал. Этакий молодец. А как коснулось поделиться рабочим ртом, так зажал. Нехорошо, Тихон Игоревич, нехорошо, - качаю головой, вытянув губы трубочкой. Откровенно издеваюсь. Жду всплеска. Сколько можно смотреть на полное равнодушие. Пусть лучше злость, чем постоянно пустые глаза.
Подходит, медленно. Становится в полуметре напротив, чуть сузив глаза. Молчит. А меня это бесит. Пиздец как бесит, просто выносит, к чертовой матери. Разминаю кулаки, борясь с желанием отметелить его по первое число сию же секунду.
- Зачем ты пришел?
- Уж точно не для того, чтобы отсасывать тебе или задницу подставлять, - презрительно фыркаю, подавшись еще ближе к нему.
- Мой член не лавка в общественном месте, на него не присаживается первый встречный.
Первый встречный… отбивается с пульсом. Первый встречный… застревает в мозгу. Бьет колоколом в ушах. Первый встречный… ах ты ж сука. Чтобы тебя, блять, выперло во все стороны!
Теперь даже вмазать ему нет желания, становится просто противно. До такой степени, что сплюнуть на пол хочется. Что я и делаю, поебать мне на эту работу. На Маркелова. На Сашу этого невъебенного. На все поебать, хочу уйти отсюда, и поскорее.
Разворачиваюсь, закуриваю, выхожу. Но вот дверь за спиной моей не хлопнула…
Чувствую, как меня хватают за рубашку, стягивая ту на лопатках, и тянут обратно. Пытаюсь вывернуться и слышу треск рвущейся ткани, отчего еще больше зверею. Поворачиваюсь, надеясь, наконец, вмазать уебку, только тот уже за мной, толкает в спину - и я влетаю с разгона в его кабинет. Теперь вот дверь хлопнула. Круто-то как.
Торможу около дивана, упершись руками в спинку. Поворачиваюсь, выдыхаю густую струю дыма в лицо стоящему чертовски близко Маркелову.
- Ты со всеми своими подчиненными так обращаешься? – приподнимаю бровь. Расстегиваю рубашку, снимаю и присвистываю, увидев огромную дыру посередине спины. Новую, блять, рубашку угробил, урод. Я ее всего пару раз надел.
- Зачем ты приходил? – неприкрытый интерес во взгляде вгоняет в ступор. Я не видел его слишком давно. – Зачем? – он уже ближе, всего в десятке сантиметров от моего лица, я чувствую запах гребанных апельсинов. Чувствую его терпкий аромат. Вижу крапинки темные в болотных глазах. И я не знаю, что сейчас ответить.
Теряюсь от собственной реакции. Всего пару минут назад убить его готов был, сейчас же стою, как кролик перед удавом. Смотрю на его лицо, бегая глазами полубезумными. Рубашка вываливается из рук, падает под ноги.
- Зачем? – шепот прямо в губы, но нет касания. Он не делает последний шаг, и я торможу. Надо ли? Действительно ли правильным будет вот так переступить черту, разбить стену?
Горячее дыхание, сигареты и кофе, нотка мяты. Тепло его тела чувствуется даже без прикосновения. Кружит голову, заставляет задыхаться от близости. И мне уже абсолютно плевать на то, что было здесь совсем недавно. Не он ведь сосал. Да и я монахом не был, перетрахав немало баб.
Шаг назад… или всего сантиметр вперед?
Что хуже?
Закрываю глаза, прерывая этот безумный контакт. Вихрь, что, захватив, сметает вокруг нас все. Эмоции пробудившиеся. Я хотел их. Я получил. Но… все должно быть не так. Совсем не так, я представлял это. Совсем.
Отступаю назад. Подхватываю рубашку в руки, повторяю попытку к бегству, и теперь он не держит. Не идет следом. Не останавливает ни через шаг, ни через два. Не возле лифта на этаже.
…
Разбитый на гребанные части, весь в раздумьях прихожу домой. Заказываю себе пиццу и, упав в прихожей на диван, там же и лежу, пока ее не привозят. Лежу. Сижу. Стою. Хожу. Моюсь. И что бы, блять, я не делал, перед глазами он стоит. Его дыхание щекочет губы. Глаза спрашивают. Глаза напротив ждут. Я убедился в его небезразличии. Увидел, наконец, что он не бесчувственен в мою сторону. И сбежал. Не могу понять, правильно поступил или нет…
По закону жанра, из раздумий меня вырвал дверной звонок. Только ведь пицца уже съедена. Мелкая уехала за город со своим любовничком, а Макс куда-то свалил, сказал, что скорее всего надолго.
Открываю дверь и залипаю, увидев не привычного Пашку, а размазню. Хоть бери да соскребай его с бетонного пола.
- Привет. Ты… один?
- Макса нет, если ты об этом. Заходи, - пропускаю пришедшего в квартиру и закрываю двери. Смотрю за тем, как он, чуть сутулившись, двигается к дивану. Садится и, уткнувшись взглядом в собственные руки, молчит.
- Что-то случилось? – сажусь напротив, всматриваюсь в осунувшееся лицо. Припухшие глаза. Дрожащие пальцы теребят связку ключей. Еще один зомби… заебали.
- Я просто не знаю, с чего начать. У тебя есть сигарета?
- Ты же не куришь, - удивляюсь, но достаю пачку, сам закуриваю и протягиваю ему. Неумело подкурив, затягивается и заходится в кашле, однако продолжает дальше давиться дымом.
- Уже курю, - хрипло отвечает. Заправляет выбившуюся светлую прядь за ухо. – Я видел его с другим. Вчера.
- Макса? – еще более ошарашенно спрашиваю. Уж что-что, а зомби-бой номер один точно ни с кем не тягается, он даже никого не трахал за это время, насколько я просвещен.
- Он самый, - выход судорожный, облизывает пересохшие губы и бросает обжегший его пальцы фильтр в пепельницу. – Я не знаю, что делать, у меня будто изнутри все достали. Знаешь, с корнем выдернули. Я ведь не думал, что он кого-то найдет. Вообще не думал, даже мысли не допускал, что у нас кто-то появится, встанет между. Разделит. Я, наверное, только вчера и осознал, что это конец, понимаешь? Ну, полный конец, - сбивчиво, останавливаясь через слово, кусая и без того уже начинающие кровить губы. Что эти идиоты с собой делают? Нахрена вот так изводят?
- Понимаю, - побуждаю продолжать.
- Жил в своих заботах. Помогал знакомым. Работу искал. Приехал пару дней назад, соскучился безумно. Увидеть Макса хотел. Потому что выть уже хотелось без него, скулить как побитая собака. Шел по набережной, к вам шел… и на мосту увидел их. Я бы не поверил, если бы мне это рассказали, а на фото орал бы, что монтаж, с пеной у рта. Но своим глазам… своим глазам веришь безоговорочно. Ветер, легкий дождик моросит, волосы его длинные мелкими кудряшками, как пружинки по плечам рассыпаны и руки этого парня на пояснице. Я сразу узнал. Сердцем узнал. Из тысячи увижу его. И вот он. Мой Макс. Моя любовь больная, уже который год, стоит и позволяет себя целовать. Я ведь думал, что незаменим. Что все уляжется. Восстановится. Даже не смотрел ни в чью сторону, - видеть, как сгорает на твоих глазах человек, приятного мало. Мужские слезы, слезы, которых никогда не видел, они что-то дергают внутри. Болезненно дергают. И если раньше я хотел только Пашку задушить, теперь и Макса тоже. Обоих… одновременно. Какие придурки… у меня, блять, слов нет. Сижу, любуюсь, как один из кретинов страдает, на другого несколько месяцев смотрел.
И видя эту любовь, сильную, убийственную, необходимую себя ковырять начинаю…
- Ты любишь его?
- Сильнее, чем хотелось бы. Я задыхаюсь уже от этого чувства. Оно убивает.
- Тогда почему ты не сумел через себя перешагнуть? Он ведь просил просто быть рядом.
- Со стороны все кажется простым, Гер. Когда же ты сам в такой ситуации… то порой не понимаешь, что вообще тебе делать. Как правильно, а как неправильно. Я думал, что еще не время. Что совместный быт все убьет. Ответственность пугает… ведь жить вместе - это почти семья. Это уже другой рубеж. Другие отношения.