— Простите, — ответил Мюррей и отдернул простыню.
Надо признаться, мой желудок подвергся серьезному испытанию. Жестокость, с какой было изуродовано тело, невообразима для нормального человека. Но, даже терзая жертву, Потрошитель сохранил свое извращенное мастерство. Ради вашего спокойствия я воздержусь от изложения подробностей, от которых у меня перехватило дыхание.
— Холмс! — вскричал я. — И опять нет одной груди!
— Этот психопат, — мрачно ответил Холмс, — уносит их как трофеи.
Больше я не мог выдержать и отошел от стола. Холмс тоже.
— Ради бога, Холмс! — с жаром сказал я. — Это чудовище надо остановить!
— Вы далеко не один, кто молится о том же, Ватсон.
— Скотленд-Ярд обращался к вам за помощью?
— Но чем я могу им помочь, Ватсон? — скорбно откликнулся он. — Боюсь, что очень немногим.
Мы расстались с Мюрреем и имбецилом. Оказавшись в густом тумане, я передернулся:
— Эта развалина, которая когда-то была Майклом Осборном… Мне это кажется, Холмс, или он в самом деле жмется к доктору Мюррею, как затравленная собака, которая только и ждет пинков отовсюду?
— А может быть, как преданный пес, который чувствует ужас своего хозяина и разделяет его. Что-то Майкл Осборн не дает вам покоя, Ватсон.
— Все может быть… — Мои мысли обрели другое направление. — Холмс, вам удалось догнать того посыльного?
— Я гнался за ним несколько кварталов, но он в лондонских лабиринтах как дома. Знает их не хуже моего. Я его потерял.
— А можно поинтересоваться, как вы провели остаток дня?
— Частью — в библиотеке на Боу-стрит: пытался составить хотя бы гипотетическое представление о мышлении сумасшедшего.
Он задумчиво двинулся сквозь туман, я шел рядом.
— Куда мы идем, Холмс?
— В ничем не примечательный район Уайтчепеля. Исходя из того, что нам известно об убийствах, я составил модель действий Потрошителя и по карте четко определил район, в котором он обитает. Несколько часов я изучал его. И убежден, что Потрошитель живет где-то в центре его, в комнате или квартире. Из этого убежища он выходит на охоту и в него же возвращается.
— Вы предлагаете поискать его?
— Посмотрим, заменят ли нам ноги удобное кожаное кресло, в котором так хорошо думается.
— В таком тумане придется нелегко.
— Да, но у нас есть определенное преимущество. Например, мне удалось опросить свидетеля.
— Холмс! Я и представить себе не мог, что таковой существует.
— Определенного рода, Ватсон, определенного рода. Несколько раз Потрошитель действовал неосмотрительно и был близок к разоблачению. Хотя подозреваю, что он мог и вполне сознательно организовать преступления таким образом — из презрения к окружающим, из бравады. Вы же помните, как мы чуть не столкнулись с ним.
— Еще бы мне не помнить!
— Во всяком случае, по звукам его удалявшихся шагов я пришел к выводу, что он перемещается от периметра круга к его центру. И вот в центре этой окружности мы и будем его искать.
Этой ночью, полной непроницаемого тумана, мы исследовали сточные ямы Уайтчепеля, где оседают человеческие отбросы большого города. Холмс шагал с уверенностью, которая говорила о его хорошем знакомстве с этими зловонными глубинами. Мы шли в молчании, пока Холмс не остановился, чтобы спросить:
— Кстати, Ватсон, я надеюсь, вы успели сунуть револьвер в карман?
— Первым делом.
— Я тоже при оружии.
Для начала мы зашли в берлогу, которая оказалась опиумным притоном. Дышать в этом чаду было непросто, но я не отставал от Холмса, двигаясь вдоль нар, на которых, погруженные в блаженные сны, лежали жертвы своего пристрастия к пороку. Кое-где Холмс останавливался и присматривался к наркоманам. Порой бросал несколько слов, и, случалось, ему отвечали. Когда мы уходили, было заметно, что он не узнал ничего ценного.
После притона мы обошли ряд низкопробных пабов, где нас большей частью встречало угрюмое молчание. Здесь Холмс тоже переговорил вполголоса с некими личностями, и манера его поведения не оставляла сомнения, что он знаком с ними. Пару раз из его рук в грязные ладони переходила монета-другая. Но мы неизменно следовали дальше.
Когда мы вынырнули из третьего адского логова, я больше не мог сдерживаться.
— Холмс, вы же понимаете, что Потрошитель — это следствие!
— То есть?
— Он порождение таких вот гнусных мест.
Холмс пожал плечами. Я настаивал:
— Разве само их существование не вызывает у вас чувство протеста?
— Естественно, я бы приветствовал решительные перемены, Ватсон. Не исключено, что в грядущем просвещенном будущем они и наступят. Пока же я могу быть только реалистом. Утопия — это роскошь, о которой у меня нет времени мечтать.
Прежде чем я успел ответить, он толкнул очередную дверь, и мы очутились в борделе. От удушливого запаха дешевых духов у меня запершило в горле. Мы были в гостиной, где во фривольных позах расположилось с полдюжины весьма скудно одетых женщин; они пребывали в ожидании гостей, которые могут появиться из тумана.
Откровенно говоря, я не знал, куда деться от зазывных улыбок и непристойных жестов, которыми нас встречали со всех сторон. Холмс же вел себя со свойственным ему самообладанием. Он уделил внимание одной из девушек, хорошенькой бледной малышке, облаченной лишь в беспечно распахнутое неглиже.
— Добрый вечер, Дженни.
— Добрый вечер, мистер Холмс.
— Я давал тебе адрес врача. Ты была у него?
— Была, сэр. Он все сделал и дал мне чистый желтый билет.
Раздвинулась портьера из бисерных нитей, и в проеме предстала мадам, буравя нас своими глазками-изюминками.
— Что заставило вас выйти в такую ночь, мистер Холмс?
— Уж вам-то это известно, Леона.
Она помрачнела:
— А как вы думаете, почему моих девочек нет на улицах? Я не хочу потерять ни одну из них!
Толстая размалеванная девица вскипела гневом:
— Это сущий позор — вот что это такое! Бобби только и умеют, что гонять нас с улиц.
— Это лучше, чем если тебе выпустят кишки, дорогая, — сказала другая девушка.
— А я чуть не подцепила какого-то из благородных, живет в «Пакуине». Он уж собрался подниматься по лестнице, весь из себя в белом галстуке и цилиндре, но увидел меня и остановился. И тут из тумана выкатывается бобби. «Ну-ка, дорогуша, — говорит, — марш в кроватку. Нечего прогуливаться в такую ночь». Как вам такое? — И девушка возмущенно сплюнула на пол.
Ровным, как всегда, голосом Холмс осведомился:
— Я полагаю, тот джентльмен сразу удалился?
— Убежал к себе, чего ж еще? А меня с собой не взял!
— Вам не кажется странным, что джентльмен живет в таком месте?
Девушка вытерла рот ладошкой:
— Он может жить где захочет, и провались оно все пропадом!
А Холмс был уже у дверей. Проходя мимо меня, он шепнул:
— Вперед, Ватсон. Скорее, скорее!
Снова оказавшись в тумане, он схватил меня за руку и безжалостно потащил за собой.
— Мы нашли его, Ватсон! Я уверен! Вся сегодняшняя охота — вопросы — случайные обмолвки — и мы напали на след злодея, который способен еще многое сотворить. Но ему не под силу стать невидимкой!
В каждом слове Холмса, который тащил меня за собой, звучало нескрываемое возбуждение. Через несколько мгновений я уже взбегал по пролетам узкой лестницы, что прилепилась к деревянной стене.
Погоня сказалась даже на выносливом Холмсе; пока мы поднимались, он говорил с паузами, едва переводя дыхание:
— «Пакуин» — это гнусное заведение, где сдаются внаем комнаты. В Уайтчепеле полно таких. К счастью, это мне знакомо.
Подняв взгляд, я увидел полуоткрытую дверь. Холмс, стоявший уже на верхней площадке, скользнул в нее. Я споткнулся, но кинулся следом.
— Проклятье, нам не повезло! — крикнул он. — Кто-то уже был тут до нас!
За все дни нашего общения я никогда не видел, чтобы Холмс испытывал такое горькое разочарование. Сжимая в руке револьвер, он застыл посреди маленькой, скудно обставленной комнаты; его серые глаза пылали.
— Если тут и было логово Потрошителя, — сказал я, — он сбежал!
— И уж конечно, навсегда!
— Может, по его следу идет Лестрейд, — предположил я.
— Держу пари, что нет! Лестрейд плутает на других дорогах.
Потрошитель так спешил унести ноги, что оставил комнату в состоянии полного хаоса. Пока я искал слова, чтобы смягчить разочарование Холмса, он коснулся моей руки:
— Если вы сомневаетесь, Ватсон, что маньяк выходил на охоту из этой берлоги, посмотрите вон туда.
Я глянул, куда он указывал, и увидел… кошмарный трофей — грудь, отрезанную у трупа, который лежит теперь в морге на Монтегю-стрит.
Я достаточно навидался и смертей, и насилия. Я не испытывал ни жара возмущения, ни гнева. Во мне был только холодный ужас, и желудок свело спазмой.
— Мне надо выйти, Холмс. Подожду вас внизу.
— И мне нет смысла оставаться здесь. Надо лишь быстро осмотреться, нет ли чего достойного внимания. Впрочем, наш зверь хитер. Он не оставляет по себе следов.
В этот момент — может, потому, что я судорожно искал, чем бы отвлечься, — я вспомнил о послании.
— Кстати, Холмс. Сегодня днем посыльный принес на Бейкер-стрит записку от вашего брата Майкрофта. Я был так возбужден, что и забыл о ней.
Если я рассчитывал на его благодарность, то меня постигло разочарование. Прочитав записку, Холмс холодно посмотрел на меня:
— Желательно ли вам узнать, что пишет Майкрофт?
— Конечно желательно.
— Записка гласит:
Дорогой Шерлок. До меня дошла кое-какая информация. Каким образом, объясню позже. Она может представлять определенную ценность. Человек по имени Макс Клейн является владельцем неприглядного заведения в Уайтчепеле, именуемого «Ангел и корона». Приобрел он его совсем недавно, а точнее, четыре месяца назад.
Я был слишком расстроен, чтобы уловить, откуда дует ветер. Приходится честно признать, что многие мои промахи объясняются лишь моей бездонной глупостью. Во всяком случае, я поторопился сказать:
— А, да, действительно. Я знал об этом. Мне рассказала та девушка в «Ангеле и короне».
— В самом деле? — со зловещим спокойствием осведомился Холмс.
— Этот Клейн — опасная личность. Я убедился, как мало ему потребовалось времени, чтобы подавить дебош в зародыше.
Холмс взорвался, потрясая кулаками:
— Боже милостивый! С какими идиотами мне приходится иметь дело!
Этот неожиданный ураган эмоций поразил меня до глубины души. Я открыл рот и робко промямлил:
— Холмс, я не понимаю…
— Значит, вы безнадежны, Ватсон! Первое: у вас была информация, которая помогла бы мне разрешить это дело, а вы по глупости держали ее при себе. Второе: вы забыли передать мне записку, которая содержала этот же важнейший факт. Ватсон, Ватсон! На чьей вы стороне?
Если я и раньше был расстроен, то сейчас окончательно потерял почву под ногами. Я был не в силах протестовать; о защите своего достоинства не могло быть и речи.
Но Холмс никогда не умел долго лелеять возмущение.
— В «Ангел и корону», Ватсон! — распорядился он, направляясь к лестнице. — Нет, первым делом в морг! Мы представим этому мерзавцу образец его работы!
Эллери слышит голос из прошлого
Ожил дверной звонок.
Эллери захлопнул рукопись. Опять этот алкоголик и болтун. Он прикинул, что именно ему скажет, виновато поглядел на пишущую машинку, вышел в холл и открыл дверь.
Но за ней стоял не Грант Эймс, а посыльный из «Вестерн юнион». Эллери торопливо расписался на квитанции и прочел телеграмму без подписи.
«РАДИ БОГА ВКЛЮЧИ СВОЙ ТЕЛЕФОН ЗПТ Я ПРОСТО СХОЖУ С УМА ВОСКЛ».
— Ответа не будет, — сказал Эллери.
Дав курьеру на чай, он без промедления подчинился приказу инспектора. Что-то бормоча себе под нос, он заодно включил электробритву, она зажужжала и принялась уничтожать его щетину. Если он хочет поговорить, подумал Эллери, значит, еще сидит на Бермудах. Удержать бы его там еще хоть на недельку…
Зазвонил вернувшийся к жизни телефон. Эллери выключил бритву и снял трубку. Добрый старый папа.
Но на том конце оказался не добрый старый папа. Он услышал дрожащий голос старой леди. Очень старой леди.
— Мистер Квин?
— Да?
— Я надеялась получить от вас известие.
— Примите мои извинения, — сказал Эллери. — Я собирался позвонить вам, но рукопись доктора Ватсона застала меня в самое неподходящее время. Я по уши занят собственной работой.
— Прошу прощения.
— Поверьте, это я должен просить у вас прощения.
— То есть вы еще не читали?..
— Наоборот. Рукопись была для меня таким искушением, что я не смог сопротивляться, пусть даже сроки поджимают. Пришлось взять себя в ежовые рукавицы. Осталось еще три главы.
— Может быть, мистер Квин, поскольку ваше время так ограничено, мне следует подождать, пока вы закончите свою работу.
— Нет… прошу вас. Свои проблемы я уже решил. И ждал этого разговора.
В голосе появилась улыбка.
— Мне ведь нет необходимости упоминать, что я, как всегда, уже сделала заказ на ваш новый детектив? Или вы любите комплименты? Надеюсь, что нет.
— Вы очень любезны.
В четком тихом ее голосе чувствовалась напряженная сдержанность, Эллери просто физически ее ощущал — может быть, потому, что именно этого и ожидал. Да, старая дама была на пределе.
— Очевидно, вас беспокоит вопрос подлинности рукописи, мистер Квин?
— Честно говоря, сначала, когда Грант принес ее мне, я подумал, что это подделка. Но скоро изменил свое мнение.
— Должно быть, вы сочли мой способ доставки довольно экстравагантным.
— Нет — после того, как прочитал вводную главу, — заверил Эллери. — И я все понял.
Старческий голос дрогнул:
— Мистер Квин, он ничего такого не совершал. Это не он Потрошитель!
Эллери попытался успокоить собеседницу:
— Прошло так много лет. Неужели вас это в самом деле волнует?
— Волнует? Да, волнует! Несправедливость всегда помнится. Время меняет многое — но только не это!
Эллери напомнил ей, что еще не дочитал рукопись.
— Но вы ведь все поняли!
— Я догадываюсь, куда клонит автор.
— Так и будет — до самого конца. Но это неправда, мистер Квин. В тот раз Шерлок Холмс ошибся. Не стоит осуждать доктора Ватсона. Он просто записывал ход дела — как ему рассказывал мистер Холмс. Но мистер Холмс заблуждался, и в результате — огромная несправедливость.
— Но рукопись никогда не публиковалась…
— Откровенно говоря, это не имеет большого значения. Вердикт вынесен. Осталось несмываемое пятно.
— Но что я могу сделать? Никому не под силу изменить вчерашний день.
— Эта рукопись — все, что у меня есть, сэр! Рукопись и эта чудовищная ложь! Шерлок Холмс отнюдь не был непогрешим. Кого можно считать таковым? Господь Бог оставил непогрешимость для самого себя. Где-то в рукописи должна скрываться истина, мистер Квин. И я заклинаю вас — найдите ее.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Благодарю вас, молодой человек. Огромное спасибо.
Эллери осторожно положил трубку и уставился на нее. Грустное открытие. Он нормальный хороший человек, живет себе тихо, безукоризненно делает свое дело и любит отца… И за что ему такую свинью подложили?
Чума на голову Джона Ватсона, д-ра мед., и всех его поклонников (а разве он сам не принадлежит к их числу?). Он вспомнил дрожащий голос старой дамы, глубоко вздохнул и опять сел за рукопись Ватсона.