— Спасибо.
— Девочка должна зарабатывать себе на жизнь… а то я пойду ко дну. Может, ты как-нибудь проведешь со мной ночку?
— Возможно.
Она поднялась из-за стола и отошла, покачивая бедрами. Я смотрел ей вслед, ожидая, что она подойдет к другому столу и снова займется своей работой. Но нет: она обвела глазами зал и решительно двинулась к выходу. Я подумал, что, раз ей не удалось подцепить какого-нибудь пьянчугу в «Ангеле и короне», она отправится бродить по улицам. Но едва только я испытал облегчение, как омерзительный тип за моей спиной вскочил и бросился за ней. Можно себе представить, как я обеспокоился. Я не мог придумать ничего иного, как для пущей уверенности коснуться оружия, лежащего в кармане, и вслед за этим человеком тоже устремиться на улицу.
На какое-то мгновение я буквально ослеп, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. К счастью, когда я освоился, тот все еще находился в поле зрения. Прижимаясь к стене, он крался в самом конце улицы.
Теперь-то я не сомневался, что ввязался в опасное дело. Это Потрошитель, и он преследует девушку, которая только что пыталась завлечь меня в свою комнату. И теперь я один стою между нею и ожидающей ее страшной смертью. Я крепко сжал рукоятку револьвера.
Ступая с пятки на носок, как краснокожий из американских прерий, я пошел за ним. Он завернул за угол; я заторопился, боясь и наткнуться на него, и потерять.
Переводя дыхание, я осторожно выглянул из-за угла. На этом участке стоял лишь единственный фонарный столб — смутный круг света в полной тьме. Объект охоты исчез.
Меня охватило тревожное чувство. Может, злодей уже напал на бедную девушку и теперь под его ножом жизнь покидает юное тело. Ах, если бы я догадался прихватить с собой карманный фонарь! Я ринулся вперед, нарушая своим топотом мертвое молчание улицы.
Все же кое-что было видно, во всяком случае, я понял, что улица к концу сужается, превращаясь просто в проход между домами. Туда я и нырнул, полный ужаса от мысли, что мне предстоит обнаружить.
Внезапно рядом раздался сдавленный вскрик. Под руки попалось что-то мягкое. Голос, пресекающийся от страха, бормотал:
— Пощадите! Умоляю вас, пощадите!
Я узнал Полли. Она стояла, прилипнув к стене. Чтобы не спугнуть Потрошителя, я зажал ей рот ладонью и прошептал в ухо:
— Все в порядке, Полли. Вы вне опасности. Я тот джентльмен, с которым вы сидели. Я пошел за вами…
Внезапно сзади на меня навалилась какая-то громадина, и я отлетел в сторону, с трудом удержавшись на ногах. Но я все понял. Это исчадие ада, за которым я шел от «Ангела и короны», перехитрило меня. Притаившись во тьме, он дал мне пройти, а потом, вне себя от ярости, что добыча ускользает, зверем набросился на меня.
Мы сцепились. Я попытался вытащить револьвер. Оружие должно было быть наготове, но на индийской службе ее величества я был хирургом, а не солдатом, и меня не готовили к рукопашному бою. Так что я рухнул под его натиском, благодаря Бога хотя бы за то, что девушка успела убежать. Я сопротивлялся его сильным пальцам, подбиравшимся к моему горлу, а свободной рукой тщился выдернуть из кармана оружие.
К моему крайнему изумлению, знакомый голос пробормотал:
— Ну-ка, посмотрим, какого зверя я спугнул!
Еще до того, как в лицо мне ударил узкий луч фонарика, я осознал свою грубую оплошность. То злобное создание, которое в пабе сидело у меня за спиной… это был Холмс. В гриме!
— Ватсон! — Он был удивлен не меньше меня.
— Холмс! Силы небесные! Сумей я вытащить револьвер, мог бы выстрелить в вас!
— Чем оказали бы мне услугу, — проворчал он. — Ватсон, вы вправе считать меня полным идиотом.
Гибким движением он вскочил и протянул руку, чтобы помочь подняться и мне. Даже сейчас, зная, что передо мной старый друг, я мог только поражаться продуманности его грима: он изменился неузнаваемо.
У нас не было времени для выяснения отношений. Пока Холмс помогал мне встать, ночную тишину прорезал отчаянный вопль. Он тут же разжал руку, и я снова шлепнулся на землю. У него вырвалось проклятие; такие вспышки случались с ним при мне крайне редко.
— Я не успел, — в ярости бросил он и стремительно кинулся на крик.
Когда я поднялся на ноги, женские вопли внезапно прекратились, а к шагам Холмса добавился быстро удаляющийся топот.
Должен признаться, что в этой ситуации я не имел практически никаких шансов. В свое время я был чемпионом полка по боксу в среднем весе, но все это в далеком прошлом. Я прислонился к кирпичной стене, стараясь справиться с тошнотой и головокружением. В данный момент я не мог бы никому помочь — даже если бы о помощи взывала сама королева.
Головокружение прошло, и мир встал на место. Трясясь всем телом, я пошел обратно. Вокруг стояла зловещая тишина. Меня остановил тихий голос:
— Сюда, Ватсон.
Слева был проем в стене. Снова раздался голос Холмса:
— Я уронил фонарик. Не будете ли вы так любезны поискать его, Ватсон?
Озноб только усилился от этого тихого голоса, скрывающего мучительную внутреннюю борьбу. Я знал Холмса и понимал, что он потрясен до глубины души.
С фонариком мне повезло: уже через шаг он попался мне под ноги. Когда я зажег его, меня шатнуло назад — такое жуткое зрелище предстало перед моими глазами.
Согнувшись и склонив голову, Холмс стоял на коленях — живое воплощение отчаяния.
— Я проиграл, Ватсон. Меня следует посадить за преступную тупость.
Я не понимал, что он говорит. Сумасшедший Джек-потрошитель успел расправиться с бедной Полли. Одежда была сорвана с нее, глубокая рана открывала брюшную полость, откуда, как у забитого животного, наружу вывалились внутренности. Второй мощный удар практически полностью отделил от тела левую грудь. От этого кошмара все поплыло у меня перед глазами.
— Но у него было так мало времени! Как же он…
Холмс наконец пришел в себя и вскочил на ноги:
— Скорее, Ватсон! За мной!
Он значительно опередил меня, но я не терял его из виду и, нагнав, увидел, что он колотит в дверь ломбарда Джозефа Бека.
— Бек! — крикнул Холмс. — Выходите! Я требую, чтобы вы сию же секунду появились! — Он безостановочно молотил кулаками. — Откройте дверь или я выломаю ее!
Наверху вспыхнул прямоугольник света. Открылось окно, высунулась голова.
— Вы что, с ума сошли? — завопил Джозеф Бек. — Кто вы такой?
При свете лампы, которую он держал в руке, был виден красный ночной колпак и ночная рубашка с высоким воротом.
Отступив назад, Холмс рявкнул на него:
— Сэр, я Шерлок Холмс, и, если вы немедленно не сойдете вниз, я влезу по стенке и стащу вас за волосы!
Можно понять, какое потрясение испытал Бек: ведь Холмс так и не снял грим, а мирная жизнь явно не подготовила немца к такому испытанию.
Я решил вмешаться:
— Герр Бек! Меня-то вы помните?
Он всмотрелся в меня:
— Ах, вы один из тех двух джентльменов?..
— А вот это второй. Не принимайте близко к сердцу его внешний вид. Заверяю вас, это действительно мистер Шерлок Холмс.
Ростовщик помялся, потом сказал:
— Ладно, я спускаюсь.
Холмс нетерпеливо мерил шагами мостовую, пока наконец в магазине не зажегся свет. Бек отворил входную дверь.
— Идите сюда, Бек! — грозно приказал Холмс, и перепуганный немец подчинился. Холмс сделал молниеносное движение рукой, Бек отпрянул, но поздновато. Холмс разодрал на нем ночную рубашку, обнажив торс. Кожа сразу пошла пупырышками от ночного холода.
— Что вы делаете, сэр? — заскулил торговец. — Я ничего не понимаю.
— Молчать! — хрипло сказал Холмс и в свете лампы ростовщика внимательно оглядел его. Потом спросил совсем другим тоном: — Куда вы направились, Бек, после ухода из «Ангела и короны»?
— Как «куда»? Я пошел домой спать. — Успокоенный тем, что Холмс смягчился, Бек ощетинился.
— Да, — задумчиво сказал Холмс, — похоже на то. Ну что ж, идите досыпать, сэр. Сожалею, что напугал вас.
С этими словами Холмс бесцеремонно развернулся. Я зашагал следом. На углу я обернулся и увидел, что герр Бек все еще стоит у своего магазина. С лампой над головой, он был смешной карикатурой на всемирно известную статую Свободы, подаренную Соединенным Штатам народом Франции, — величественную фигуру, которая ныне стоит в гавани Нью-Йорка.
Холмс шел, глубоко засунув руки в карманы и угрюмо опустив голову.
— Не стоило нам представляться, Ватсон, — буркнул он. — Теперь надо будет выяснять отношения с Лестрейдом.
Меня не удивило, что Холмс предпочитает не афишировать наше участие в событиях этой ночи. И дело не только в его методе расследования. Затронуто его самолюбие, Холмс получил тяжелый удар.
— Мы действовали, Ватсон, как два безмозглых идиота, — с горечью сказал он. — Вернее, мы именно дураками и оказались.
Глава 7
КАК ЗАБИВАЮТ СВИНЕЙ
— Вот чего вы не заметили, Ватсон, так это закутанную в плащ фигуру Джозефа Бека. Едва девушка дала понять, что собирается уходить, Бек тут же выскочил из паба. Но вы глазели только на меня.
Как это ни грустно, но приходится признать, что я вел себя далеко не лучшим образом. Однако Холмс ничем меня не упрекнул. Я сделал попытку взять всю вину на себя, но он решительно пресек мои извинения.
— Нет-нет, — сказал он, — преступник выскользнул у нас из рук в силу моей глупости. Вы тут ни при чем.
Уткнувшись подбородком в грудь, Холмс продолжил свой рассказ:
— Когда я вышел за дверь, девушка уже свернула за угол. Бека нигде не было видно, и я мог лишь предполагать, где он, — то ли пошел в другую сторону, то ли прячется в темном подъезде по соседству. Уже за углом я услышал быстрые шаги и смутно увидел силуэт мужчины в плаще. Мне и в голову не пришло, что это вы, — ваши с Беком фигуры, Ватсон, к сожалению, весьма похожи. Я спрятался, и вы прошли мимо меня. Тут девушка вскрикнула, и я решил, что мне удалось настичь Потрошителя. Но стоило мне кинуться на него, как я понял, что непростительно ошибся.
Мы закончили с утренним чаем, и Холмс принялся вышагивать по нашей квартире на Бейкер-стрит. Я наблюдал за ним, сокрушаясь в душе. Как бы мне хотелось стереть из памяти весь этот инцидент — не только ради Полли, но и чтобы вернуть спокойствие моему другу. А Холмс продолжал истязать себя:
— То есть, пока мы, оплошав, ахали и охали, Потрошитель нанес удар. Как самоуверен этот негодяй! Сколько в нем презрения, сколько наглости, с которой он творит свои преступления! Верьте мне, Ватсон, я схвачу этого мерзавца за шиворот, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в жизни!
— Значит, выясняется, — сказал я, стараясь отвлечь Холмса от этого тягостного момента, — что Джозеф Бек не виновен, по крайней мере в последнем убийстве.
— Именно так. Бек не успел бы добраться до дому, смыть с себя кровь, раздеться и облачиться в ночную рубашку. — Холмс взял было трубку из вишневого дерева, потянулся к ковровым домашним тапочкам, но раздраженно отшвырнул их. — Ватсон, — сказал он, — единственное, чего мы добились прошлой ночью, — это исключили из числа подозреваемых одного человека из миллионов жителей Лондона. Такими темпами мы будем искать преступника до скончания будущего века.
Я не знал, как успокоить его. Но тут Холмс внезапно выпрямился и твердо посмотрел на меня:
— Все, хватит об этом. Будем как феникс. Одевайтесь, Ватсон. Нам предстоит нанести очередной визит в морг доктора Мюррея.
Не прошло и часа, как мы остановились перед этим мрачным заведением на Монтегю-стрит. Холмс внимательно осмотрел обшарпанный проход.
— Ватсон, — сказал он, — я хотел бы иметь более полное представление о том, что тут находится по соседству. Я зайду к доктору, а вы будьте любезны, осмотритесь вокруг.
Полный желания загладить свою ошибку, я охотно согласился. На Монтегю-стрит я не нашел никаких торговых заведений. Дальний конец ее был занят складскими помещениями, за закрытыми воротами которых не наблюдалось признаков жизни.
Но, повернув за угол, я убедился, что жизнь тут все же существует. Домохозяйка отчаянно торговалась с зеленщиком из-за кочана капусты. За лотком с зеленью был вход в табачную лавку, а дальше стоял маленький запущенный паб с выцветшим изображением кеба над дверью.
Вскоре мое внимание привлек открытый проход во двор на другой стороне улицы. Оттуда донесся громкий визг, словно там резали свиней. Так и оказалось. Я прошел под древней каменной аркой и очутился на скотобойне. В углу сгрудились четыре борова, а пятого мускулистый парень в окровавленном кожаном переднике тащил к крюку. Ловко приподняв свинью, он подвесил ее вниз головой. Ржавый шкив заскрипел, когда он потянул за канат. Пока мясник крепил узел, свинья визжала и дергалась, словно предвидя свою судьбу.
Я с отвращением наблюдал за этой сценой. Мясник вынул длинный нож и уверенным движением перехватил свинье горло. Истошный визг превратился в бульканье, а мясник отступил назад, уклоняясь от хлынувшей струей темной крови. После чего спокойно ступил в кровяную лужу, окончательно перерезал свинье горло и одним движением лезвия развалил тушу от хвоста до головы.
Но не процесс разделки заставил меня отвести взгляд. Я увидел нечто вообще непереносимое: тот слабоумный, в котором Шерлок Холмс и его брат Майкрофт признали Майкла Осборна, сидел на корточках в углу скотобойни, прикованный взглядом к окровавленной туше животного, и для него не существовало ничего на свете, кроме действий мясника. Они откровенно возбуждали его. Весь вид Майкла Осборна вызывал тошноту.
Покончив с первым этапом разделки, мясник сделал шаг назад и улыбнулся мне:
— Хотите кусок свинины, хозяин?
— Нет, спасибо. Я просто проходил мимо…
— И услышали визг. Вы тут чужак, а то бы даже внимания не обратили. Соседи уже привыкли. — Он повернулся к Майклу Осборну и весело спросил: — Правда, дурачок?
Слабоумный улыбнулся и кивнул.
— Этот дурачок — единственный, кто составляет мне компанию. Без него тут было бы жутко одиноко.
— Ваше рабочее место не отличается чистотой, — не скрывая брезгливости, сказал я.
— Чистотой, говорите? — хмыкнул парень. — А здешний народ хочет только набить себе брюхо, и немного грязи на свинине никого не волнует — это точно! А девчонки так вообще трясутся, как бы их самих не располосовали.
— Вы о Потрошителе?
— Верно, хозяин. О нем и речь. Из-за него шлюшки всю ночь психуют.
— Вы знали девушку, которую убили прошлой ночью?
— Еще бы. Как-то вечерком она меня по-быстрому обслужила, а я ей отвалил два с половиной фунта. Бедная потаскушка, ей нечем было платить за комнату, а я человек благородный и не могу видеть, как девушка бродит в тумане, когда ей хочется в постельку.
Что-то меня заставляло поддерживать этот пошлый разговор:
— У вас есть хоть какое-то представление, кто он такой, этот Потрошитель?
— Господь с вами, хозяин. Да кто угодно, вот хоть ваша милость. А что, нет? Он, может, тот еще франт.
— Почему вы так считаете?
— А вот прикиньте. Моя работа связана с кровью, я привык к ней, поэтому так и думаю.
— Не понимаю.
— Что ж не понять. Потрошитель так полосует их, что должен быть весь в крови с головы до ног. А никто здесь окровавленных не видел после убийств. Так ведь? А все почему? Да потому, что этот денди накидывает плащ, в котором ходят в оперу, и прячет под ним свои, так сказать, кровавые деяния. Вы так не считаете? Ну ладно, мне надо дело делать.
Зловоние и запекшиеся лужи крови скотобойни остались позади. Но образ Майкла Осборна — как он сидит на корточках в углу, влажными глазами наблюдая за бойней, — я унес с собой. Что бы ни говорил Холмс, это жалкое подобие человека оставалось главным объектом моего интереса.
В морге на Монтегю-стрит я остановился перед столом на возвышении; тут лежало тело, прикрытое белой простыней. Постояв рядом несколько секунд и не в силах справиться с накатившей жалостью, я откинул простыню с лица.
Окаменевшие мраморные черты Полли выражали смирение и готовность принять все, что ждет ее по ту сторону бытия. Я не считаю себя сентиментальным человеком, но все же убежден, что в смерти есть определенное достоинство, в каком бы виде она ни настигала человека. Несвойственна мне и чрезмерная религиозность. И все же беззвучно вознес молитву за спасение души этой несчастной. После чего ушел.