Я промолчал. У самого будущее в тумане. Так и заснули. Утром он вышел, когда позвали на завтрак.
Больше я его не видел. Наверное, нашли, куда поселить на ПМЖ.
Я уже стал привыкать к размеренному образу жизни. Попросил у начальства позволения бегать во дворе по утрам, заниматься на детской площадке.
Нас вообще можно было не закрывать, территория была огорожена, на заборе колючка.
Немного освоившись, водил ребят после отбоя в туалет. Дежурный смотрел на это сквозь пальцы, ему спокойнее.
Сначала хотели навесной замок повесить, потом махнули рукой: единственный выход проходил через дежурного, а решётки на окнах везде одинаковые.
Но всё когда-нибудь кончается. На третий день моего пребывания в распределителе нашёлся сопровождающий, которому надо было ехать в наш город по делам. Заодно и меня доставит, куда надо.
На этот раз это была крупная женщина, лейтенант милиции. На меня она даже не смотрела.
Приняла, как груз, по накладной, посадил меня в машину вооружённый милиционер. На этот раз в заднее отделение, где перевозят задержанных преступников.
Привезли на вокзал, милиционер провёл нас в купе, лейтенантша открыла свой чемоданчик, достала оттуда… настоящие кандалы.
Я, конечно, видел кандалы только в кино, эти были больше похожи на наручники с цепью, примерно полметра длиной. Парень приказал мне сесть на лавку и положить ногу на стол.
Когда я положил ногу на стол, он застегнул один конец кандалов за щиколотку, второй – за стойку, которая поддерживала столешницу. Козырнув моей сопровождающей, милиционер вышел.
Я снял свой рюкзак, поднял лавку и сунул его внутрь. Цепь позволяла вставать, немного двигаться, можно было даже лежать, головой к двери.
Моя сопровождающая тоже устраивалась. Сняла китель, оставшись в одной форменной рубашке и юбке, я, к примеру, был одет в те же шорты и футболку, жарко было. Остальную одежду, чистую и выглаженную, я осторожно сложил в рюкзак.
Моя сопровождающая, тем временем достала из чемоданчика какую-то книгу, уселась поудобнее и погрузилась в чтение. На меня она не обращала никакого внимания.
Подумав, я решил пока посмотреть на пейзаж за окном, потом можно будет поспать.
Пейзаж мне скоро наскучил, я достал свой рюкзак, потому что до подушки мне было не добраться, осторожно положил его на лавку и лёг, прикрыв глаза.
Никто мне не мешал, не досаждал разговорами, мне даже понравилось.
Ближе к вечеру женщина оторвалась от книги, покопалась в чемоданчике и разложила на столике различную снедь. Я ощутил запах жареной курицы, в животе заурчало. Не глядя на меня, лейтенантша разложила всё это на столе, но ни к чему не притрагивалась.
Моё недоумение развеялось, когда к нам в купе зашёл молодой капитан милиции. Закрыв за собой дверь, он вынул из-за пазухи бутылку коньяка, поставил на столик.
- У тебя тут сесть негде, - осмотрелся он.
- Закинь его на верхнюю полку, - лейтенантша подала капитану ключ от кандалов.
Капитан наклонился, отцепил от стойки цепь, ни слова не говоря, взял меня на руки и положил на верхнюю полку, головой к окну. Прицепив цепь к кронштейну, на котором крепилась полка, кинул мне рюкзак и сел на моё место.
- Ты что, его не кормишь? – спросил капитан.
- Меньше срать будет, - ответила моя сопровождающая.
- С голоду не помрёт? Какой-то он худой.
- В детдоме накормят. Тут езды дня два, или три.
Я слушал, и удивлялся. Она что это, всерьёз? Потом в детдоме, на хлеб и воду.
- Воды хоть ему дай.
- Воду пусть пьёт, я не жадная! – хрипло засмеялась лейтенантша.
- Тебе его не жалко? – удивился капитан.
- Что их жалеть? Они же бандиты, волчата мелкие, - она с ненавистью посмотрела на меня.
Я понял, что для меня наступила чёрная полоса.
Капитан взял кусок хлеба, намазал его маслом, украсил сверху тонкими ломтиками колбасы и подал мне. Я благодарно кивнул и впился зубами в бутерброд.
- Бутылку ему не давай, - буркнула конвоирша, когда её спутник вскрыл зашипевшую бутылку «боржоми».
- Почему? – удивился капитан.
- Ты ещё никогда не получал бутылкой по затылку? – милиционерша достала из чемоданчика складной пластиковый стакан и протянула капитану. Тот налил воды в стакан и протянул мне.
Я поблагодарил кивком, запил сухой кусок шипучей водой.
Проникаться любовью к милиционеру я не спешил, не верил в злого и «доброго» полицейского.
Накормив, таким образом, подопечного, мои новые знакомые сели пировать.
Запахи съестного хоть и раздражали моё острое обоняние, но не так сильно, как могли, если бы не бутерброд. Хуже стало, когда они выпили спиртное. Сам коньяк пахнет хорошо, но когда его выдыхают вместе с пережёванной пищей… Бр-р.… Брр!
Наконец, они задымили в два смычка. Всё это время менты о чём-то разговаривали, перемежая речь совершенно непечатными выражениями. Мне стало скучно, и дышать стало нечем.
Потом капитан приоткрыл окно. Дым быстро вытянуло, зато стало немилосердно дуть прямо на меня. Капитан снова сел, продолжая свой трёп с расслабившейся женщиной. Я же мёрз, потирая голые руки и ноги, покрытые мурашками. Свернуться калачиком мешала цепь.
Всё же я сдвинулся поближе к выходу, свернулся там, согревая живот и грудь.
Наконец, вспомнили обо мне:
- Леня, своди щенка в уборную, ты мужчина, всё-таки, - Лёня хмыкнул:
- С каких это пор ты стала стесняться?
- Я не в том смысле.
- А-а… - нескоро дошло до «джентльмена». Он встал, разминая затёкшие ноги и спину, отстегнул от моей лодыжки цепь.
- Пойдём, что ли? – обратился он ко мне.
- Подожди, - лениво сказала моя конвоирша, - возьми наручники, пристегнёшь его там.
- Думаешь, не откроет? – усомнился Лёня.
- Не откроет. Спецзаказ. Специальные детские наручники, испытано. Сними с него шорты и футболку.
- Зачем? – удивился капитан.
- Снимай, не спорь. Ты ещё не имел дело со зверятами?
- Зверятами? – недоумённо пробормотал Лёня, раздевая меня. Я понял, что женщина - милиционер уже набила руку по перевозке малолетних преступников.
- Бери наручники, застёгивай, - капитан застегнул у меня на запястье наручник, который туго обхватил руку.
- Когда сядет, заберёшь у него трусы, если, конечно, не хочешь стоять рядом.
Капитан только хмыкнул и головой покрутил.
Держа меня на поводке, он вывел меня в коридор. Туалет был рядом, мы прошли только мимо купе проводника, которая с изумлением посмотрела на нас.
Меня завели в туалет, я сел на унитаз, подстелив газету, которая здесь имелась вместо туалетной бумаги. Потом снял трусы и протянул капитану.
Тот посмотрел на меня, сказал:
- Ну, нах…! – открыл окно и закурил.
- Может, пристегнёте и выйдете? – спросил я, - Мне неудобно при вас…
- Не обращай внимания, делай свои дела, я не смотрю.
Я закрыл глаза и расслабился. Хотелось сильно, попроситься раньше было свыше моих сил.
- Что ты натворил, что с тобой так обращаются? – спросил капитан, глядя в окно.
- Пока ничего, - ответил я, - просто сбежал из детдома, хотел найти родственников.
- Что, там несладко было? – повернулся ко мне милиционер.
- Нет, неплохо. Так получилось. Я считал, что так надо.
- Ну и ладно. Не моё это дело. Всё? Одевайся, пошли.
В купе лейтенантша расстелила две постели внизу, на мою полку бросила подушку без наволочки, и одеяло.
- Света, - обратился к ней капитан, - может, ты зря с ним так жёстко? Он говорит…
- Слушай больше! – оборвала его Света, - Он тебе столько напоёт, замучаешься слушать. Знаешь, сколько я их повидала? Сначала тоже добренькой была: ах, бедные детки! А эти бедные детки отправили меня на месяц в госпиталь. Что стоишь? Клади его на верхнюю полку и пристёгивай. Руку тоже.
Так я оказался распят на полке. Капитан укрыл меня одеялом и велел спать. Сами они опять устроились за столом, допивая коньяк и бубня о своих делах.
Потом Лёня перебрался к Свете и начал её соблазнять.
- Подожди, - сказала Света, встала, выключила свет и опустила шторку на окно.
В полутьме они начали целоваться, потом разделись и занялись любовью. Я слушал их томные вздохи, мешающие спать, и старался уйти в воспоминания.
… Однажды, когда отец был в отлучке, мать раздобыла где-то наркотики и здорово ими увлеклась.
Когда приехал отец и увидел эту картину, он страшно разгневался.
Лупить смеющуюся женщину было бессмысленно, он оттащил её в подвал и посадил на цепь, как меня нынче. Есть не давал, только пить.
Мать страшно кричала, переживая ломку, умоляла дать ей дозу. Отец скрипел зубами, даже плакал скупыми мужскими слезами, но не сдавался.
Меня Лиска поселила в сарае, заменявшем нам летнюю кухню. Занятия, понятное дело, не прекращались, зато отвлекали меня от событий, происходящих дома.
На вторую неделю мать запросила еды.
Отец стал осторожно выводить её из голодовки, наркотическую зависимость на время победил голод. Отец строго следил за этим, пока жил дома. С наркотиками было непросто, мать иногда заменяла их водкой, всё же это было для нас не так страшно.
Любовники прекратили свои игры, опять закурили, приоткрыв окно.
На этот раз свернуться клубком мне не удалось, я укрылся одеялом с головой, на меня не обращали внимания. Через некоторое время капитан снова загорелся.
- Ты такой ненасытный! – шептала Света.
Ночь я спал урывками, а утром довольный, хоть и не выспавшийся, Лёня, опять повёл меня в туалет.
На этот раз он, пристегнув меня к ручке окна, сначала сам сделал свои дела, наполнив невыносимой вонью маленькое помещение, потом посадил меня.
Наручники и кандалы натёрли до крови мои левые руку и ногу, но мои сопровождающие не обратили на это никакого внимания. На день меня пристегнули только за ногу, капитан бросил мне засохший кусок хлеба, о воде забыл. Пошептавшись со Светой, он вышел, вернувшись с бутылкой водки. Похмелившись, они улеглись спать, забыв бутылку с минералкой на столе.
Дождавшись, когда они захрапят, я достал воду, напился и стал внимательно разглядывать замок на кандалах. Конвоирша не обманывала, замок открывался трёхгранником, причём не стандартным, маленьким, ничем его нельзя было подцепить. К тому же имелось крохотное отверстие под бородку. Делал знаток дела, мне не по зубам. Я ещё удивляюсь, почему они не пристегнули наручниками, ложась спать. Если бы я освободился, оглушил бы, обоих, бутылкой, и убежал.
Зря я так думал. Мельком глянув на женщину, увидел острый взгляд, от которого стало холодно в груди. Я улёгся на подушку и постарался заснуть.
Мои спутники проспали до обеда, я тоже. Проснулся оттого, что меня опять пристёгивали за руку.
- Свет, ему наручники кожу растёрли. Есть, чем смазать?
- Вернёмся, смажем. Пошли, а то жрать охота.
- Пацана будешь кормить?
- Перебьётся, не сдохнет. А если сдохнет, не велика потеря, один чёрт. Отпишусь.
- Как тебя только к детям допускают, не представляю, - удивился капитан. Женщина рассмеялась:
- Моё дело доставить тело! И я это всегда делаю! – парочка вышла, закрыв двери на ключ. Снаружи они ставили пломбу, чтобы проводница не побеспокоила меня.
Я скучал, растянутый на полке, спать уже не хотелось, сильно хотелось есть, болели потёртости. Пробовал снова поспать, ничего не вышло. Тогда снова начал вспоминать.
... – Ну что ты опять плачешь? – спрашивала меня Лиз, держа на руках, - Не так уж и больно. Подожди, смажу чем-нибудь.
Лиска отнесла меня в нашу сарайку, положила на кровать, на живот, нашла какую-то мазь, начала смазывать спину и попу. Папа отходил розгами, не получалось у меня с руками, никак не получалось!
Отец видел, куда девается камешек с руки, карты не хотели прятаться, яблоко падало. А мне уже пять лет. Рассердившись, папа отходил меня хворостиной. Не до крови, но рубцы вздулись.
- Смотри, как надо! – Лиска встала передо мной на колени, медленно показывала, что надо делать. Мне стыдно было перед сестрой, я очень-очень не хотел её огорчать. Проследив за её движениями, я попробовал повторить, и у меня всё получилось! Ллёжа на животе, со спущенными штанами, намазанный мазью, я с лёгкостью повторял все манипуляции с предметами, и смеялся над собой: оказывается, это так просто!
Конечно, отец приписал это своей воспитательной работе. Посмотрев, как у меня получается, он остался доволен, отыскал хворостину, которой меня учил, и поставил замачиваться в ведре с водой, утверждая, что это счастливая хворостина.
Лиска робко попросила отца, чтобы он доверил ей практические занятия со мной,. после того, как отец проведёт теоретические занятия.
У Лиски получалось быстро обучать меня всяким премудростям воровского дела. Иногда у меня что-то не выходило, сестра меня наказывала, но боль, которую она мне причиняла, казалась мне сладкой. Я ревел, лез к ней на руки, но был счастлив.
- Ты маленький мазохист! – смеялась она, прижимая к себе.
Так же с плаванием. Лиска купалась со мной в ледяной воде, учила отстраняться от холода, но ни в коем случае не доводить свое тело до переохлаждения. Для чего это нужно было? Если хочешь выжить, надо уметь плавать в любой воде, чтобы руки-ноги не сводило судорогой.
Лазание по деревьям входило в уроки. У Лиски были когти для рук и ног, она взлетала по стволу с такой скоростью, что казалась мне белкой. Иногда уступала эти когти мне, тогда я совершал чудеса акробатики на деревьях, прыгая с ветки на ветку, пока не грохнулся с высоты трёх метров.
Дыхание выбило, в боку болело. Подбежавшая Лиска сделала мне искусственное дыхание, прощупала рёбра. Потом наложила тугую повязку, и я снова продолжил разминать кисти рук.
Лиска заковывала меня в серийные наручники, и засекала время, за которое я освобожусь. Если не успевал, то она выкручивала мне уши, с удовольствием слушая мои вопли.
Любимая моя сестрёнка, где ты?
Пришедшие сопровождающие прервали мои воспоминания. Капитан отстегнул мне руку, осмотрел запястье, спросил лейтенантшу:
- Света, давай свою мазь.
- Какую ещё мазь? – удивилась та.
- Ну, ты говорила, есть чем смазать потёртости.
Конвоирша открыла чемоданчик, вынула оттуда и поставила на стол флакончик йода, вату, бинт.
- Смажь йодом, потом перевяжи.
- Почему я?
- Я брезгую прикасаться к ним.
Капитан хмыкнул и принялся обрабатывать мои раны. Обильно смазав потёртость, от чего глаза у меня полезли на лоб, он неумело забинтовал руку бинтом. Потом занялся ногой...
Перевязав, он пристегнул ножные кандалы поверх повязки, боль утихала, а я вспоминал уроки, которые преподавал мне Жорка.
Жорка бил меня, а я должен был уходить от его ударов, при этом, не сходя с места.
Я был уже весь в крови, из разбитого носа, кровь не переставала течь никак, но Жорка не унимался, нанося удары по всем частям тела.
- Хватит уже, Юра, он уже не может двигаться, - говорила Лиска, стоя рядом, - дай ему отдохнуть, потом я научу его правильно уклоняться. Ты не умеешь учить.
- Ты много умеешь! – огрызался Жорка, нанося молниеносный удар в лицо сестре. Лиска спокойно уклонилась и ударила в ответ. Жорка упал, зажимая нос, а Лиска взяла меня за руку и повела к озеру, отмыть меня от крови.
Пока она отмывала меня, Жорка напал на неё сзади, ино опять промахнулся, и упав л в воду. Но не стушевался, а назидательно сказал мне:
- Видишь, как надо! – мне было смешно, я улыбался разбитыми губами.
Улыбнулся я и на этот раз.
- Это спасибо? – спросил капитан, - Держи тогда, - протянул он мне ватрушку.
Не веря своему счастью, я проглотил её. Ватрушка была чёрствая, зато с творогом.
Вечером парочка снова ужинала в купе, допивая водку. Потом капитан отвёл меня в туалет, всё так же, на привязи, потом, в купе, пристегнул за руку и за ногу, укрыл одеялом, и занялся со Светой любовными играми.
На другой день к нам в купе постучали. Милиционеры открыли дверь. На пороге стоял молоденький сержант милиции, с ним рядом стоял рядовой. Увидев старших по званию, сержант козырнул: