История умалчивает о том, кто произвел первый выстрел, нервный пехотинец или пьяный кавалерист, но вскоре завязался бой. Кто-то со страху закричал: "Турки!", и сражавшиеся бросились врассыпную.
Вскоре паника охватила все войско. Австрийская армия состояла из представителей разных народов, которые плохо понимали друг друга. Здесь были немцы, румыны, славяне, итальянцы и многие другие.
Немецкие офицеры пытались остановить свое бегущее воинство криками "Halt! Halt!". Но иноязычным солдатам казалось, что это турки кричат: "Аллах! Аллах!", и паника усиливалась. Кто-то из артиллерийских офицеров увидел конницу, убегающую от несуществующего врага, принял ее за османскую кавалерию и приказал стрелять картечью...
Когда офицерам удалось восстановить порядок, было уже совсем темно, и отличить турок от австрийцев стало совершенно невозможно. Армия приняла бой и доблестно сражалась сама с собой, пока не обратила себя в бегство. В общем смятении Австрия едва не лишилась своего императора, который упал с коня в канаву и чудом остался цел.
Через два дня к Карансебешу подошла османская армия, которая обнаружила поле боя, устланное телами австрийских солдат. Потери австрийцев составили около 10 тыс. человек. Война продолжалась еще три года и, как это ни странно, закончилась победой Австрии.
Женщины, стул и флагшток
Пожалуй, самым абсурдным конфликтом эпохи раннего колониализма была гражданская война на острове Питкерн, причем велась она вовсе не за золото и не за земли.
Предыстория той войны хорошо известна из фильма "Мятеж на "Баунти"" с Марлоном Брандо в роли главного мятежника Флетчера Кристиана. В 1778 году британское правительство отправило в Тихий океан корабль флота его величества "Баунти" под командованием капитана Уильяма Блая. Экспедиция должна была собрать на тихоокеанских островах ростки хлебного дерева, которое предполагалось разводить в карибских колониях Великобритании.
После долгого и трудного плавания моряки оказались на Таити, где вкусили все прелести курортной жизни в объятиях раскрепощенных таитянок. На обратном пути дисциплина начала стремительно падать, и в апреле 1779 года на корабле вспыхнул мятеж, во главе которого стоял первый помощник Флетчер Кристиан. Капитан Блай и верные ему люди были посажены в шлюпку и отправлены в океан, а "Баунти" вернулся на Таити.
Здесь среди мятежников произошел раскол. Большинство собиралось остаться на острове и наслаждаться жизнью, а меньшинство прислушивалось к словам Кристиана, который предсказывал, что однажды на остров явится британский флот и повстанцы попадут на виселицу. Кристиан собрал команду из восьми единомышленников, заманил на "Баунти" шестерых таитян и одиннадцать таитянок и уплыл искать новую родину. Позднее мятежников, оставшихся на Таити, действительно арестовали английские военные, но люди, ушедшие с Кристианом, доплыли до необитаемого острова Питкерн, где и основали свою колонию.
О дальнейших событиях фильм умалчивает. Между тем колонисты какое-то время были вполне довольны жизнью, поскольку даров природы на острове хватало всем. Однако был один "ресурс", запасы которого на Питкерне были весьма ограничены, -- женщины. Из-за них-то и началась война.
Когда в 1793 году у одного из мятежников умерла таитянская жена, белые поселенцы не придумали ничего лучше, чем отнять жену у одного из таитян. Тот обиделся и убил нового мужа своей подруги. Мятежники убили мстителя, а оставшиеся таитяне подняли мятеж против самих мятежников.
Кристиан и четверо его людей были убиты таитянами, но на этом война не закончилась. Таитянские жены моряков пошли мстить за убитых мужей и перебили восставших таитян.
В результате войны мужское население острова сократилось до четырех человек, да и те потом постоянно враждовали и ссорились до тех пор, пока один из них не был убит, а другой не умер от пьянства. Зато оставшиеся двое поделили между собой женщин и наслаждались вечным миром, пока один из них не умер от естественных причин. Когда в 1808 году к острову пристал американский корабль, на Питкерне жил единственный мужчина -- Джон Адамс, у которого было девять жен и около сорока детей.
Сальвадор -- Гондурас 3:0
Однако большинство войн второй половины ХХ века все же имели под собой экономическую основу. Это относится даже к самому нелепому конфликту прошедшего столетия, известному как "футбольная война".
К концу 1960-х годов отношения между Сальвадором и Гондурасом резко обострились. Обе страны были членами организации Центральноамериканского общего рынка. Согласно правилам этой организации, более развитый экономически Сальвадор имел некоторые торговые привилегии, что очень не нравилось Гондурасу.
Между тем сальвадорские крестьяне страдали от малоземелья и тысячами переселялись в Гондурас, где незаконно захватывали пустующие земли. К 1967 году в Гондурасе проживало около 300 тыс. сальвадорских мигрантов, многие из них занимались торговлей и активно вытесняли гондурасцев из бизнеса.
В конце концов, власти Гондураса не выдержали и стали активно выселять сальвадорцев на историческую родину, что сопровождалось массовыми притеснениями трудовых мигрантов. В ответ в Сальвадоре поднялась волна антигондурасских настроений. Военные режимы обеих стран жаждали укрепить свое положение, так что патриотический угар был весьма кстати для властей по обе стороны границы.
В 1969 году начались стыковые матчи за путевки на чемпионат мира по футболу 1970 года, и командам Сальвадора и Гондураса предстояло померяться силами. Первый матч выиграли гондурасцы со счетом 1:0, после чего одна сальвадорская болельщица и патриотка застрелилась, не вынеся национального позора.
Второй матч выиграли сальвадорцы со счетом 3:0, после чего сальвадорцы бросились избивать вражеских болельщиков и жечь гондурасские флаги.
Третий матч окончился со счетом 3:2 в пользу Сальвадора, после чего гондурасцы избили двух сальвадорских вице-консулов и пошли громить еще не выгнанных нелегалов, а гондурасское правительство разорвало отношения с вероятным противником.
14 июля Сальвадор двинул на Гондурас войска. Война продолжалась шесть дней и закончилась победой Сальвадора. Гондурас был вынужден платить компенсации ограбленным иммигрантам, но зато Сальвадор лишился своих торговых преимуществ и вообще всей своей торговли с Гондурасом.
После этой войны обе страны ожидала долгая полоса экономических и политических неурядиц. Зато обе военные хунты на волне патриотических настроений заметно упрочили свою власть".
...Тут они обнаружили, что неведомым самим себе образом сбились с пути и вместо дороги шествуют по узкой тропинке. Как давно они на ней оказались, сказать было, естественно, невозможно, но Рамус, совершенно справедливо заметив, что если есть тропинка, значит, она куда-то ведет, предложил продолжить путь по ней вперед, и только вперед. При этом он совершенно бессовестным образом присвоил себе фразу, что, мол, ежели тебе все равно, куда ты придешь, то и куда идти, собственно, все равно. Грааль, искомый рыцарем, может находиться где угодно, и вряд ли кто сможет утверждать, что он не ожидает их в конце этой тропинки, если, конечно, не зарыт вот под этим кустом. Или вот под этим.
Сэр Ланселот, конечно же, приняв его слова за чистую монету, собрался копать. Рамус принялся объяснять, что выразился фигурально, то есть образно, потом продолжил объяснением, что такое образно, и в результате снова принялся трещать без умолку, будучи не в силах достичь конца своих объяснений.
А потому и случилось так, что тропинка кончилась раньше объяснений, выведя наших путешественников к каменистому пригорку и скрывшись в пещере.
Некоторое время они опасливо поглядывали в темноту, после чего сэр Ланселот сказал Рамусу:
- Ну, ты, это... сходи, посмотри, чего там...
- Ага!.. А если там дракон?
- Тогда твои товарищи за тебя поедят... то есть отомстят.
- Почему бы, в таком случае, тебе самому не сходить? - сварливо осведомился Рамус. - Ты рыцарь, тебе рисковать привычно...
- Конечно, я мог бы сходить, но, посуди сам, в чем же тут смысл? Разве ты сможешь отомстить за меня?
Второй раз за день Рамус оказался побит своим же оружием - безупречной логикой.
- А если там разбойники? - не сдавался он.
- Смотря сколько. Если, скажем, десяток, это еще куда ни шло. А если слишком много, например, пятнадцать, то можно и не справиться...
- А почему ты думаешь, что пятнадцать - это слишком много?
- Своими собственными ушами слышал, как хозяин таверны требовал с какого-то господина за выпитый эль
пятнадцать
, а тот утверждал, что это
слишком много
...
Судя по выражению лица Рамуса, тому очень хотелось завыть.
- Скажи проще, - насмешливо заявил сэр Ланселот. - Ты испугался!
- Разумеется, - отыграл один гол Рамус. - За вас. Если меня съедят или схватят, - вы без меня пропадете.
- Да ладно вам собачиться, - Владимиру надоело их слушать. - Я пойду и посмотрю, что там такое.
- Вот и славно, - подозрительно быстро согласились его спутники. - Если что, мы за тебя отомстим. Ты, главное, кричи погромче.
Владимир осторожно направился к пещере. Зачем он так поступил? Во-первых, устал оставаться на вторых ролях. Иногда ему казалось, что его вечно цепляющиеся друг к другу спутники забывают о его присутствии. К нему обращались единственно для того, чтобы он подтвердил точку зрения одного, и опроверг другого. А во-вторых, поскольку втайне считал себя главным действующим героем, которых не едят и не... Или все-таки едят? Баба-Яга не очень-то разбиралась, главный ты герой или нет, на лопату - и в печку... "Я вас с костями съем с гостями... Будешь ты у меня Ивашка под простоквашкой..."
Подумав так, он замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Сзади тут же зашикали. Он обернулся. Сэр Ланселот и Рамус изо всех сил махали чем только возможно, призывая его двигаться как можно быстрее. Судя по нескольким словам, едва различимым среди шипения, они уже успели побиться об заклад, кто там в пещере: дракон или разбойники.
Однако, если судить по ее внешности, в пещере не было ни того, ни других. Скорее всего, она была необитаемой. Услышав за спиной: "...а может раз - и старая кляча...", Владимир вздохнул, покачал головой, и, прижавшись к камням, осторожно заглянул, а затем пробрался внутрь.
И очутился внутри большого грота. Обитаемого совершенно недвусмысленным образом. Поскольку имелся стол, несколько лавок, стеллажи - сделанные очевидно халтурно, - не понятно каким образом державшиеся на стенах полки, корзины, глиняная утварь, тряпье, и круг на полу, выложенный из камней, со свежими углями. На лежаке мирно посапывал то ли почтенный старец, то ли просто донельзя заросший человек. Порты себе он сделал из мешка, разрезав его пополам и скрепив суровыми нитками; точно так же изготовил и нечто наподобие рубахи, ограничившись только соответствующими вырезами. Судя по торчавшим рукам, можно было сделать вывод, что он худощав, но не изможден.
Больше никого в гроте видно не было. Облегченно переведя дух, Владимир выпрямился и сделал было шаг к выходу, собираясь дать знак своим спутникам, но тут же почувствовал, как что-то ухватило его за ногу и рывком подняло вверх тормашками. От неожиданности он вскрикнул, снаружи тут же послышался удаляющийся шум. Лежавший открыл глаза, увидел попавшегося в ловушку Владимира, издал торжествующий вопль, вскочил, ухватил суковатую палку и бросился к нему.
Впрочем, пол грота, по всей видимости, весь был покрыт петлями-ловушками, поскольку зазевавшийся хозяин, не успев приблизиться на расстояние вытянутой палки, также вознесся к потолку, и также вверх тормашками.
Обезьяньей ловкостью не обладали ни тот, ни другой, сложиться пополам, дотянуться и высвободить ногу из петли никто не мог, а потому им только и оставалось, что висеть. При этом хозяин грота жутко ругался и грозил незваному гостю и пытался стукнуть его своей палкой, а Владимир тщетно призывал на выручку удравших спутников.
Сколько они так орали, - должно быть не меньше часа, поскольку охрипли, а перед глазами (по крайней мере у Владимира) плыли красные круги. Наконец, в минуту затишья, пока переводился дух, из-за пределов грота донеслось осторожное:
- Я же тебе говорил - не дракон... Дракон бы уже все, того... А он все орет...
- Так ведь и не разбойники... Они бы его давно...
- Ну, давай, иди, посмотри...
- Иди сам!.. Что я тебе, филин, что ли?
- Почему - филин?
- У него глаза большие...
- Ну чего вы там застряли? - из последних сил закричал Владимир. - Нет тут никого!..
И как бы подтверждая его слова, хозяин грота снова принялся ругаться.
- Ишь ты, а говорит - нет никого... Может, его в плен взяли? Поджаривают. Он и того... Нас заманивает...
- Тихо. А то услышат еще... Подождем.
Владимир совсем было потерял надежду на освобождение, когда, по прошествии еще как минимум получаса, возня снаружи возобновилась. Вися лицом ко входу, он заметил едва обозначившуюся тень в самом низу. Тень появилась, тут же спряталась, затем появилась снова. Наконец, как ни в чем не бывало, появились его спутники.
- Ты чего здесь? - тут же осведомился Рамус. - Позвать не мог? Мы там с ног сбились, тебя ожидаючи. Думали, уж не ушел ли куда... А это кто?
- Мне откуда знать? - устало пробормотал Владимир. - Снимите меня. Только осторожно, тут везде ловушки понаставлены.
Как ни странно, ловушек оказалось всего две. И обе были использованы. Недолго думая, сэр Ланселот перерубил веревку, на которой болтался Владимир, даже не озаботившись его поддержать. После чего направился к висевшему хозяину, убрав предварительно меч в ножны. Которого снял, просто дернув за веревку. Нагнувшись, ухватил за шкирку и поднял.
- Ты кто? - грозно спросил он.
- Я... это... отшельник я... мирный, - пробормотал тот, как-то сразу присмирев.
- А чем докажешь? - тут же очутился рядом Рамус. - Хотя... - Он окинул грот взглядом. После чего неожиданно повернулся к сэру Ланселоту: - Ты его спроси, может, он про Грааль чего знает, раз отшельником прикидывается?
Повисло молчание. Владимир, сидя, растирал тело и потихоньку приходил в себя.
- Ну? - грозно прорычал рыцарь.
- Что - ну? - не понял отшельник.
- Отвечай, тебя спрашивают!..
- Меня? - удивился тот.
- Не меня же! Отвечай!
- Чего отвечать-то, что меня спрашивают?
- Что тебя спрашивают, то и отвечай!
- Так меня ни о чем не спрашивают...
- Погоди, - вдруг неожиданно миролюбивым тоном вмешался Рамус. - Тут по-другому надо. Он, по всему видать, из наших, из ученых, то есть. Потому как логике обучен. Вы тут пока располагайтесь, - он хозяйским жестом обвел грот, - а мы потолкуем.
После чего принялся лопотать на каком-то птичьем языке. Собеседник ответил ему тем же. Прошло совсем немного времени; Владимир пришел в себя и сел на лавку; сэр Ланселот, внимательно осмотрев грот изнутри, осматривал его снаружи, прикидывая, наверное, как его лучше оборонять, - на случай нападения, или покидать, - на случай отступления.
Наконец, Рамус и отшельник поднялись. Последний вышел и грота и исчез в кустах.
- Все в порядке, - доложил Рамус, - из наших он. Бывший лекарь. Зовут Ридикулусом. Сейчас чем-нибудь угостит.
Прошло совсем немного времени. Ридикулус принес фазана, какую-то рыбу, похожую на язя, развел костер, ощипал, счистил чешую, выпотрошил, обмазал глиной и положил неподалеку огня. Смахнул, как мог, со стола, - отчего тот не стал выглядеть чище, - взгромоздился на лавку рядом с Владимиром и принялся смотреть на огонь. Рыцарь и Рамус устроились на другой лавке, в ожидании угощения, не заставившего себя долго ждать.