долее сдерживать любовь, которую внушила ему его прекрасная пленница. Он признается маркизе в своих чувствах, но, так как признание его встречено с необоримым отвращением, он начинает обходиться с несчастной женщиной дерзко и грубо: от его почтительного отношения не остается и следа. Но Эфразия так встревожена долгим отсутствием Вильфранша, что не замечает изменившегося отношения главаря. И вот, когда остальные разбойники ушли и она осталась вдвоем с главарем, она решилась спросить его, отчего так долго не возвращается ее спутник.
— Не беспокойтесь о нем, сударыня, — презрительно ответил разбойник, — вы его больше не увидите. Я обманул вас точно так же, как уже обманывал многих. Впрочем, буду с вами откровенен: вы либо выйдете отсюда моей супругой, либо не выйдете вовсе.
Услышав страшную правду, маркиза смертельно побледнела, так что жестокосердый разбойник испугался, как бы она раньше времени не сошла в могилу, и решил смягчить воздействие своей угрозы.
— Послушайте, сударыня, — начал он, — ваше отчаяние растрогало меня, и я предлагаю вам заключить соглашение, выгодное нам обоим. Я не стану применять к вам силу, хотя с ее помощью я мог бы получить все, чего захочу, но взамен поставлю одно условие, от которого вы, полагаю, не откажетесь.
— Что же это за условие?
— Вам нужно собственноручно переписать и подписать текст, который я вам дам.
И он протягивает ей бумагу. Эфразия берет ее и читает следующие слова:
«Так как в последнее время муж мой резко изменил свое отношение ко мне, что не могло не вызвать у меня крайнее неудовольствие, я обещаю и заявляю сьеру Жозефу Дешану, во власть которого я отдалась совершенно добровольно, что буду жить с ним в самой тесной близости и союзе до тех пор, пока смерть господина де Ганжа не освободит от связывающих меня ныне брачных уз и я не смогу заключить брачный контракт с вышеуказанным сьером Дешаном, коему я обещаю быть верной, послушной и покорной».
— Разве вы не знаете, сударь, — с трепетом произнесла Эфразия, — что, предлагая мне подписать подобную бумагу, вы хотите заставить меня выбрать смерть?
— Вам решать, сударыня, — ответил Дешан, кладя на стол огромный пистолет. — Это последнее средство убеждения, и оно к вашим услугам. Но знайте: я прибегну к нему только после того, как не оставлю вам никакой надежды умереть невинной.
— Ваши слова повергают меня в ужас.
— Слова мои не столь ужасны, как вам кажется, а вот ваше сопротивление выглядит очень глупо. Однако, сударыня, пора принимать решение, медлить нельзя.
У маркизы не было выбора: подписав, она выигрывала время и надежду на побег; в случае же отказа ей грозила немедленная смерть. Она пишет; но едва она ставит подпись, как появляются двое незнакомцев и, назвавшись служителями правосудия, набрасываются на Дешана, связывают его и вместе с маркизой уводят из подземелья. Аккуратно свернув записку, они прячут ее, сажают пленников в экипаж, и менее чем через два
часа все четверо прибывают в Монпелье. И тут начинаются странности, причины коих маркиза объяснить никак не может. Прибыв поздним вечером в Монпелье, экипаж едет не во дворец правосудия, а в предместье и останавливается возле крайне подозрительного трактира. Так называемые служители закона высаживают г-жу де Ганж, отводят ее в трактир и, оставив под присмотром хозяйки, исчезают вместе с Дешаном. Через некоторое время в комнатенку, где сидит несчастная Эфразия, приходит кучер, доставивший ее сюда, и велит ей следовать за ним: по его словам, ему приказали отвезти ее к епископу. Услыхав про епископа, маркиза немного успокаивается и бесстрашно идет за своим провожатым... Ее действительно привозят в резиденцию епископа.
— Монсеньор, — говорит полицейский чин, представляя маркизу,— вот г-жа де Ганж; мы арестовали ее в логове банды разбойников. А вот документ, посредством которого она связала свою судьбу с главарем разбойников. Негодяй утверждает, что получил эту бумагу добровольно и без всякого принуждения; также он утверждает, что поведение сей дамы не отличалось ни добронравием, ни добродетелью. Зная о вашем родстве с домом де Ганж, перед тем как отдать ее в руки правосудия, мы посчитали своим долгом привести ее к вам.
С этими словами офицер удаляется, и маркиза остается наедине с прелатом.
— Сударыня, — со вздохом произносит прелат, — я не ожидал от вас такого поведения.
— Увы, — отвечает Эфразия, — я знаю, все улики против меня. Но если вы пожелаете вы-
слушать мой рассказ, надеюсь, искренность моя поможет вам отличить правду от лжи.
Предложив маркизе сесть, прелат внимательно и доброжелательно выслушал ее. Не намереваясь ничего скрывать, Эфразия все же приписала свое опрометчивое бегство с Вильфраншем ложным слухам о своем супруге, которые неожиданно стали распространяться в Бокэре. О задержании беглецов Дешаном было рассказано без утайки, а когда речь зашла о приписанной ей склонности к Дешану и о письме, где она лично подтверждала эту склонность, она отрицала все так энергично, как может делать только тот, кто не повинен в приписанных ему проступках.
Прелат, чистосердечный и доверчивый, какими обычно бывают истинные отцы Церкви, внимательно выслушал ее, а затем сказал:
— Сударыня, ваше лицо не умеет лгать, и полагаю, вряд ли бы сумело, даже если бы вы попытались его заставить. Однако, принимая во внимание показания тех, кто вас сюда доставил, я не могу взять на себя ответственность немедленно отправить вас домой, не получив дополнительных указаний соответствующих властей. А потому, ради вашего же блага, прошу вас согласиться отправиться пока в местный монастырь урсулинок, где с вами будут обращаться в соответствии с вашим титулом и рангом. Когда же вы прибудете на место, мы с вами, каждый со своей стороны, напишем маркизу де Ганжу, и я торжественно вам обещаю сделать все, что потребует от меня ваш супруг.
Не имея оснований оспаривать столь разумное решение, Эфразия поблагодарила монсеньо-ра и в сопровождении старшего викария была незамедлительно препровождена в указанный
монастырь, откуда она немедленно написала мужу. Вот это письмо:
«По повелению монсеньора епископа Монпе-лье я пребываю в тамошнем монастыре урсулинок. Ах, сколько событий произошло с тех пор, как мы с вами расстались! Как только вы получите это письмо, поспешите ко мне, но, прежде чем отправиться в монастырь, побывайте у епископа: он один может дать разрешение на посещение. Любите, как и прежде, вашу Эфразию, ибо она с уверенностью может сказать, что по-прежнему достойна вас, равно как и вы всегда будете достойны ее любви. Вы могли посчитать меня виновной. Но ведь и вы виновны в моих глазах! Так торопитесь же, нам надо объясниться, это необходимо для нашего счастья». Не станем описывать чувства Альфонса во время чтения этого письма.
— Ах, мой ангел, — воскликнул он, — ты любишь меня! Я буду обожать тебя всю жизнь! Уверен, ты виновна не более, чем я! Так поспешим же убедить друг друга в нашей невиновности...
И, не тратя времени на сборы, маркиз садится в карету и велит везти себя в Монпелье.
Помня об указании, данном женой, а также исходя из письма епископа, полученного им одновременно с письмом Эфразии, он останавливается у дверей прелата и велит доложить о себе. Не считая нужным вступать в объяснения, епископ без проволочек дает маркизу разрешение посещать жену, когда ему будет угодно, и проводить у нее столько времени, сколько будет необходимо; отдавая де Ганжу эту бумагу, он также вручает ему документ, подписанный Эфразией в подземелье.
— Что же касается этого письма, — говорит он маркизу, — мой долг передать его вам. Однако
обязан сообщить вам, что я лично рассматриваю его всего лишь как свидетельство низости сего Дешана и его жестокости, применив которую ему удалось запугать вашу добродетельную супругу, с честью вышедшую из всех выпавших на ее долю испытаний.
Отложив разбирательство на потом, Альфонс мчится в монастырь и, получив от аббатисы разрешение увидеться с женой, бежит в зал приемов, где его уже ждет г-жа де Ганж.
— О друг мой! — восклицает она при виде супруга. — Когда передо мной предстало ужасное зрелище, явственно доказывавшее неверность вашу, голос отчаяния заглушил голос рассудка, и, слушая только его, я совершила крайне неосмотрительный поступок. Знаю, я не должна была так поступать, но как можно рассуждать, когда отчаяние застилает взор и подавляет разум?.. Бросившись вниз по лестнице, я увидела Вильф-ранша и, желая объяснить, отчего одежда моя в жутком беспорядке, рассказала ему о том, что мне довелось увидеть. Не дав ему времени ответить, я потащила его на постоялый двор, где можно было найти экипаж, велела нанять карету и везти меня в Ганж...
И с той же искренностью, с какой она рассказывала о своих несчастьях епископу, маркиза поведала мужу обо всем, что с ней случилось.
— Но кто, — воскликнул Альфонс, — кто показал тебе картину, кою ты неправильно истолковала?! Почему пол был разобран и ты смогла увидеть, как я вошел в комнату, которую искренне считал твоей?
Не желая компрометировать брата мужа, осторожная маркиза сказала, что она была одна
и, услышав шум, донесшийся из комнаты Амб-руазины, подошла к дыре и заглянула вниз.
— Мое отчаяние было столь сильно, — сказала она, — что, позабыв обо всем, я решила бежать. И могу только повторить, что во время пути, равно как и во время злосчастного нападения на нас разбойников, граф вел себя по отношению ко мне безупречно. Ах, друг мой, все знаки внимания и уважения, что выказал он мне по дороге, заслуживают только похвалы!
— Воистину, вам довелось пережить немало жутких минут, — с чувством произнес маркиз, более обеспокоенный поведением Дешана, нежели Вильфранша.
— Мой дорогой Альфонс, — ответила маркиза, — главное, что ни тот ни другой не причинили мне никакого вреда.
— Но эта записка, — напомнил маркиз, пробегая глазами текст, — эти признания, что содержатся в ней...
— Я написала ее, чтобы сохранить жизнь и в урочный час оправдаться перед тобой: иначе мне пришлось бы умереть. О друг мой! Верь в добро* детель жены своей, ибо я люблю тебя и любовь моя столь же нерушима, как и моя добродетель. Порви эту ужасную бумагу, иного обращения она не заслуживает.
— Напротив, я сохраню ее, — ответил Альфонс. — Качество бумаги, чернила, которыми тебе пришлось ее написать, — все это сможет когда-нибудь помочь найти виновного: для меня очень важно узнать его имя.
— Хорошо, поступай как знаешь, — ответила маркиза. — Но заклинаю тебя, давай скорее уедем отсюда! Достаточно одного твоего слова,
чтобы вырвать меня отсюда. Мы вновь будем вместе, и яд ревности больше никогда не будет отравлять нашу кровь, и ни единое облачко не омрачит весну нашей жизни.
Вновь заверив супругу в нежной своей любви, маркиз полетел обратно к епископу, и тот, не вдаваясь в лишние объяснения, вручил г-ну де Ган-жу разрешение забрать жену из монастыря. Воссоединившиеся супруги тотчас прибыли к епископу, дабы выразить ему свою благодарность, а затем отбыли в Ганж.
— Поистине тебе пришлось пережить необычайные приключения, — начал Альфонс, обращаясь к Эфразии, когда супруги наконец остались одни. — Интересно, кто сумел все это подстроить?
— Не знаю, — ответила маркиза. — И все же я повсюду ощущаю, одну и ту же руку.
— Да, разумеется,— ответил Альфонс,— ибо всему имеется лишь одна причина, и эта причина — твое неосмотрительное бегство из Бокэра.
— Но кто-то же подтолкнул меня совершить эту оплошность! — воскликнула г-жа де Ганж. — А вот его-то мы и не знаем! Чем больше я размышляю о подоплеке этого дела, тем больше вижу в нем противоречий. Но сколько я ни бьюсь, ответа на возникающие у меня вопросы не нахожу.
— У меня такие же ощущения, — произнес Альфонс. — Но не будем утомлять наш ум пустыми догадками. Мы снова вместе: я доказал тебе свою невиновность; ты убедила меня в своей добродетели, так пусть же будущее принадлежит счастью, и оставим несчастья в прошлом.
Теперь, когда наш проницательный читатель наверняка уже узнал в уловках, о которых мы только что поведали, коварную руку аббата де
Ганжа, нам остается объяснить, отчего аббат так усложнил разработанный им план.
Почему бы графу де Вильфраншу не доставить маркизу в замок? Или же без лишних хлопот задержать ее при въезде в Монпелье? Ведь и в том и в другом случае Теодор достигал поставленной им цели! Но причина вот в чем: во-первых, аббату пришлось бы надолго оставить свою невестку в обществе соперника, а одна только мысль об этом вызывала у него сильнейший приступ ревности. Во-вторых, поступи он так, г-жа де Ганж оказалась бы повинной всего лишь в мелких проступках, а в намерения аббата входило заставить ее совершить подлинные преступления. Так, приказав разбойникам задержать Эфразию, он не только лишал ее общества соперника, но и навлекал на ее голову еще большие несчастья. Договорившись с одним из бандитов, он взял с него обещание с каждым днем обращаться с жертвой все более сурово, дабы она, обороняясь, стала бы совершать все более серьезные проступки, за которые впоследствии супруг подверг бы ее не менее суровому наказанию! Можно было просто задержать карету при въезде в Монпелье. Но одно дело — увидеть г-жу де Ганж, путешествующую в обществе молодого человека, честного и достойного всяческого уважения, и совсем другое — препроводить в город г-жу де Ганж в обществе главаря бандитской шайки, да еще имея на руках доказательство, что маркиза является любовницей этого главаря! И вот, тщательно продумав все нюансы своей интриги, коварный аббат решил не пожалеть усилий и разыграть настоящий спектакль со многими действиями, который, по его расчетам, должен был привести его к победе, а его жер-
тву — к полному и окончательному поражению. Но он не сумел предугадать поступков добросердечного епископа. Из всех, кого ему доводилось обманывать, провести благородного и простодушного епископа ему казалось проще простого — ведь именно добродетель чаще всего становится жертвой отвратительных происков преступления.
Негодяй полагал, что распутывать сплетенную им паутину интриги будут долго, и был очень удивлен, когда дело получило столь быстрое разрешение. Супруги прибыли в Ганж, в замке воцарилась всеобщая радость, и какие бы чувства ни испытывал аббат, он вынужден был радоваться вместе со всеми; впрочем, для человека, воспитываемого в духе притворства и лицемерия с самого детства, кривить душой труда не составляло.
Когда в замке царило всеобщее веселье, прибыл Вильфранш.
Сей молодой человек, глубоко порядочный, однако слабый и по-прежнему в глубине души влюбленный в г-жу де Ганж, очень тревожился о судьбе супруги своего друга, а потому решил лично убедиться, что приключения ее завершились благополучно. Приехав в замок, он рассказал, как ему грозили страшными карами, если он попытается отыскать маркизу; с которой его насильственно разлучили, однако едва он почувствовал себя в состоянии отправиться на поиски, как он немедленно вернулся на то место, где их похитили разбойники. Проплутав некоторое время в лесу, он нашел лаз, ведущий в подземное жилище, но в нем было пусто. Не зная, в каком направлении продолжать поиски, он поехал в Авиньон, чтобы попытаться узнать о судьбе маркизы у ее матушки. По дороге он отверг эту мысль, опасаясь, что
публичные поиски его привлекут внимание к приключению, которое семья наверняка пожелает скрыть. Когда же он совершенно случайно узнал, что г-жа де Ганж вернулась к себе в замок, он поспешил лично в этом убедиться.
Вильфраншу рассказали обо всем, что приключилось с г-жой де Ганж, и молодой человек, исполнив долг вежливости, объявил, что завтра уезжает. Но его стали просить остаться, а так как втайне он и сам страстно желал задержаться, то уговорить его труда не составило, и радость, воцарившаяся в замке после возвращения маркизы, лишь умножцлась. Неожиданно пришло письмо от г-жи де Рокфей: узнав о случившемся, она спешно призывала дочь домой. Отъезд Амбруази-ны сопровождался вздохами и сожалениями, ибо за время, проведенное в Ганже, эта юная особа успела снискать всеобщие уважение и любовь; разумеется, г-жа де Ганж полностью вернула ей свое расположение.