встречаются гораздо чаще, чем нам кажется, и они гораздо более опасны, чем откровенные кокетки: от кокетки можно защититься, от тайной распутницы — никогда.
В течение нескольких лет г-жа де Дони являлась любовницей аббата де Ганжа. За это время аббат смог изучить ее характер, и она показалась ему подходящей кандидатурой, способной помочь осуществить его коварные замыслы, направленные против несчастной невестки. Поделившись своими планами с г-жой де Дони, аббат с радостью убедился, что выбор его был правильным. Любая проделка, любое злокозненное предприятие, особенно осуществленное втайне, доставляли этой особе неизъяснимую радость, а потому она без колебаний согласилась принять участие в интриге аббата; оставалось только завлечь в расставленные силки маркиза де Ганжа.
Как мы уже сказали, г-жа де Дони отличалась необычайным лицемерием, и втереться в доверие к г-же де Шатоблан и ее дочери для нее труда не составило. Поэтому однажды она сказала г-же де Ганж:
— Мне очень жаль, что между вами и маркизом де Ганжем установились прохладные отношения. Ваше раздельное проживание вызывает удивление у всего города. Вчера, к примеру, на приеме у герцога де Гаданя все были крайне удивлены, что маркиз живет не у вас, а в другом доме.
— Это связано с тем, что в городе у нас нет своего дома, — ответила г-жа де Ганж, — и мы делаем все, чтобы упущение это исправить. Но от проживания в разных домах мы не стали меньше любить друг друга. Полагаю, уже следующей зимой мы всей семьей будем проживать в одном доме.
— Я вас понимаю, но вы же не объясните это каждому, а потому люди будут продолжать судачить, домысливать и искать причины там, где их нет и быть не может. Ах, Эфразия, зачем я вам все это объясняю, вы не хуже меня разбираетесь в людях, а потому вряд ли удивитесь, когда узнаете, что в городе все только и делают, что обсуждают ваше охлаждение друг к другу! Скажите мне правду, дорогая, откройте мне душу: в чем причина вашего отдаления друг от друга, о котором шепчется весь город? В ваших интересах рассеять досужие сплетни, дело чести — заставить умолкнуть сплетников. Заклинаю вас во имя дружбы, кою я всегда к вам питала: расскажите мне всю правду, не таитесь, ответьте доверием на мою искренность. Ведь не желай я вам добра, я бы не стала задавать вам такой вопрос.
Коварная г-жа де Дони сумела затронуть наиболее уязвимое место в сердце маркизы, и несчастная, не выдержав, бросилась в объятия сей лицемерной особы и призналась, что охлаждение к ней Альфонса является истинной правдой, но причины сего охлаждения ей неведомы, и она готова отдать свою жизнь, чтобы эту причину узнать.
— Так вы хотите знать правду? — с наигранным удивлением спрашивает г-жа де Дони. — Дело в том, что муж ваш слишком ревнив. История с Вильфраншем, известная здесь многим, доказывает, что Альфонс ревнив до чрезвычайности, а ревнивые мужья неизбежно становятся либо холодными, либо вспыльчивыми. Ваш супруг, похоже, относится к первому разряду. Однако помочь делу можно всегда.
— Мне уже предлагали разные способы, но все они вызвали у меня только отвращение.
— Неверность, не правда ли? О! я не хочу обучать вас коварству, дорогая. Когда был жив мой муж, обстоятельства, похожие на ваши, поставили меня перед необходимостью применить средство, о котором я вам сейчас расскажу, и с его помощью я достигла своей цели. Поэтому, прежде чем отвергать это средство, я попрошу вас внимательно меня выслушать и, если вам оно подойдет, воспользоваться им.
Когда вам кажется, что узы Гименея утомляют супруга, попытайтесь оживить их, дабы он вновь воспарил на легких крыльях любви. Перестаньте хотя бы на миг быть супругой маркиза де Ган-жа — станьте его любовницей; вы не представляете, как много может выиграть женщина, если она сумеет сыграть иную, непривычную для нее роль. Я подогрею его воображение до такой степени, что он согласится на романтическое свидание с собственной женой, а я у себя в доме подготовлю для вас темный кабинет. Вам же, чтобы лучше сыграть задуманную сцену, придется делать вид, что вы встретились с другим человеком. Поверьте, пламя его былой любви разгорится с новой силой! Уступите, если он обнимет вас. Чем вы рискуете, если вы уверены, что пребываете в его объятиях? Вы почувствуете, как он, опьяненный любовью, пылает невыразимой страстью, позабытой им в царстве привычки. А потом свечи зажигаются, иллюзия исчезает и ваш муж видит свою пылкую и обожаемую супругу; и с этого момента он вновь обретает в узах Гименея все те радости, которые дарит нам любовь.
С поистине непередаваемым волнением Эфразия слушает г-жу де Дони, и целомудренная страсть окрашивает ее прекрасные ланиты
счастливым цветом, соединившим в себе краски стыдливости и сладострастия. Приглушенные вздохи вырываются из ее прекрасной груди, и сердце ее бьется подобно молодой голубке, рвущейся из клетки навстречу милому другу.
— Но, любезная сударыня, — спрашивает она робко, — не кажется ли вам, что такой поступок может опорочить мою честь?
— Нет, ведь вы употребляете хитрость, чтобы вернуть себе того, кто дан вам в супруги по закону.
— А не будет ли такой поступок противен скромности?
— Как можно оскорбить стыдливость, когда ты всего лишь желаешь вернуть чувства собственного супруга, тебе же некогда принадлежавшие? Такое свидание — крайне предосудительное, если оно дается любовнику, — становится добродетельным, когда единственной целью вашей является восстановление самых целомудренных уз.
Эфразия сдается, и они договариваются о дне свидания. Чтобы сохранить все в тайне, г-жа де Ганж должна прибыть к г-же де Дони поздно вечером.
Маркиза приезжает в девять часов.
— Он здесь, — говорит графиня. — Он нашел эту уловку чрезвычайно милой и с превеликим удовольствием согласился на игру. Ведите себя как подобает, а главное, помните: он знает, что его ждут объятия его дорогой Эфразии. Тем не менее слова Эфразии не должны выдать ее секрет, она не должна выражать уверенность, что рядом с ней ее супруг. Используйте все ваше мастерство, чтобы с чувством сыграть роль любовницы, и успех вам гарантирован!
Темная комната приготовлена. Но, несмотря на уверенность, что во мраке ее ждет муж, маркиза вся дрожит от охватившего ее страха. Ни единого луча не проникало в отведенный для свидания покой; ни единого звука не было слышно; впрочем, маркизу предупредили, чтобы и она говорила шепотом,
— Это вы? — спрашивает у нее тихий голос, измененный, видимо, тоже по просьбе хозяйки дома. — Вы ли это, ангел мой? Сколько прелести нахожу я в столь необычной манере свидания нашего!
— Мне тяжко встречаться с вами в такой обстановке, но чего не сделаешь ради того, кого любишь! Однако полагаю, вы не станете злоупотреблять моей слабостью.
— Нет, но ты ведь позволишь мне воспользоваться своими правами?
— Ты имеешь в виду права на мое сердце?
— Ах! Не только, ибо любовь дает мне и иные права.
— Сколь приятно мне слышать в этом мраке слова любви!
— Так не станем же медлить и подарим друг другу любовь нашу.
— Но вот ты и изменил своим обещаниям.
— Я обещал любить тебя... Как! Ты противишься мне?
— Ах! Могу ли противиться тебе... ведь ты единственный, кого я люблю на этом свете...
— Тогда что же тебя останавливает? Отчего ты сопротивляешься и не желаешь доказать мне свою любовь? Ведь ее огонь снедает также и меня...
И тут доверчивая Эфразия оказывается в объятиях, преступно распахнувшихся ей навстречу...
и вот она уже на краю обрыва, где порок разрывает узы Гименея...
Внезапно дверь, противоположная той, через которую она вошла, с шумом распахивается.
— О, лицемерное создание! — восклицает маркиз де Ганж, зажигая факелы, отблески которых, ослепив маркизу, не позволяют ей разглядеть молодого человека, мгновенно исчезнувшего, словно его и не было.
— Преступная жена, — в ярости продолжает маркиз, — ты заслужила мой гнев, ибо, приумножая преступления свои, ты уже не пытаешься скрыть их!
Едва не утратив рассудок, Эфразия устремляется в апартаменты г-жи де Дони, куда следом за ней мчится и ее супруг.
— Что это значит?! — с благородным негодованием, право на которое дает ей добродетель, восклицает Эфразия. — Что за кошмарный спектакль вы мне устроили? Разве не вы втолкнули меня в эту западню, разве не с моим супругом обещали вы мне устроить свидание?
— Какая ложь! — в ярости взревел Альфонс. — Меня и не было рядом с вами, но я был за стеной и все слышал! Разве за время свидания вы хотя бы раз обратились ко мне, произнесли хоть слово, способное подтвердить, что вы обращаетесь именно ко мне?
— А как могла она это сделать, — неожиданно промолвила графиня, — если была уверена, что держит в объятиях любовника, свидание с которым она умоляла меня устроить. Разумеется, я могла дать согласие, но только предупредив ее супруга.
— Бессовестная!
— Спокойно, сударыня, спокойно, — прошипела г-жа де Донй, — не пристало мне помогать вам в таком постыдном деле. Лучшее, что могла я сделать, — это пригласить вашего супруга, дабы он лично мог убедиться в вашем распутном поведении. И если после длительных уговоров я согласилась устроить вам свидание с любовником у меня в доме, то лишь для того, чтобы открыть глаза вашему мужу на ваше чудовищное поведение. Он должен был сам увидеть, что вы не только позабыли свой долг, но еще и лицемерка до мозга костей!
— Мерзкое чудовище, — побледнев от ярости, воскликнула Эфразия, — какие глубины ада подослали тебя опорочить мою добродетель?!
— Замолчите, сударыня, — вмешался Альфонс,— ваш гнев сейчас неуместен. Эта дама проявила истинную мудрость: она еще раз заставила меня убедиться, сколь отвратителен порок, которым вы себя запятнали! Только не думайте устраивать скандал, сударыня, он обернется против вас. И прекратите напоминать о моей ревности... ее больше нет, она исчезла вместе с моей любовью. Поступок ваш внушает мне отвращение, а потому я покидаю вас. Возвращайтесь домой и постарайтесь вести себя тихо: не в ваших интересах поднимать шум. Тайна и ваше последующее образцовое поведение, быть может, помогут вам сохранить остатки вашей некогда безупречной репутации, но, если вы станете громко возмущаться, вы окончательно погубите и свою репутацию, и мою.
— Я подчиняюсь вам, сударь, — смиряя клокотавший в ней гнев, ответила Эфразия. — Я ухожу! Исцеление раны, нанесенной рукой сей коварной
и недостойной особы, потребует времени. Но я непременно залечу эту рану, да, сударь, залечу! И помните: даже если эти гнусные чудовища не перестанут меня преследовать, я дружелюбным и скромным поведением своим сумею доказать вам свою невиновность и заставить вас вернуть мне свою любовь, ибо я всегда была ее достойна. Любовь же к вам я не теряла никогда.
Потом она повернулась к графине:
— А вы, сударыня, найдите подходящую причину, чтобы порвать со мной отношения, а главное, не попадайтесь мне более на глаза, иначе месть моя будет столь же ужасна, как и лицемерие ваше.
Возвратившись домой, маркиза решила никому не рассказывать о своем приключении, ибо понимала, насколько трудно ей будет убедить окружающих в правоте своей и оправдаться в их глазах. Поэтому она продолжала вести себя как ни в чем не бывало и, как обычно, посещала приемы и балы.
Однако заботами недругов, подстроивших ей гнусную западню, происшествие стало достоянием общества. А негодяям только это и было нужно, и, вдохновленные первым успехом, они стали обдумывать новые подлости.
Желая убедить маркиза в преступном поведении его жены, г-жа де Дони, по наущению аббата, даже не намекнула Альфонсу, что Эфразия была уверена, что идет на свидание с мужем; напротив, графиня выставила супругу Альфонса в крайне неприглядном свете. И разумеется, очередное — и весьма убедительное! — подтверждение неверности Эфразии не могло не повлиять на несчастного маркиза, давно уже охладевшего к жене. С каждой новой ловушкой, подстроенной его жене ее тайными недругами, маркиз де Ганж проникался к супруге своей все более недобрым чувством.
В то время в Авиньоне проживали двое молодых людей приятной наружности и любезного обхождения. Обладая солидными состояниями, они тем не менее принадлежали к тому сорту мужчин, которых именуют развратниками; злоупотребляя милостями, полученными от природы, они без всякого на то основания смотрели на женщин как на существа, созданные единственно для удовлетворения их страстей, и не задумывались над тем, какой урон они наносят обществу, вовлекая в адюльтер легковерных супруг и затягивая в пучину разврата юных девиц. Ступив на стезю продажной любви, а зачастую и преступления, эти девицы, в свою очередь, также начинали насаждать вокруг порок и часто направляли отравленные стрелы, неосторожно вложенные в их нежные руки, на своих же совратителей... Эта жестокая истина должна была бы побудить всех задуматься, стоит ли огульно ниспровергать все нормы морали, а людей добропорядочных — ощутить немедленную потребность закрыть свое сердце от всего, что противоречит нравственным устоям общества. О, сколь недальновидны и непоследовательны те, кто поступками своими или своим пером трудится исключительно над развращением нравов, ибо они сами способствуют насаждению тех несчастий, кои впоследствии обрушатся на их же головы!
Молодых людей звали герцог де Кадрусс и маркиз де Вальбель; оба были старшими сыновьями почтенных семейств. И тот и другой были
значительно богаче, чем шевалье де Ганж, однако они поддерживали с ним тесные отношения, и по совету Теодора шевалье решил посвятить их в тайные замыслы и заодно попросить у них совета.
И вот однажды, когда указанные нами молодые люди вместе с шевалье де Ганжем обедали в городе у знаменитого в те времена трактирщика, шевалье обратился к приятелям:
— Вчера на приеме вы, надеюсь, видели мою невестку?
— Разумеется! — немедленно откликнулся Вальбель. — Это единственная в Авиньоне женщина, заслуживающая нашего внимания. Если предложение твое не будет противоречить чувствам, которые она нам внушила, ручаюсь: ты не пожалеешь, что оказал нам услугу.
— Вы не поняли, друзья, я не предлагаю вам свои услуги, напротив, я сам намереваюсь просить вас об одолжении, тем более что просьба моя поначалу может вам показаться странной. Дело в том, что я безумно влюблен в эту женщину и одновременно всеми силами стремлюсь навредить ей в глазах света.
— Черт возьми! — воскликнул Кадрусс.— Я уверен: стоит ей стать твоей любовницей, как репутация ее тотчас же окажется подмоченной. Ты, друг мой, без сомнения, обладаешь всем необходимым для того, чтобы обесчестить женщину.
— Если бы дело обстояло именно так, я бы не стал просить у вас помощи. Нет, дорогие мои, все гораздо сложнее, поэтому слушайте внимательно и постарайтесь меня понять. Если я соблазню ее, она падет жертвой моей страсти, а мне нужно не столько соблазнить ее, сколько за-
ставить всех поверить, что она пала жертвой ваших страстей. Я должен извлечь выгоду из ее падения, а успех в обществе и прочие лестные для мужчин слухи я готов отдать вам.
— Вальбель, — обратился к приятелю Кадрусс, — мне это нравится. Ты же не станешь отрицать, что репутация красивого молодого человека только выиграет, если его станут считать любовником хорошенькой женщины. В сущности, никому нет дела до того, являешься ли ты таковым на самом деле. Я согласен и готов немедленно заняться вашей избранницей, — продолжил герцог. — Ты станешь моим проводником, шевалье, и будешь указывать мне, что я должен делать; а пока изволь рассказать нам, почему ты решил затеять такую сложную интригу.
Де Ганж поведал приятелям о наследстве и об опасениях братьев, как бы г-жа де Шатоблан не стала опекуншей сына маркиза, лишив таким образом самого маркиза права пользоваться полученными деньгами. Не получив доступа к наследству, братья де Ганж вскоре будут вынуждены изрядно ограничивать себя в средствах. Заставляя молву приписывать дурные поступки маркизе де Ганж и ее матери, подталкивая обеих женщин к совершению ошибок, братья, таким образом, хотят отстранить их от управления наследством. Но так как действовать напрямую они не могут, то им нужна помощь. Сам же шевалье надеется заполучить маркизу и удовлетворить свою страсть. И шевалье попросил друзей по очереди прослыть любовниками маркизы де Ганж, в то время как он постарается стать таковым на самом деле. Когда же дело будет сделано, жертва его коварных планов вновь очутится в заточении в башне