Утром оказалось, что Жирика очень много — было ощущение, что, куда ни приди — он везде машет руками и весело басит, лезет во все щели, интересно ему, видите ли. Стоило Ахмету собраться на торжок — и он тут же, и приходится ему объяснять. Как вернулся — опять Жирик, чё там да как, весовой там жив или нет, короче, полный атас. Витьке с Ахметом, от природы немногословным, он за одну неделю надоел до приступов мировой скорби. Даже Серб, такой же веселый и общительный, и то вяло демонстрировал Жирику неодобрение, поддерживая политику своей стаи. От него была одна польза, все ночные караулы Жирик взял на себя: — Чё там, вы по хозяйству целый день, а мне один хрен делать нечего…
Однажды Ахмет поднялся к нему среди ночи, специально погромче шаркая по лестнице с третьего на четвертый. Прихватил пластиковый ящик с лестничной клетки, не торопясь поплелся к пулемёту. Жирик сидел на караульном стуле и совершенно не походил на себя дневного: собранный, внимательный человек, ничем не напоминающий расхристанного дневного балагура. Ахмет понял — старший лейтенант Кирюхин Игорь Степаныч сигнализирует ему, что свои дальнейшие действия обдумал, принял решение и готов им поделиться.
— Чё, не спится, товарищ командующий? Спокойно всё, тишина, как на кладбище. Последний раз час назад где-то; одиночный, 16-й калибр, район больнички.
Вместо ответа Ахмет протянул ему открытую пачку.
— Покурить что ль зашел?
— Да спросить, может, что надумал.
— А чё, так заметно?
— Да на торжке уже все обсуждают, чё ты задумал, — подъебнул Ахмет. — Весовщик дрынов нарезал, дровяные парни вон поленьев посуковатее отложили… Щас, поди, на сеть скидываются, вязать тебя, когда опять конкурировать придёшь.
Жирик молчал. Ахмет чувствовал, как он пытается вычислить процент, на который можно приоткрыть намерения. Ещё он чувствовал, что сейчас лучше всего сказать правду, момент располагал именно к открытым картам. …Ну, попробую. Отыграть назад никогда не поздно…
— Товарищ старший лейтенант.
— Я, — задумчиво отозвался Жирик, всё ещё, видимо, решающий задачу меры открытости.
— Я к тебе с предлогой пришел, только она покажется тебе немного трудноватой. Она и на самом деле трудновата, но ничё такого суперсложного.
— Чё, Нигмата вздернуть, а шахту подмять?
— Хе, однако размах у вас, господин офицер. Не настолько. Вот ты тут, я слышал, пытался как-то оказывать сервисные услуги предприятиям розничной торговли…
Жирик не стал выдерживать тон и откровенно хохотнул.
— Да уж…
— Вот. Я вот тут себе думаю, что делать это всё же надо, но малость не так. Надо как-то обставить всё это покультурней. Думаю, пора эти все толкучки немного укрупнить, вот. Каждая отдельная толкучка содержать Дом не сможет, а если их согнать в одну, то ма-а-аленького процента с ихнего общего оборота хватит на то, чтоб содержать десяток нормальных бойцов. Вот такие мысли.
— И как ты меня в этом всем видишь? Шугануть маленькие толчки, и потом охранять твой базар — правильно понимаю? Если так, то подписываюсь.
— Не, товарищ старший лейтенант, обожди подписываться. Я не хочу рано или поздно маслин твоих нажраться. Ты немного не тот парень, товарищ Кирюхин, уж прости за прямоту. Ты всегда будешь смотреть в лес. Поэтому считаю, что базар должен принадлежать твоему Дому. Подходит такой расклад?
Кирюха довольно продолжительное время смотрел на Ахмета и чё-то решал. Потом протянул Ахмету ладонь:
— Ты умный человек, татарин. Когда всё получится, а я знаю, что всё получится и я подымусь, обещаю тебе — в твою сторону первым не выстрелю.
— Добро, побили.
— Ахмет, вот ещё, сразу. Мне надо знать твой интерес в этом во всем. Ты не просто так это делать собрался, и я хочу знать, зачем тебе это. Примерно понятно, конечно, но лучше сам конкретно скажи.
— Вот мой интерес, чтоб не было непоняток. Мне надо, чтоб вокруг моего Дома были другие Дома, где сидят нормальные люди, хорошо ко мне относящиеся. Не должные мне, заметь — всё, что ты сделаешь, ты сделаешь сам, и мне должен ничего не будешь, а именно хорошо ко мне относящиеся. Чтоб я был им выгоден. Чтоб в тот момент, когда я, волей случая или по недосмотру, помешаю им в чем-то — чтоб до, до того, как стрелять, они мне сказали: Ахметзянов, есть недопонимание. Вот такое и такое. Понимаешь ход? Тебе вот я выгоден буду, как конкретно — потом протрем, важно, чтоб непоняток в целом не осталось. Ну чё, не видишь лажи в моих словах?
— Нет, лажи не вижу. И не чую.
— Ну и слава Богу. Ну ладно, давай чеши репу… — Ахмет начал подыматься.
— Куда собрался? Ничё я чесать не буду. То, что ты сказал, мне нравится, и я подписываюсь. Хочу конкретики послушать, ты ведь это не вчера придумал. Давай, изложи, как видишь.
— О чё значит военный человек. Нехуй сопли жевать, да? Ну, давай. Вообще-то, карту бы не хило принесть, да хрен мы чё тут разберем впотьмах. Короче, мысля такая. Фазанку шестнадцатую знаешь?
— Да как не знать.
— Вот. Смотри. Базарчиков маленьких в старом городе семь. Наш, за ДК; у «Паруса»; потом у двести второй школы; на стадионе; во дворах у пятого магазина, и за старым рестораном. Седьмой на площади, но он больше к ДОКу относится. Их всех загоняем в шестнадцатую фазанку, кроме последнего. Единственный Дом, который мог на этот счет залупиться, это рыбаки с Набережной. Но их по зиме хаслинские брали, и они не восстановились ещё. Когда восстановятся, они сами это сделают. На базе ДК или Универмага. Тут у них плюс есть, стратегический, можно сказать — лес рядом, тут по дровам лучшее место.
— А-а, вон чё ты закипишился. Вон тут, оказывается, какие расклады… С рыбачками бодаться поссыкиваешь. Решил меня приподнять, в противовес — и подальше от себя посадить. Во хитрая морда, ты посмотри, а…
— А чё, ты не рад, что ли? Смотри, всё, что я тебе как вариант предлагаю, в общем-то, разумной альтернативы не имеет. И ещё. Уточню, для ясности. Я никого не боюсь, понял? Тут пытались уже на ДК сесть, все на Луну улетели. И если ещё кто попробует, полетит за ними. Если надо будет, я свой Дом взорву, но надо мной никого не будет. Вот так.
— Ладно, ладно тебе. Непоняток нет, всё понято правильно. А чем тебе фазанка-то нравится?
— Сразу по нескольким причинам. Первая — садясь там, ты садишься на торговлю Вениковским хавчиком. Сейчас на Веникове сижу я, но долго не усижу, людей на это у меня нет. Если кто посильнее внимание обратит — всё, пиздец, этот канал мне не отмахать. Второе — дорога. В сторону трассы никто мимо тебя не пройдет. Это в перспективе вообще одна дорога в город и обратно, согласен?
— Ну да. Напряг с пыштымскими и старогорновскими не падает, а совсем даже наоборот. Да, согласен. Блин, Ахмет, а ведь получается, что ты канал так и так теряешь, если я не перехвачу… На самом деле, ничё я тебе должен не буду.
— Ну а я о чем тебе толкую. Никаких взаимных долгов, чистая обоюдная выгода. Но это ещё удержать надо будет.
— Да уж посмотрим.
— Кстати, третья причина, почему фазанка — легко держать. Вокруг застройка неплотная, с одной стороны — вообще пусто, город кончается, озеро ещё рядом — по воде тебя не подсадят. Есть там один дом не на месте, но об этом позже. На девятиэтажке ставишь караул, чисто смотреть и маякнуть, если чё. То есть, тревога — объявили и дриснули оттуда. А огневые — на самой фазанке. Там даже чё-то особо делать не надо, поставил вон НСВ, и хрен кто ближе сотки подойдет. Единственный минус — весь хаслинский накат твой будет. Вон, в Пятнашке, сколько раз уж вырезали, и сто пудов даю, когда-нибудь народ оттуда свалит, устанут. Ну, если кто-то там не сядет сурьезный, с 12,7.
— Ну, если это и забота, то завтрашняя. Пока базар, я так понимаю, надо сделать. Я уже тут думаю, кого подтянуть от Нигмата, от Мирохи. Есть там наши пацаны, которым эти козлы против шерсти.
— Думай, я на первое время тебя снабжу, чем надо, людей содержать сможешь. А как канал Вениковский перехватишь, за пару месяцев отобьешь затраты, рассчитаешься. Сложнее другое — где бы тебе пулемёт добыть.
— Ну, Ахмет, ты чё, думаешь, я сам не решу? Как раз этот вопрос не больно-то и вопрос, идеи на этот счет имею. Ну чё, завтра начнем?
— А чё тянуть. Ладно, пошел я спать, а то рассветет уже скоро. Давай, спокойно докараулить.
Утро принесло проблему. Когда угловые в полном составе сидели за завтраком, по газелькиной кабине, венчавшей вал оплетенных егозой кузовов, кто-то постучал. Ахмет загнул выраженьице — как же так, Дом застали врасплох, и ломанулся из-за стола. Выбежав, обнаружил незнакомого мужика, спокойно глядевшего на него через проход в заграждении. Новый камуфляж, чистый свитерок, волына демонстративно висит стволом вверх, типа не боюсь тут никого. …Блядство! Это ведь он обозначает, что в курсе, где мины стоят!… Ахмет проглотил остатки каши, сделал морду понаглее и вразвалочку двинулся навстречу, с удовлетворением отмечая, как его хлебники звякают стволами в окнах второго, занимая огневые. Насчет мин он ошибался — присланный Нигматом мужик не зря был жив, здоров и реально претендовал на статус Нигматова помогальника; обладая незаурядной интуицией, он вовремя отказался от так называемых «культурных навыков» и жил, полагаясь на логику лишь в необходимых случаях. Ахмет, дойдя до начала коридора, остановился, прикрывшись от возможного обстрела металлом волговского кузова. Мужик молча глядел на Ахмета, не допуская не то что лишних движений, но даже контролируя глаза — взгляд его не метался, а лениво плавал в небольшом коридоре. …У, в игры играть хотим, дядя? Давай, валяй… Ахмет ответил тем же, добавив разве немного насмешки в спектр посылаемых невербальных сигналов. Мужик постоял-постоял, понял — надавить не сложилось.
— Ты Ахметзянов?
— День добрый. Я.
Снова повисла пауза.
— Нигмат тебя зовет, пошли. — Лениво так, но молодец, владеет словесной мерой — убедительно.
…Опаньки! Вот и головняк, давно не виделись… — Ахмет прищурился, рассматривая чёрные провалы окон в домах на той стороне улицы. — …Сссука, во я тормоз! Ведь когда ещё решил заложить там всё и заминировать… Вот и крутись теперь, лентяй хренов… Где же… Должно быть трое минимум… Только бы у парней хватило ума не подставиться, наверняка где-то сидит один, а то и два с граниками…
— Это кто?
— Ты дуру-то не включай. Пошли, он долго ждать не любит.
— Ты, э. На вопрос ответь. Кто чё любит, без интереса мне это. И куда когда ходить, я сам решу. Тебя спросили — кто такой этот Нигмат. Вместо которого ты, торпеда, тут людям дерзишь.
…Ага! Один в общаге, метров шестьдесят, о! ещё один, крыша напротив, в дырке на шифере. Этот ближе… Ахмет потихоньку переместился, уменьшая подставленную площадь. Мужик тем временем малость подразозлился:
— Ты не нарывайся, чурбан! Больно дохуя на себя берешь. Нормально не хочешь, хуй на тебя, на пинках докатим. Этого хочешь? Последний раз добром тебе говорю — пошли.
— Чё ты там, хуй добром на кого, говоришь? За метлой, козел, смотри внимательней. Очком такие базары кончаются. Короче! — не дал ответить уже разинувшему рот мужику. — Забирай своих баранов, пока мои парни их не продырявили, и вали на хуй, там твое место. Понял, бескрайняя? Базарить научишься — приходи, расскажешь, кто как любит, как не любит. По ходу, ты об этом дохуя знаешь.
— Всё! Пиз-з-здец тебе, чурка ебаная!! — прошипел мужик, разворачиваясь. Видать, приказ был только сообщить.
— Машенька, фу, как грубо! — насмешливо крикнул Ахмет, падая и откатываясь за вал ржавых кузовов.
Гарнизон встретил командира недоумением, даже заводной по характеру Жирик присоединился к всеобщей позиции. После короткого нервного перекура его прорвало:
— Слышь, Ахмет. Ты тут хозяин, никто с твоими решениями не спорит. Но, ёпть, объясни, как так? Ты же всегда сам всем кричишь, типа, парни! вежливость и тэ де, культура и прочее, а сам Гончару разве что на клык только не предложил. Мы с парнями, если честно, это твое движение не поняли. Мне вот кажется, что ты сам доводишь до цугундера.
— Без проблем. Только вопрос один есть: Нигмату чё надо? Кто чё думает? Даже конкретнее вопрос поставлю — дать он нам чё-то хочет, или взять у нас?
— Ага, дать…
— Ну ты сказанул, Ахмет!
— Чё, чё, подмять хочет, чё ж ещё.
— Значит, он хочет взять, все согласны. Есть несогласные? Нету?
— Да чё ты как в детском саду!
— Взять можно бесплатно, можно заплатить много, или заплатить мало. Лучше, чтоб он сразу понимал, что тут бесплатно и дешево не получится? Или хуже?
— Вот как нагонит человек тридцать и объяснит, чё хуже, чё лучше…
— Не-а. Не нагонит.
— Эт почему же?
— Жирик, скажи вот: Нигмат дурак или умный? Только без прыжков в стороны, конкретно: дурак он или умный?
— Ну, умный. Конечно, умный, результаты — штука такая, не поспоришь.
— Вот и я думаю, что умный. Как думаешь, если умному человеку, который потрогал ненужный ему в общем-то предмет, этот предмет раз — и цапнул за палец, полезет он к нему ещё? Умный человек?
— Нет, пожалуй. А с чего ты так уверен, что Нигмат стерпит?
— Ну, как сказать… Тут у него два варианта — настаивать и забыть. Этот хмырь обиженный, как его там, Гончар, сейчас прибежит, и начнет Нигмата лечить — пошли, мол, охуевшего этого научим родину любить. Жирик, ты там кухню всю видел, так оно будет, нет?
— Так и будет. И вполне может быть, что придут. И научат.
— Пацаны ихние слышали базар?
— Конечно. Разве только третий не слышал, тот, что за деревом во дворе напротив лежал. Далековато там; а эти слышали по-любому, ветра не было.
— Как думаешь, проверит Нигмат то, что ему этот Гончар прогонит?
— Не знаю. Но, думаю, проверит — есть у него особист бывший, с ним ходит постоянно.
— И чё Нигмату пацаны про состоявшийся базар доложат?
— Что ты и на самом деле охуевший тип, вот что. Ты ж этого склонял почем халва, нет?
— Правильно. Его, бычару невежливую. А Нигмата — нет. И с пацанов эту информацию снимут, будь спок. В остатке чё имеем — посмотри глазами Нигмата: он послал человека, зачем? Ему чё, есть что мне сказать? Нечего. Послал он этого, чтоб посмотреть — приду я, или нет. Пришел — значит, готов гнуться дальше. Если б пришел, то волыну бы сняли, привели пред начальственны очи, и кто я там перед Нигматом получаюсь? Два варианта — чмо или самоубийца. Не пришел. Как не пришел — орал тут, что похую мне все Нигматы и Мирохи? Опускал начальника в глазах подчиненных, нарывался? Нет. Быка на место поставил, а о хозяине слова не сказал дурного. И Нигмат поймет, сто пудов даю.
— Ахмет, всё верно. На самом деле, всё правильно, и я верю. Но если всё же не поймет?
— Тогда сам приду, и скажу, что, типа, не надо грязи. Повешу под клифтом пяток четырехсотых шашек, выцеплю момент, чтоб рядом встать, покажу — и поговорим. Когда увидит шашки, и взрыватель в чужой руке перед своим носом — все вопросы миром решатся. Потому что на самом деле нет вопросов-то.
— А если он прям сегодня наедет, чё тогда? — хмуро спросил практичный Витька Почтарь.
— Будем тогда отмахиваться.
— И ляжем тут все…
— Ляжем. А чё такого? Нам чё, не похуй? — впервые Ахмет сознательно использовал это магическое на нашей земле слово.
Помолчали. Ахмет с облегчением наблюдал, как разглаживаются хмурые лица его семейников. Прямой взгляд в лицо смерти всегда снимает кажущуюся сложность мира. Парни явно выдохнули вертевшиеся на уме блядские мысли, и их оживило уважение к себе: не надо, стыдясь себя, украдкой набрасывать кривые и мутные перспективы. Ясность по-любому лучше, даже смертельно опасная.