— Неужели люди себя прилично ведут только потому, что стремятся попасть в Рай? По-моему, мы изменились в лучшую сторону, — возразил Аналитик.
— Может, и изменились, — с некоторым сомнением ответил Галилео. — Но только вы ошиблись: в мое время люди вели себя прилично не потому, что хотели в Рай, а потому, что боялись попасть в Ад.
Но вернемся к вашему предыдущему вопросу. Есть, конечно, и те, кому поработать в радость, но опять же: не сортиры чистить! Вы хоть раз встречали нормального человека, который по своей воле и без вознаграждения будет ковыряться в нечистотах? То есть, по-хорошему, в Раю работать некому. Тут-то кульпиты — так мы их здесь называем — и помогают. Ад присылает нам массы мелких грешников на всяческие работы. Тут и упомянутые любители матерных выражений, и некрещеные дети крещеных родителей. И в итоге — всем хорошо! В Аду не надо тратить ресурсы на их содержание. В Раю есть кому работать. Самим кульпитам тоже в радость: никто особенно не мучает, дышишь свежим воздухом, занимаешься общественно полезным трудом. Иногда особенно отличившимся позволяют свидания с близкими, попавшими в Рай. А уж в особенных случаях даже дают полное прощение и пускают на постоянное жительство как натурализовавшихся праведников. Подобные случаи чрезвычайно редки, но оказывают большое воодушевляющее воздействие. В последнее время, кстати, стали даже использовать лотерею: мол, на все воля Божья! У американцев научились, спаси их Господи! Интересно, что некоторые кульпиты и не согласились бы сюда навсегда перебраться. Говорят: «Скучно! Я лучше вернусь на время в Ад, помучаюсь, конечно, не без этого, зато потом предамся всласть разврату и опять сюда, гастарбайтером — умильную рожу корчить!»
— А вы-то сами не скучаете? Не тянет на греховное?
— Скучновато, конечно, — вздохнул Галилео, — но зато семья здесь же. Разумеется, тяжеловато с одной женщиной общаться пять столетий, но есть в этом и свои преимущества. Да и дети рядом: на душе спокойно. И даже своим любимым делом — познанием вселенной — могу заниматься, хоть и с ограничениями. Добавьте умеренный, но постоянный комфорт, здоровую пищу, отсутствие болезней, свежий воздух… Иногда, конечно, тянет заняться запретным… но приходится терпеть, а куда деваться? Кстати, и похмелья здесь не бывает. Да, да… Правда, безудержное пьянство все равно не поощряется. Недавнее дьявольское порождение — наркотики — вообще запрещены под угрозой немедленной отправки в Ад или даже вычеркивания из Книги. Хотя и ходят упорные слухи, что кое-кто все равно пытается их протаскивать контрабандой: даже среди ангелов порой находятся те, кто не способен противостоять искушениям. И таких — не так уж и мало.
— Расскажите теперь о тех, кто недоволен райскими порядками. Я уже слышал, что таковые есть.
— Что ж, это не афишируется, но диссиденты, разумеется, наличествуют, как и в любом сообществе мыслящих существ. Прежде всего это — праведники, разочарованные условиями вечного пребывания. Надо сказать, что «вечность», между нами, тоже довольно относительное понятие. Обычно — это пара столетий, иначе здесь давно было бы не пройти. В большинстве случаев праведники покидают это место добровольно, когда уж совсем надоело. Покончить жизнь самоубийством у нас невозможно, а потому спасенный, которому опротивела наша благостная рутина и наскучили даже развлекательные экскурсии в Ад…
— Что, и такое бывает?
— Разумеется, и с незапамятных времен: праведников привозят туда, чтобы они возрадовались по поводу мучений грешников и еще раз оценили, как им повезло с местом вечного пребывания и существующих у нас условий. Заодно, если кто-то, например, решил выкурить сигарету — что ж, во время экскурсии на это закроют глаза, но надо знать меру и опасаться доносов.
— Там, наверное, не только сигареты предлагают? — предположил Аналитик.
Галилео испуганно огляделся в пустой комнате и сказал:
— Я там не бывал, но рассказывали всякое… Так вот, по поводу «вечности». Конечно, если вы — праведник с именем или хорошими связями, то теоретически «вечность» для вас так и останется «вечностью». Если же вы не очень выдающегося происхождения и заслуг, то на каком-то этапе вас могут без предупреждения просто отправить на хранение в еврейский Рай: спать в темной комнате и видеть сны, как приятные, так и не очень. Если вы вспомните земные кладбища, то поймете, о чем я говорю: трудно найти могилы старше, чем двести-триста лет. Если такие и попадаются, то обычно это — писатели, политики, короли. И то: кому как повезет. А если ты — простой смертный, то можно с большой долей вероятности ожидать, что пройдет короткое время, и над тобой либо появится сосед-вонючка, либо построят что-нибудь индустриальное или неприлично шумное вроде увеселительного парка. А то и вовсе смоет все кладбище в речку весенним паводком. Вместе с последней памятью о рабе Божьем. Но на сегодня, пожалуй, хватит! Ложитесь-ка спать, коллега. Завтра совершим первую экскурсию.
С этими словами симпатичный старик Галилео допил беспохмельное вино и почмокал губами. Ему явно не очень хотелось расставаться с необычным собеседником и удовольствием, получаемым от полного и нераздельного внимания к своим лекциям.
— Да, вот еще что. Вы — очень редкая птица. Ведь вы по-прежнему живы и у нас, что называется, в гостях. Такое случалось, но редко. Я припоминаю Моисея и Мохаммада. Им тоже посчастливилось побывать с, так сказать, туристическими целями и в Раю, и в Аду, когда они еще были живы. Так вот: поскольку вы живы, то, по определению, не мертвы. А если вы не мертвы, то вас можно убить. В отличие, скажем, от меня. Поэтому будьте осторожны! Не стесняйтесь звать охрану. Они, конечно, лентяи, хамы и людей не очень празднуют, но дисциплина у них крепкая и падших предателей среди них нет. Скорее всего.
Оставшись один, Аналитик почувствовал бесконечную усталость. В окне светились огромные чужие звезды. Мрамор комнаты медленно отдавал тепло прошедшего дня. В парке за окном было темно и тихо. Не хватало привычных звуков земного леса: встревоженных криков ночных птиц и рычания хищников. Скорее всего, по заведенным в Эдеме порядкам, тигр и лань мирно спали где-нибудь в кустах, не мешая друг другу. Воздух был чист, приятно прохладен и абсолютно свободен от комаров. В общем, полная тоска. По счастью, у Аналитика просто не хватило сил на то, чтобы мучить себя бессонным осмыслением того, что в принципе осмыслить невозможно, а можно лишь просто принять как данное. Выпитое вино окутало мозг спасительным теплым туманом, и он уснул.
В эту ночь ему снились добрые сны. Он опять был ребенком, которого солнечным летним утром наряжали в короткие штанишки и смешную белую панаму, чтобы вести в зоопарк и кормить восхитительным жирным пломбиром. Его родители были молоды, красивы и счастливы. Он опять испытывал восторг первой влюбленности и первого поцелуя. Он вновь переживал гордость успешного поступления в институт и глупую мальчишескую радость от ношения формы с погонами младшего лейтенанта. И, наконец, ему снилась Лена. Она, нагая и прекрасная, спала на его застиранных простынях с по-детски приоткрытыми пухлыми губами и рассыпавшимися по подушке волосами цвета спелой пшеницы. Он тихо гладил ее по гладкой загорелой руке, освещенной зеленым солнцем, и она улыбалась во сне.
Сеньор Альфред и его жена Сюзанна, контрабандой попавшие в Рай, тоже провели насыщенный впечатлениями день. Когда они, по своему крысячьему обыкновению, двадцать раз позанимались любовью и восемьдесят восемь раз описали вентиляционные отверстия нового убежища, день этот закончился. Двум вредителям стало так же тоскливо, как и принесшему их в этот неизведанный мир человеку. Пыхтя и попискивая, принюхиваясь к своим собственным следам, они вернулись в комнату, где спал Аналитик. Найдя на мраморном полу уже знакомую им куртку, они, покопошившись, свернулись в пушистые клубки и наконец уснули.
Глубоко за полночь до того мирно сопевший в бок своей подруги крыс Альфред вдруг встрепенулся, открыл свои водянисто-красные глаза альбиноса и нервно зашевелил розовым носом с длинными белыми усами. Что-то было не так! Недаром ему не нравилось это место — без огрызков и корок. Его движение разбудило и Сюзанну, которая мгновенно присоединилась к анализу непонятных запаха и шума, доносившихся из того самого вентиляционного отверстия, которое они использовали накануне. Обладающие ночным зрением грызуны вскоре с ужасом увидели, как из отверстия показалась отвратительная морда здоровенной рептилии, напоминающей земную гремучую змею. На ее черном лбу слабо светилось белое пятно странной формы, похожее на иероглиф или букву древнего алфавита. После того как ее мускулистое тело полностью оказалось в темной комнате, змея повернулась в сторону кровати, на которой мирно сопел Аналитик. Два вредителя, парализованные пришедшим из генетической памяти страхом, смотрели на то, как рептилия, извиваясь толстыми кольцами и издавая характерный погремушечный звук, направилась к уже один раз спасшему их человеку. По уверенным движениям кошмарной гадины было понятно, что она не просто змея и что в этой комнате она отнюдь не собиралась прятаться от ночного холода.
В этот момент открытое окно комнаты вдруг резко скрипнуло от неведомо откуда взявшегося порыва ветра — первого и последнего в эту ночь в Эдеме. Этого скрипа хватило, чтобы обе и без того испуганные крысы оставили свое убежище под курткой и, громко перебирая когтистыми лапами, с писком метнулись в сторону, противоположную движению змеи.
Рептилия, не в силах преодолеть охотничий инстинкт, пробужденный видом близкой и лакомой добычи, сделала резкий бросок в сторону Альфреда. По дороге она задела столик с уже пустым кувшином из-под вина и промахнулась, щелкнув ядовитыми зубами в сантиметре от стремительно удаляющегося голого крысиного хвоста. Кувшин с грохотом разбился о мраморный пол. Проснувшийся Аналитик обалдело сел на кровати и уставился на мечущихся по комнате в свете самих по себе загоревшихся свечей огромную змею и пищащих от ужаса грызунов.
Когда его пробудившийся мозг оценил ситуацию, то первым и единственным инстинктивным желанием грамотного военного было оказаться как можно дальше от этого места в как можно более короткий промежуток времени. Однако позорно промахнувшаяся тварь к тому времени уже опомнилась и, повернувшись к Аналитику, издала гнусный шипящий звук и угрожающе подобрала для атаки кольца мускулистого тела. Стало понятно, что при попытке ретироваться Аналитик лишь успел бы повернуться к окну передом, а к ядовитым зубам задом, но никак не достигнуть безопасной зоны. Недолго думая, он кинул в гадину подушкой и, свалившись с кровати, схватил лежащий под стенкой пулемет. Пока та выбиралась из облака легчайшего пуха, он взвел затвор и нажал на спуск «шпандау». Пулемет послушно изрыгнул длинную очередь, чуть; не вылетев из дрожащих рук Аналитика. Комната наполнилась оглушительным грохотом, вспышками выстрелов, пороховым дымом и мраморной крошкой. Страшный серпент на время пропал в образовавшемся облаке. Аналитик попробовал прислониться к стене и перевести дух, когда из тучи дыма, пыли и перьев вновь как ни в чем не бывало появилась все та же мерзкая голова с торжествующе раззявленной пастью и светящимися глазами.
— Ну что, грешник, может, сам застрелишься? — изрекла противным голосом змея, нехорошо ухмыляясь.
— Не дождешься! — в панике крикнул Аналитик и запустил бесполезный пулемет в недоступную пулям тварь.
Вращающийся, как бита при игре в городки, пулемет прочертил пространство комнаты и с неожиданной силой тяжело залепил гадине поперек жирного туловища. Блестящие кольца, влекомые железным «МГ», полетели в угол. Когда тугое туловище рептилии соприкоснулось с мраморной стеной, та задрожала, как будто в нее с разгона ударилось резиновое колесо от многотонного грузовика. Издавая злобное шипение, рептилия вылезла из угла и вознамерилась продолжить агрессию, когда дверь распахнулась и в комнату ворвался ангел-охранник. Увидев змею, он, не раздумывая, взмахнул огненным мечом. Змея тоже недолго раздумывала и метнулась к окну. Меч, со свистом прочертив огненную дугу, рассек ее пополам. Перерубленное на две части покрытое блестящей чешуей тело еще на лету вспыхнуло ярким пламенем, и на мраморный пол упали лишь жирные хлопья липкого пепла. Ангел с лязгом задвинул в ножны огненный меч и спросил всклокоченного и мокрого от пота Аналитика, покрытого пылью, сажей и пороховой гарью:
— Раб Божий, ты разглядел, что за знак был на лбу у змея?
Аналитик, не сразу найдя сил произнести хоть слово, отрицательно покачал головой и сел на расстрелянный из пулемета диван. Про себя он подумал, что надо было сначала знаки разглядывать, а уж потом мечом махать. Хотя, быть может, именно эта торопливость и спасла его от ядовитого укуса. В комнату через окно влетел еще один ангел. Оба охранника принялись выполнять детективную работу: деловито осматривать комнату, нюхать следы и пробовать на язык жирный пепел. На небе появилось зеленоватое свечение — предвестник близкого рассвета.
— Почему же эту гадину не брали пули? — устало спросил ангелов Аналитик.
— Потому что эта тварь — демон, — отвечал один из них, — а ваши земные пули демонов и ангелов только щекочут. Демона способна остановить лишь пуля, окропленная кровью невинного мученика.
— И как же вы такие боеприпасы делаете? Где кровь-то такую берете?
— Приходится мучить невинных, — деловито ответил ангел, — а что делать?
Аналитик сплюнул от отвращения и, воспарив, вылетел через окно в парк и сел на мокрый от росы козырек плоской крыши. Над близким горизонтом начинало подниматься бело-зеленое солнце. Воздух был прохладен. В лесу, стремительно нарастая, начиналось утреннее пение птиц. В миниатюрное поле овса неподалеку вышло подкрепиться семейство медведей. Рядом с ними мирно паслись лани и кабаны. Вдалеке слышался мерный звук идущей по гравиевой дорожке колонны людей. На работу вели отряд кульпитов.
Глава 3
Возле Управления полиции Луанды вот уже лет пятнадцать стоял гигантский бульдозер, по славянскому названию которого — Stalowa Wola — можно было легко предположить его происхождение. Согласно легендам, передаваемым из поколения в поколение, бульдозер, который все местные европейцы называли не иначе, как «памятник ангольскому социализму», заглох где-то в 87-м из-за поломки копеечной запчасти. С тех пор, как здесь водилось, его не беспокоили. Сняв со стального монстра все, что могло пригодиться в хозяйстве, местные жители оставили его на произвол судьбы и стихии. Но бульдозер был сделан на совесть, и даже сейчас на нем сохранились следы первоначальной ядовито-желтой краски.
Наиболее ехидные приезжие неоднократно рекомендовали местным плюнуть на недостроенный амбициозный мавзолей для набальзамированного тела местного Ленина — Агоштиньо Нето — и захоронить вождя ангольского пролетариата (если к таковому можно было отнести кучу чиновников, несколько десятков автомехаников и импортированных мусорщиков-филиппинцев) в металлических недрах бульдозера. Ангольцы со свойственным им мягким необидчивым юмором отшучивались: а что, если оба — мумия-водитель и стальной гроб с гусеницами шириной в полметра — оживут? Ведь первыми будут давить вас — империалистов!
В общем, вместо набальзамированного революционера в стальных недрах несуразной машины поселилась кошачья колония. Надо сказать, что кот в Африке — это не ваш жирный кастрированный европейский котик, перебирающий харчами и писающий в унитаз. Ангольский котяра — это худое, чудом выживающее хищное животное без всяких комплексов, способное сожрать и крысу, и змею, и гнилое яблоко, если последнее еще не подобрал голодный африканский шкет. Пожалуй, единственное, что даже ангольский кот съесть не в состоянии, — это свежевыловленная акула, чье жесткое мясо пахнет аммиаком, как бабушкин скипидар. И, милые мои, если вам дорог ваш человеческий облик, избавь вас Господь лезть к подобному котику с ласками!
За всю жизнь равнодушного к котам Детектива его контакт с этими Божьими тварями ограничивался эпизодическим пинком в худую задницу, когда очередной дохляк не успевал освободить дорогу, или, в нескольких случаях, безуспешной погоней за особенно отчаянным экземпляром, которому удалось стибрить с письменного стола бутерброд с армейской тушенкой. За жизнью бульдозерной колонии Детектив следил скорее по привычке, поскольку все равно ежедневно проходил мимо стального чудища по пути на службу. По его наблюдениям, в пестрой компании, напоминавшей передовое подразделение сицилийской, мафии, посланное по ошибке вместо благополучной Америки в нищую Африку, преобладали самки. Начальником организованной кошачьей группировки — «капо» — был рыжий коренастый урод с широченной исцарапанной мордой, рваными ушами и зелеными глазищами, как у Малюты Скуратова — патологического убийцы из окружения Ивана Грозного.
Лишь однажды, в свой профессиональный праздник, дабы насмешить уже хорошо принявших сослуживцев, к тому моменту не очень трезвый Детектив вдруг решил показать фокус. Он взял завалявшийся в ящике письменного стола пузырек с настойкой корня валерьяны и пригласил толпу полицейских разделить с ним интересное зрелище. Подойдя к бульдозеру, он намочил кусочек ваты в жидкости с характерным резким запахом и, привязав ватку за ниточку, начал помахивать ею и издавать звук, на который коты всего мира — видимо, на основании какой-то тайной кошачьей конвенции! — имеют обыкновение отзываться.