БДСМ - Лина Люче 2 стр.


- Хорошо, - дрожащим голосом сказала я и повернулась. Мне потребовалось применить

недюжинное усилие воли, чтобы опуститься на стол.

Статистика по изнасилованиям на Октиании удручала – я сама писала об этом заметки не раз и не

два. Про насилие над женщинами в Темном Доме я тоже знала. Периодически такое случалось и с

журналистками, которые заигрывались во флирт с влиятельными персонами, а потом отказывали.

Разумеется, после этого девушка сразу вылетала из «пула» и становилась безработной. Дела никто

не возбуждал – не с нашим уровнем коррупции и всеобщего безразличия. Не в этой жизни. Не на

этой планете. Но я никогда не представляла себя на месте жертвы, не думала, что такое может

случиться со мной. Просто не верила – и все.

Пряжка ремня звякнула за моей спиной, и я невольно вздрогнула. Сейчас я услышу звук

открывающей молнии, и…

Но я услышала только один шаг. А сразу затем ягодицам стало холодно: он задрал юбку.

Зажмурившись, я даже перестала плакать. Сейчас будет больно. Он сорвет трусики, а я

совершенно не готова. Он может меня даже травмировать. Интересно, гинеколог примет меня

сегодня или придется ждать? И смогу ли я добраться до врача самостоятельно?

Горячая ладонь легла на спину и крепко прижала. Что…

Я не успела сообразить, какого черта он делает. Но он даже не коснулся моих трусиков. Вместо

этого я услышала свист, и в следующую секунду огненный поцелуй кожаного ремня впился в обе

ягодицы сразу.

- А-а-а!

Я заорала так, что сама едва не оглохла. От неожиданности, от шокирующе сильной боли, от

изумления. Его это нисколько не впечатлило. Сразу за первым ударом последовал второй. Третий.

Четвертый. А-а, как же это обжигает. Даже не представляла, что может быть так больно просто от

ударов ремня. Как будто палкой бьет, причем горячей. Я начала сопротивляться, и он прижал меня

сильнее левой рукой, удерживая без особого напряжения. Слезы снова полились градом, я

кричала и извивалась. Восемь ударов. Десять.

Ад. Он, казалось, вообще не сдерживал силу удара – лупил со всего размаха, тяжело дыша за

спиной.

- Сачч! Сааачч!

Он остановился на двенадцатом. Я без сил упала на стол, сотрясаясь от рыданий. Под моей щекой

кололись какие-то обрывки бумаги для записей, на пол упала ручка. Я кусала губы, пережидая

агонию на поверхности кожи – ощущения теперь были такими, словно мою задницу облили

бензином и подожгли.

Он поднял меня за шкирку, все еще плачущую, и едва ли не пинком вышвырнул из своего

кабинета.

- Вон из Темного дома. Раньше завтрашнего дня даже не думай объявляться, - велел ледяной

голос вслед, и дверь закрылась.

До вечера я мучилась от тянущей и пульсирующей боли, постоянно покрывая ягодицы

бесконечными слоями крема против ушибов и заживляющей мази – местами кожа была

травмирована до крови. Садист. Подонок. Упырь.

Ругая его, на чем свет стоит, я не могла в глубине души не признать: он обошелся со мной не

жестко. Он мог бы, например, заставить сделать ему минет – я бы согласилась. Он мог бы

потребовать чего угодно. Секс в любой позе. Анал. Любые извращения. Я бы согласилась. Не знаю, что бы со мной было потом, но я бы не возражала. Я трусиха. В тюрьме все равно было бы хуже, мы оба это знали. А порка была бы вишенкой на торте. Он мог бы использовать меня несколько

часов, как угодно. Ударить по лицу. Сломать мне что-нибудь. Выместить злость любым способом.

Но он не стал. Потому ли, что не хотел этого или по доброте души? Какой доброты можно ожидать

от этого человека? Это я вряд ли когда узнаю.

Проворочавшись ночь без сна, наутро я позвонила начальнику и взяла два отгула. Я могла себе это

позволить – два месяца работы без выходных за плечами.

- Но ты доделаешь материал? – тревожно спросил меня шеф.

Как???

В принципе, мой начальник хороший, понимающий. Как правило. Но в тот момент мне хотелось

послать его теми самыми словами, которые Сачч орал в трубку подчиненному. Я сдержалась. Мой

шеф не должен был узнать о происшедшем – может и уволить. Еще один с виду добрый человек, но попробуй только что-нибудь не сделать, как он говорит.

На следующее утро я проснулась с такой болью, словно меня били всю ночь, причем ногами.

Каждый шаг причинял боль, каждое движение. Прикосновение одежды к ногам. Сесть было

нереально. Мои ягодицы и бедра превратились в сплошной синяк. Но мне надо было идти на

работу, в Темный дом. Пресс-релиз о срочной встрече советников был разослан рано утром всем

журналистам – явка обязательна.

Эта приписка лучше, чем что-либо другое, свидетельствовала о полной бессмысленности и

«протокольности» мероприятия, но пропускать действительно нельзя. Два-три пропуска таких

мероприятий – и вот ты уже не работаешь в Темном доме, это знали все. Любишь эксклюзивы –

люби и всякую хрень писать.

Я доехала на автопилоте, но на подходе мое тело внезапно подвело – стало сильно потеть и

подозрительно трястись. А в голове взорвались сразу несколько возможных вариантов развития

событий, как кинопленка перед глазами. Вот я подхожу к пропускному пункту. «Ваш пропуск

аннулирован, уважаемая. Пройдемте с нами», - и на меня надевают наручники. Или я прохожу

через пропускной пункт, но сразу за ним снова спрашивают мое имя – и надевают наручники.

Или же я все же дойду до зала заседаний. И Сачч сам возьмет меня под локоть, отведет в сторону

и передаст полиции. Полиция, разумеется, уже будет наготове где-то там же, рядом.

Трясущимися руками я предъявила документы на пропускном пункте. Ничего. Дежурные улыбки и

меня пропустили внутрь. Третий этаж. Зал заседаний. Коллеги пьют чай – я не первая. Сачч

подпирает косяк двери, руки сложены на груди. Мягкая улыбка, почти нежная. Я не поверила

своим глазам. Он улыбался как обычно, словно немного флиртуя. Словно ничего, ровным счетом

ничего не происходило. Дернув головой, я отвела взгляд, и боль, которая все это время не

ощущалась от страха, вдруг вернулась, словно кто-то внутри меня повернул выключатель.

На глазах даже выступили слезы. Большинство коллег сидели в креслах, но мне даже помышлять

об этом не стоило. Взгляд Сачча прожигал затылок. Только ради того, чтобы не показать ему страха

и боли, я затолкала в себя кусок хлеба с сыром и запила половинкой чашки чая.

Когда журналистов попросили освободить зал, я пережила состояние, близкое к отчаянию. В

самом начале мне пришлось сесть, поскольку там сидели все. Я знала, что будет больно, поэтому

долго колебалась, в результате оказавшись в глубине зала, на самом неудобном месте. И теперь

мне предстояло пройти сквозь целый узкий ряд стульев, почти упирающихся в спинки стульев

другого ряда. Сделать это, когда у тебя ничего не болит, совсем не трудно. Другое дело, когда

каждая клеточка горит, воет и молит о пощаде.

С трудом поднявшись, я с тяжелым вздохом окинула взглядом полосу препятствий. Но тут

внезапно стул позади меня отъехал куда-то назад, словно обрел жизнь. Оглянувшись, я убедилась, что волшебства не случилось: передвинуться с места на место этому предмету мебели помогла

сильная мужская рука. Сачч стоял прямо за моей спиной.

- Выходи здесь, - еле слышно сказал он, и я поняла, что мне предлагается покинуть зал заседаний

через вспомогательный выход, расположенный в двух шагах. О боже. Все-таки я рано успокоилась.

Все-таки меня ждет полиция. Или…

Выйдя в коридор ни живой, ни мертвой, я испытала ничем не объяснимое, идиотское облегчение, когда не увидела полицейских. Как будто Саччу они нужны, чтобы устроить мне неприятности.

- Корра.

Я затравленно глянула на него:

- Да.

- Зайди, пожалуйста, ко мне. Всего на минуту.

До меня не сразу дошел смысл его слов – по правде, только когда мы вновь оказались в его

кабинете. Там я сразу отвела взгляд от стола и залилась краской до ушей. Но это все в тот момент

казалось совершенно неважным, поскольку я снова тряслась от страха. За сутки он, без сомнения, уже решил, что со мной делать. Без эмоций, как в тот раз. Что он хотел сказать мне за минуту? «Ты

арестована – прощай?»

- Прости меня, - негромко сказал Сачч.

- Что?

Я отреагировала мгновенно, машинально, но до сознания его слова дошли опять не сразу.

- Прости меня, - повторил он терпеливо, на этот раз глядя в глаза. Выражение моего лица, должно

быть, отражало глубокое сомнение в исправности моего слуха, поэтому Сачч неожиданно

придвинулся ближе и для верности обхватил ладонями мои плечи, повторив свою просьбу в

третий раз.

- Хорошо, - ошеломленно пробормотала я, растерянно моргая.

Его лицо нахмурилось, между широкими темными бровями обозначилась глубокая складка:

- Что бы ты ни думала, я никогда прежде не поднимал руку на женщину. И не собирался начинать.

- В это трудно поверить, Сачч, - хриплым голосом усомнилась я, не веря в собственную храбрость.

Еще минуту назад мое сердцебиение зашкаливало от мысли оказаться в тюрьме, и вот я уже

спорю с ним. Характер вздорный. Всегда такой был: не вижу краев, не понимаю опасности, пока

не становится слишком поздно.

Но он, на мое удивление, совсем не рассердился.

- Корра, позволь мне отвезти тебя к врачу, - сказал Сачч таким мягким тоном, словно разговаривал

со своей бабушкой, причем эта бабушка была очень вспыльчива и ранима.

Не знаю, как он уговорил меня. Я никогда прежде не обращалась за медицинской помощью из-за

синяков, но после профессионального ухода мне стало намного легче. Мои синяки обработали в

больнице какой-то супер обезболивающей мазью, которая, к моему изумлению, сняла почти все

неприятные ощущения – так что на обратном пути я даже задремала в машине Сачча, уже не

чувствуя боли от соприкосновения задницы с сидением.

Когда он нежно тронул меня за плечо, разбудив у моего дома, пришлось собрать всю волю в

кулак, чтобы не смотреть на него коровьими глазами. Тот момент принес мне жестокое

разочарование в самой себе. Никогда бы не подумала, что способна испытывать нежные чувства к

мужчине, который меня избил. Кажется, я с каждой минутой все меньше себя уважала, едва не

впадая в отчаяние: что я за человек такой? Получается, я никогда не знала сама себя.

Пару недель спустя все мои синяки и царапины зажили. Но не израненная гордость. С каждым

днем, напротив, становилось все хуже. Я плакала и злилась на себя. И на Сачча. На мероприятиях, на работе он улыбался мне так, как будто ничего не было – не только унизительной порки, но и его

извинений, и нежности, и того, как он отвез меня в больницу, а потом домой. Он словно

мгновенно забыл обо всем, выбросил из головы. А я никак не могла перестать думать об этом. По

правде, я думала только об этом, хотя на работе начинались проблемы.

Мой начальник зверел с каждым днем, понимая не хуже меня, что материал века вот-вот

сорвется. Но в Темном Доме, похоже, происходило что-то непредвиденное – делегация с Горры

все не прибывала и подписание соглашения, таким образом, откладывалось. А у меня даже не

было сил узнать об этом побольше. Не то, чтобы я не работала – я разговаривала со всеми

доступными мне источниками, как и другие журналисты, мои конкуренты. Копали все. Но никто не

мог получить окончательного подтверждения. Требовалось придумать нечто нестандартное, вот

только моя голова отказывалась работать наотрез.

Мозги не варили настолько, что я даже не поняла сразу, от кого пришло то письмо на почту.

Неизвестный адрес, сомнительное вложение. Повинуясь какому-то порыву, я открыла. И мое

сердце на миг остановилось. Во вложении находилась заверенная электронным способом копия

договора о намерениях между Октианией и Горрой.

Время замерло, пока я читала документ, а потом второй раз, третий… когда оно пошло снова, в

моих ушах звенело. Руки дрожали. Щеки залились краской. Все тело зачесалось.

Вот оно. Железобетонное подтверждение того, что завтра, в середине дня, на Октианию прибудет

делегация горианцев. И они подпишут с нами договор о начале политических отношений. А потом

на Горру отправится наш посол. Событие века, значение которого просто невозможно

переоценить. Но откуда..? Со следующим ударом сердца до меня дошло, кто мог прислать

документ. Конечно, не Первый Советник, и никто из его помощников не посмел бы, да и не зачем

им было. Только один человек. Но для чего?

«Я буду что-то должна?» - уточнила я наугад, отправив сообщение на внутренний номер Сачча в

Темном доме. Этот номер не был ни для кого секретом, хотя его крайне редко набирали, по

крайней мере, те люди, которых я знала. Мало кто из наших решился бы побеспокоить этого

человека без веской причины – именно поэтому Сачч беззаботно раздавал свой номер абсолютно

всем.

«Не говори чепухи», - ответил он через минуту на мой вопрос. И я против воли улыбнулась.

Заметка давно была подготовлена, дрожащими руками я снова открыла файл, добавила

формулировки из документа, несколько раз проверила весь текст. А затем выслала статью и

договор на почту своего начальника.

Единственным моим желанием после этого стало скрыться. Понятно, статья выйдет быстро, и

когда ее опубликуют, мне будут звонить все. Прежде всего – пресс-служба с воплями и огромным

желанием получить документ вместе с головой того, кто слил бумагу. Не то, чтобы я не могла

вынести их криков, напротив, много лет назад я научилась получать истинное наслаждение в

такие моменты. Просто именно сейчас почему-то не хотелось этого слышать.

Мои руки, словно действуя самостоятельно, выключили компьютер, затем - телефон, бросили его

в сумку, навели полный порядок на столе напоследок. Уже через пару минут я поднялась из-за

стола и вышла в коридор, чтобы опрометью броситься к выходу из здания. Моя работа окончена.

Окончена. Я буду не я, если не возьму после такого отпуск на пару недель. Вот сейчас приеду

домой и куплю билеты на море и…

- Далеко бежим? – поинтересовался Сачч таким беззаботным тоном, так невзначай, словно

встретил меня у выхода случайно, а не поджидал там в засаде.

Вздрогнув всем телом, я подняла голову и неловко улыбнулась:

- Домой. А что, нельзя?

Предполагалось, что это прозвучит игриво, но вышло слегка затравленно. Я же взрослая девочка и

знаю, что ничего, никогда, никому не дается просто так. Тем более – такого рода эксклюзивы. Что

бы он там не писал в сообщении.

- Можно, - пожал плечами Сачч, глядя в сторону. Но я не двинулась с места, опустив голову.

Правила игры мне давно известны.

- Корра.

Его теплые пальцы неожиданно интимным жестом коснулись моего лица, приподнимая

подбородок. Наши глаза встретились, но в его взгляде, против ожиданий, я не нашла никакой

угрозы.

- Я приглашаю тебя пообедать со мной. Но я не настаиваю, - ровным голосом сказал он.

Мое глупое сердце ускорило ритм, когда я расслышала нотки нежности и бесконечного терпения в

его голосе. Он действительно готов был отпустить меня или просто ловко притворялся? Я не смогу

это выяснить, потому что у меня не хватит сил ему отказать. Просто не хочу отказывать. Да, я все

еще влюблена. Да, я идиотка, и это не лечится.

По дороге Сачч стал необычно разговорчивым, мягким, спокойным голосом рассказывая забавные

истории, которые приключались с ним на тренировках, в командировках – ничего неприятного, ничего настораживающего. Я искренне смеялась, наслаждаясь его мягким чувством юмора. Он

уверенно, но осторожно вел автомобиль, не пытаясь произвести впечатления, хотя уж он-то мог.

Назад Дальше