— Разумно, товарищ капитан. Вы намерены сделать Владивосток нашей основной базой?
— Изначально да, но затем проявится та же проблема, которая побудила Россию искать незамерзающие порты в Маньчжурии. Вот почему Россия начала здесь экспансию. Мы искали доступ к открытому океану на протяжении всей нашей истории, и никогда не добивались успеха. Вот почему мы дрожим среди снегов и льдов в Североморске и Владивостоке. Адмирал Макаров из этой эпохи имел на примете Порт-Артур, но японцы сорвали нашу экспансию ради укрепления своего господства в Китае. Россия так и не оправилась от потерь, понесенных в русско-японской войне, по крайней мере, в качестве Тихоокеанской державы. Мы так и не смогли достичь нашей истинной и законной судьбы. Теперь все изменится.
— Но как, товарищ капитан? Что вы намерены делать?
— Сначала наладим взаимодействие с родиной. Затем преподадим японцам урок, которого они никогда не забудут.
— Японцам?
— Разве вы не знаете историю, Роденко? Победа Японии открыла ей двери в Маньчжурию. Они будут отталкивать нас и продвигаться вперед, и мы не сможем вернуться туда до 1945 года. Японская кампания в Маньчжурии привела к быстрому развитию их армии и позволила построить один из лучших флотов в следующие несколько десятилетий. Это привело их к завоевательной войне на Тихом океане, и потребовались значительные силы США, чтобы сокрушить их. Я намерен остановить их здесь и сейчас, прежде, чем они получат шанс реализовать свои мечты о дальневосточной империи.
— Но товарищ капитан! У нас осталось всего двадцать одна ПКР.
— Верно, но у нас также имеются тридцать две ракеты комплекса С-300 и сто ракет комплекса «Кинжал». Американцы адаптировали свои ракеты RIM-67 «Стандарт-2» в качестве оружия двойного назначения. То же самое они сделали со «Стандарт-6», RIM-174 ERAM. Время проявить творчество, Роденко. Мы можем сделать то же самое. Ракеты «Кинжала» способны перехватывать цели на высоте всего десять метров. Да, у них всего лишь 15-килограммовая боевая часть, но она может оказаться очень полезной против небольших кораблей или даже береговых объектов, а их дальность превосходит дальность стрельбы большинства орудий этой эпохи. Кроме того, у нас есть 3 000 152-мм снарядов, верно, Самсонов?
- Так точно. Полный боекомплект.
— А также тысяча снарядов баковой 100-мм установки.
— Но ведь у них есть броненосцы, товарищ капитан. Вспомните, что потребовалось, чтобы нанести урон американскому линкору. А японцы смогли разбить весь наш флот в 1905 году.
— Да, они тоже именуются линкорами, но посмотрите. У Федорова осталось довольно много старых книг по военно-морской истории, и я взял на себя смелость ознакомиться с некоторыми из них. Это совершенно не то же самое, что корабли, с которыми мы столкнулись во времена Второй Мировой войны. Флагманом японского адмирала Того в Цусимском сражении был «Микаса». Взгляните, Роденко. Корабль вдвое меньше нашего. Четыре 305-мм орудия с дальностью стрельбы 18 000 метров и четырнадцать 152-мм вспомогательных орудий. Их даже можно не брать в расчет, потому что мы никогда не подпустим их на дальность стрельбы. Орудия «Микасы» стреляли на 15 000 метров или даже меньше. Скорость всего 18 узлов. Мы можем ходить кругами вокруг японского флота и обстреливать их из орудий на дистанции до 28 000 метров. Они не смогут нагнать нас или достать тем, что у них есть. Конечно, наши 152-мм орудия не наносят таких повреждений, как вражеские, но их старым кораблям хватит, я вас уверяю. В особых случаях мы сможем — Стандартный боекомплект, десять торпед «Водопад» и шесть торпед УГСТ на Ка-40, товарищ капитан.
- Верно, — улыбнулся Карпов. — Одной торпеды в брюхо любого из этих старых кораблей будет достаточно. Да ведь мы можем потопить все их броненосцы одними торпедами!
Карпов провел пальцем по страницам одной из книг Федорова и повернулся, обращаясь к персоналу мостика.
— Вот послушайте. Это из одной из книг Федорова. Представляет собой японский взгляд на российский флот в русско-японской войне. — Он начал читать, время от времени поднимая глаза, чтобы оценить реакцию.
— «Русские очень храбрые — очень. Но не многие из них хороши, и они дикари. Они могут быть очень вежливы, когда это им нужно, но русские моряки — несчастные люди, которые лежат на снегу, и получают очень мало денег, на которые покупают дешевую рыбу. Они грязные. Все, что мы знаем о русских моряках, это то, что для нас они очень странные люди. Но мы не боимся войны с полярным медведем».
Он обвел всех долгим выжидательным взглядом.
— Слышали это?
— Насчет денег и рыбы он прав, товарищ капитан, — сказал Николин, и все на мостике рассмеялись.
— Да, но мы посмотрим, как повысить вам зарплату, Николин, чтобы вы смогли иметь немного и на икру. Несмотря на то, что написал этот человек, мы сейчас самые могущественные люди на земле. Роденко, у нас достаточно вооружения, чтобы разбить весь японский флот, и именно это я намерен сделать, если они бросят нам вызов в море. Но сначала Владивосток. Мы заявим о себе и посмотрим, как нас встретят. Затем проверим Порт-Артур и японцев, и объясним им, что у полярного медведя имеются острые зубы!
* * *
Это название означало «Владеть Востоком». Это был шумный пограничный город на самом конце света, как он представлялся большинству европейцев. Его герб, на котором был изображен знаменитый сибирский тигр, отражал его дикий, а порой и жестокий характер. Основанный в 1960 году как пограничный аванпост с населением 7 500 человек, к 1908 году Владивосток разросся до города с населением более 90 000. Во многом поражение России в русско-японской войне способствовало его быстрому развитию, как и развитию Транссибирской магистрали. Потеря Порт-Артура вернула городу его изначальное значение, так как у России не было другого подходящего тихоокеанского порта.
Владивосток представлял собой дикую смесь многих культур и этнических групп — оплот европейской благовоспитанности в центральных кварталах, окаймленных грязными улицами, борделями, кабаками и игорными заведениями, и граничащая с восточным кварталом «миллионкой», в котором проживали многочисленные китайские, корейские и японские мигранты. Преступность цвела среди опиумных курилен, и местные наркобароны держали всю округу, время от времени развлекаясь игрой, в ходе которой делали ставки на то, как долго человек сможет остаться в живых, будучи повешенным за шею. «Приморский централ», расположенный к северу от центра города, никогда не испытывал проблем с новыми обитателями.
Даже в основном «европейском» районе вокруг улицы Светланской у гавани царила дьявольская атмосфера приграничья, где развлечения, предлагаемые случайным цыганским табором, могли начаться в полночь и продолжаться до утра. Здесь же располагались Императорский банк, лютеранская церковь, музей, Восточный Институт, почтовое отделение и Успенский собор, но все эти учреждения не могли навязать округе атмосферу пристойности. Это было логово воров, игроков, авантюристов, переселенцев и малоимущих матросов, с достаточным количеством кабаков, ресторанов, кинотеатров и игорных заведений, никогда не пустовавших. Это был аванпост разврата в конце четырех тысяч километров стальных рельсов, проложенных через сибирские пустоши. Это был конец длинного сухопутного коридора, но одновременно и место новых начал, как и любое пограничье.
Новые начала означали возможности, и не оставались без внимания предпринимателей, прибывавших в город по морю в поисках прибыли и удачи. Рядом с главным железнодорожным вокзалом расположился крупный универмаг товарищества «Кунст и Альберс». Здесь также появились знаменитые отели «Версаль» и «Золотой рог», предлагавшие настоящую европейскую роскошь пассажирам, сошедшим с пароходов. Доки окружали военные казармы, служившие постоянным источником человеческой подпитки для пожара азартных игр, проституции и преступности. Но все это существовало рядом с изяществом Пушкинского театра, музеями, воскресными чаепитиями, операми в немецком клубе и встречами викторианских дам в швейных кружках.
При всех этих контрастах, город был также воротами в сердце Азии, связывая железную дорогу с морем, а также оплотом обороны. Его знаменитая крепость достигнет окончательного оформления в 1912 году, расположившись в тени концентрических кругов окружающих город сопок. Город словно приглашал, одновременно устрашая, как любой город-шлюз, двери в который могли быть открыты в один день и закрыты на следующий.
Именно в этот причудливый и дикий порт направлялся сейчас «Киров», и одно обстоятельство, по крайней мере, было точно знакомо его экипажу — туман и низкая облачность, типичные для середины лета. Как и во многих прибрежных городах, летняя жара означала повышение влажности воздуха, и в июне и июле дождь и туман были почти ежедневными явлениями. Точно так же арктический холод зимы часто прерывался ясными солнечными днями в январе и феврале, а особенно красивой была осень — так называемый «бархатный сезон» мягких температур, падающих листьев и мягких пушистых облаков, красиво подсвечиваемых лучами солнца на закате.
Если Карпов намеревался покорить себе мир, на что толкало его пробудившееся честолюбие, сначала ему придется столкнуться с проблемой покорения Владивостока. Однако здесь у него был серьезный козырь в виде огромного и мощно выглядящего корабля. Имея точные навигационные средства, он решил войти в гавань после захода солнца, погасив все огни. Они медленно шли по проливу Босфор Восточный, отметив, что над ним больше не было огромного моста.
Роденко предложил хотя бы отправит радиосигнал, дабы уведомить местные власти о том, что к базе приближается корабль российского флота.
— Там есть множество фортов с орудиями, товарищ капитан. Мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь перепуганный артиллерийский офицер вогнал снаряд нам в иллюминатор.
— Хорошо подмечено, Роденко. Верно. Николин, передайте им, что в город прибывает новый Наместник Дальнего Востока Владимир Карпов, встреча которого ожидается на набережной бухты Золотой Рог. Всем быть при полном параде — флаги, почетны караул с саблями. Нам нужно произвести на них впечатление. Корабль сам по себе внушит благоговейный трепет, но я лично хочу произвести не меньшее впечатление.
- Но товарищ капитан, разве они не запросят Санкт-Петербург? Как только они узнают, что царь не отправлял нас сюда, они больше не поверят ни одному нашему слову.
— Я думал об этом, и потому не стану заявлять подобного. Я скажу, что мы прибыли сами по себе, и это будет правдой. То, чего они не знают, сработает на нас. Наши слова сами по себе ничего не будут значить, не будучи подкреплены действиями. Они увидят корабль, и наши действия скажут им многое.
— Но зачем нам тогда входить в контакт, товарищ капитан? Разве это только не осложнит ситуацию?
— Чтобы сказать им, что будет дальше, — ответил Карпов. — Я дам им понять, что намереваюсь сделать, а затем это сделаю. Только тогда мои требования встретят реальное понимание императорского правительства. Теперь мы должны заняться церемонией встречи.
— Так точно, товарищ капитан… Или следует обращаться к вам «наместник», Ваше превосходительство? — Роденко улыбнулся, однако его глубоко беспокоили новообретенная энергия и амбиции Карпова, которые словно пьянили его так же, как и когда он выпустил две ядерных ракеты по тем, кого считал своими смертельными врагами. Бессердечность этого не могли не пугать.
Капитан отошел от края отчаяния в одно мгновение, наполнившись кипучей энергией завоевателя, подумал Роденко. В нет есть что-то непостоянное, и без Федорова или Вольского я, как старпом, являюсь единственной силой, способной противодействовать или просто смягчить его. Но до сих пор все, что я делал, это стоял и глупо смотрел, пока капитан бушевал, подумал он. Защищать корабль было одним. Здесь мои обязанности были понятны. Но этот план предполагал начать войну, которой в принципе не должно было случиться. Что же делать?
Он решил, что на корабле будет по крайней мере еще один человек, способный поддержать его в этот отношении.
— Отлично, товарищ капитан, — сказал он. — Я рад, что вы снова полны сил. Могу ли я идти?
— Разумеется. Отдыхайте. Я вызову вас через шесть часов, незадолго до того, как мы войдем в гавань. Уверяю вас, вы не захотите это пропустить.
— Так точно, товарищ капитан.
ГЛАВА 12
Он решил, что безопасность была серьезным вопросом. Многие из морских пехотинцев остались на берегу для операции Федорова, но на корабль прибыли два отделения для их замены. Кроме того, Карпов отдал приказ набрать добровольцев из состава экипажа для усиления отряда морской пехоты.
— Мне нужны по меньшей мере, двести вооруженных людей, — сказал он сержанту Савкину. — Выберете лучших, и немедленно начинайте боевую подготовку. Мы не собираемся становиться у причалов. Вместо этого мы встанем на якоре в бухте и выйдем на берег на катере. Водная преграда обеспечит кораблю дополнительную безопасность. Вы должны обеспечить круговую противодиверсионную оборону корабля. Никто ни при каких обстоятельствах не должен попасть на борт без моего прямого приказа.
— Так точно, — ответил Савкин, высокий темноволосый человек крепкого сложения в камуфляжной форме. — А что насчет безопасности на берегу, товарищ капитан?
— Я возьму полное отделение под вашим командованием. Этого будет более чем достаточно. В конце концов, это наши соотечественники.
— Будем надеяться, что они встретят нам дружелюбно, товарищ капитан.
— А почему нет? Одно я могу сказать вам точно: на рассвете корабль увидят в городе. И они увидят в бухте Золотой Рог самый удивительный корабль на земле, и он будет стоять под российским флагом!
Карпов с нетерпением представлял себе момент своего прибытия. Все было так же, как раньше, когда он представлял себя за столом переговоров с Черчиллем и Рузвельтом на конференции Атлантической Хартии в бухте Арджентия в 1941. Он полагал, что получит свой шанс во второй раз в бухте Сагами на церемонии капитуляции Японии. В обоих случаях упорство и непримиримость его врагом помешали ему. На этот раз его мечта обещала исполниться.
Он призвал морпехов в картину, которую давно рисовал в своем воображении. Они должны были собраться на баке, в оливково-зеленой форме, длинных двубортных шинелях с золотыми пуговицами и аксельбантами, в золотых поясах и с блестящими красными перевязями от плеча до пояса, оканчивающимися золоченой кисточкой. Катера были покрашены в красный и оснащены флагштоком с развевающимся российским гюйсом. Капитан убедился, что Николин сообщил местным властям о его намерении встретиться с ними и запросил комитет по торжественной встрече на причал. Он вызывал корабельный оркестр и заставил их весь вечер репетировать под палубой. Они должны были заиграть старый государственный гимн, когда он и морские пехотинцы сойдут в катер и направятся к берегу.
Когда «Киров» вошел в бухту, стояла очень странная ночь. Туман был настолько густым, что никто не мог видеть корабль. Полумесяц показался на небе в 1.27 и немедленно начал заходить, однако на северо-западе было заметно необъяснимое зарево, всю ночь сиявшее на низких облаках, наполняя густой туман странным бледным свечением. Корабль тихо стоял в бухте с погашенными огнями, полностью погруженный в темноту. Карпов не хотел нарушать покой бархатной ночи. Его выступление начнется на рассвете.
Восходящее солнце разогнало туман, и все, что он себе представлял, начало быстро исполняться. Жители города проснулись, и, взглянув в окна, увидели странный силуэт, появляющийся из тумана над заливом. Огромный корабль, больший, чем они когда-либо видели, словно складывался из тумана и самого моря, затмевая собой броненосные крейсера, представлявшие собой последние остатки некогда гордой российской Тихоокеанской эскадры. Что это за корабль? Зачем он здесь?