Взвыла сирена, и несколькими секундами спустя ракеты снова устремились из пусковых установок в носовой части палубы навстречу американским самолетам. Одна за другой ракеты с ревом уносились прочь на хвостах горячего белого дыма. А затем он услышал в отдалении низкий гул множества воздушных винтов и увидел в небе синие пятнышки, продолжавшие рваться вперед среди разрывов его смертоносных ракет.
Возможно, сотня самолетов, появившаяся над «Айовой» и была свергнута в небытие ядерным взрывом, но за ними наблюдались еще сто, обходя грибовидное облако слева и справа, и все еще смело идущих прямо на его корабль.
— Доложить остаток боезапаса, — крикнул он, перекрикивая гул приближающихся самолетов.
— Товарищ капитан, остаток 96 ракет.
Но по правому борту приближалась вторая группа самолетов с «Тикондероги» и остальных авианосцев группы Спрага, по меньшей мере, 160 или больше. Всего его атаковали почти 280 самолетов, по три на каждую ракету главного зенитного комплекса. Также у них имелось еще 56 ракет комплексов «Кортик» и 8 700 30-мм снарядов. Если дойдет до них, будет очень плохо, подумал он. Очень плохо.
В эту эпоху в основе боевых действий лежала массовость и жестокая решимость. Вначале немцы захватывали слабых противников в удушающие кольца своей бронетехникой. Четыре года спустя союзники превратились в практически неостановимую стальную лавину, сметавшую все на своем пути сокрушительным напором стали и огня. Американцы разбили японцев, просто превзойдя их — построив сотни кораблей и тысячи самолетов. И когда японцы, наконец, вывели в бой своих последних стальных гладиаторов — «Ямато» и «Мусаси» — американцы просто забомбили их с воздуха, словно пчелы, атаковавшие льва. «Ямато» был поражен одиннадцатью торпедами и шестью бомбами, после чего взорвался боекомплект, выбросив грибовидное облако на шесть километров в высоту, которое было видно за девяносто километров. «Мусаси» перевернулся и затонул, только получив еще более серьезные повреждения — девятнадцать торпед и семнадцать бомб.
Любой корабль можно было потопить, Ельцин это понимал. Что случилось с «Адмиралом Головко», когда американцы добились всего одного удачного попадания — не более чем случайно, так как, вероятно, даже не видели его, Они стреляли по гораздо большему силуэту «Кирова» и просто промахнулись — а снаряды попали в «Адмирал Головко» по чистой случайности. Нам хватит одного или двух попаданий.
Суровая логика была для него очевидна. Его корабль никогда не предназначался для противостояния подобному противнику. Он был создан для действий в составе надводной ударной группы в составе четырех-пяти аналогичных кораблей, под прикрытием истребителей с «Адмирала Кузнецова». «Орлан» должен был быть частью гордой стаи других орлов, без которых был обречен. Куда делся «Киров»?
— Доложить о целях по корме.
— Товарищ капитан, на радаре чисто.
— Акустик, сонар в активный режим. Докладывать обо всех целях в радиусе пяти километров.
— Есть сонар в активный режим… — После небольшой задержки сонар система начала давать импульсы, словно в такт связисту, продолжавшему запрашивать флагман. Радист продолжал повторять: «Киров» — «Орлану», прием. Запрашиваю указаний, как поняли?… «Киров» — «Орлану», прием. Запрашиваю указаний, как поняли?…
— Товарищ капитан, подводных целей в пределах пяти километров не наблюдаю. Продолжаю поиск.
Куда делся «Киров»?
Ему вдруг вспомнилось, что сказал ранее Карпов.
— И еще одно… Если дойдет до применения ядерного оружия, наш прошлый опыт заставляет меня полагать, что мы также можем оказаться затронуты эффектами взрыва…
— Что вы хотите сказать? Каким образом?
— Невозможно сказать наверняка. Нас забросил сюда масштабный выброс энергии. Ядерный взрыв на достаточно близкой дистанции мог бы отправить нас… Куда-то еще.
Ясно, Карпов, что он отправил куда-то еще тебя, но нас оставил здесь… Если только… Не вызовет ли еще один ядерный взрыв разлом во времени, через который «Орлан» сможет уйти в безопасное место? Его тогдашний ответ Карпову вселил в него некоторую надежду.
— Возможно, это могло бы отправить нас обратно в наше время.
— Это мысль приходило мне в голову, — сказал Карпов. — Мы могли бы убить двух медведей одним выстрелов. Нам нужно преподать американцам урок и изменить историю в нашу пользу. Если это отправит нас домой, тем лучше.
— А как же преждевременная гибель двух тысяч человек? — Всплыл в сознании голос доктора Золкина. — Что тогда, Карпов?
И что теперь?
Следовал ли последовать примеру Карпова и смести приближающуюся американскую ударную волну с неба? А что делать с быстроходными линкорами, способными развить до 33 узлов? У него имелось шестнадцать ракет, и он видел, как Карпов всадил шесть «Москитов-2» в американский линкор, и тот продолжал вести огонь, прежде, чем исход боя был решен одним последним ударом. У него имелось три специальные боевые части и он мог бы использовать их против целей на юго-западе. Затем бы он мог сосредоточиться на остатках авиационной группы Хэлси.
Тогда в истории останутся два безумца, мрачно подумал он. Он посмотрел на персонал мостика. Люди были напряжены, но продолжали выполнять свои обязанности, следуя навыкам, полученным в ходе подготовки. Его корабль отвечал на брошенный вызов, двигатели несли его вперед, оружие применялось с красотой и эффективностью — стартовала ракета за ракетой, и каждая из них убивала кого-то там, в небе — храбрых и смелых людей, которые, возможно, должны были прожить намного больше. И их бы ждала долгая и счастливая жизнь, если бы не это жуткое пятно на лице времени.
Карпов сделал худшее, что можно было сделать, а затем бросил нас здесь. Что же нам делать? Я веду бой за то, чтобы спасти мой корабль и его экипаж любой ценой. Свет отражался от его высокого лба, с которого годы убрали большую часть волос. Он был ветераном флота, отслужив двадцать пять лет, и готовился получить еще одну полосу на манжеты и звезду контр-адмирала на погоны. Какое это имело значение сейчас? Он вел бой за Россию? Сможет ли его корабль оказать какое-то влияние, не будучи раздавленным весом будущих десятилетий? Что-то подсказывало ему, что он только усугубит судьбу своей страны, если усилит тяжкий вред, который уже нанес Карпов.
Он принял решение.
Ельцин медленно подошел к старшему помощнику и тихо приказал вызвать начальника инженерной части Еременко. Когда тот прибыл на мост, ракеты продолжали быстро и яростно вылетать из носа эсминца, устремляясь к американским самолетам. Одна ракета — одна цель. Баланс был простым и жестоким, но с каждой выпущенной ракетой в боезапасе корабля становилось на одну ракету меньше.
— Еременко, — тихо сказал Ельцин, так, чтобы его не мог слушать никто из членов экипажа. — Приготовиться к уничтожению корабля.
— Товарищ капитан?
— Да, Еременко. Бой идет великолепно, наши ракеты поражают цели, но боезапас ограничен. Противник быстро сокращает дистанцию. Если даже каждая ракета поразит цель, в следующие двадцать минут нас атакуют более ста самолетов. Зенитные пушки смогут сбить еще пять или десять, но я ожидаю, что мы будем уничтожены. Вы видели, что случилось с «Адмиралом Головко».
— Так точно… Но что «Киров»? Люди говорят, что не видят его.
— Мы не знаем. Мы не видим его на радарах, при том, что с «Фрегатом» все в порядке. «Киров» исчез после взрыва, но мы остались. Еременко… Американцы не должны получить технологии нашего корабля — компьютеры, системы вооружения, реакторы, боеголовки. Вы понимаете? — Он, наконец, перешел к сути дела.
Еременко посмотрел на капитана, понимая, о чем тот говорит. Капитан не верил, что они переживут эту атаку. Как могло быть так, чтобы такой корабль как «Орлан» мог быть уничтожен старыми самолетами, которыми управляли люди, ставшие древними стариками прежде, чем все они родились? Ельцин говорил ему что-то еще худшее. Им следовало уничтожить корабль. Американцы не должны были найти ничего, иначе они могли бы совершить рывок на десятилетия вперед одним махом. Но становился очевидным другой вопрос, и Ельцин понял это по глазам Еременко прежде, чем тот сам задал его.
— Но товарищ капитан… Что насчет людей?
Ельцин просто посмотрел на него, ничего не сказав, и Еременко понял, что они тоже не должны были попасть в руки американцев живыми.
— Мы могли бы использовать одну из специальных боевых частей? — Сказал Ельцин с беспокойным взглядом. — Это было бы просто, совершенно эффективно и почти безболезненно. Все будет кончено прежде, чем кто-либо поймет, что случилось — возможно, как и те американцы. Око за око…
Еременеко молча кивнул, мгновенно ощутив тяжесть ситуации.
— Сделаю все, товарищ капитан. Думаю, это возможно. Но разве нет другого выхода?
Ельцин не ответил. Выхода не было.
— Давайте, Еременко. У нас очень мало времени.
Потерянные в вечности, без надежды на спасение. Теперь нам еще и приходится ускорять собственную гибель! Ирония ситуации обрушилась на Ельцина. В звуке стартующих ракет ему теперь слышался резкий упрек.
ГЛАВА 5
Этим ранним утром Тиббетс наблюдал за установкой боеприпасов в секретном ангаре на аэродроме Норт-Филд на острове Тиниан. Вся эскадрилья готовилась к боевому вылету. Приказ поступил на исходе ночи и требовал привести в готовность все самолеты, включая 509-ю Специальную авиагруппу со специальным «серебряным» покрытием бомбовых отсеков.
Он знал, что в брюхо самолета установили что-то действительно зловещее. Он не был уверен, чего именно следовало ожидать, но знал, что это будет нечто особенное. Инструктаж и программа подготовки были направлены на то, чтобы он мог выполнить самую сложную работу, которую могли потребовать от человека — доставить эту бомбу, совершив акт высшей враждебности и уничтожив противника подавляющей силой, которую он не мог себе даже представить.
Его самолет проделал путь от аэродрома сухопутных войск Вендоуэр в Юте, совершил промежуточную посадку на Гуаме и прибыл на Тиниан 6 июля. Они изменили символику на хвосте самолета и начали выполнять тренировочные вылеты, сбрасывая на Японию «тыквенные бомбы» — большие и толстые макеты, начиненные обычной взрывчаткой и почти точно соответствующие тому, что было загружено на самолет сегодня. Они сбрасывали тренировочные бомбы на Кобе и Нагою, но это были города. Теперь поступила информация о том, что целью будут корабли в открытом море!
— Да где это видано, чтобы В-29 действовали против кораблей, Дик? — Спросил он у капитана Уильяма С «Дика» Парсонса, старшего по вооружению на борту «Энолы Гей», которую предстояло следить за бомбой в полете, дабы не допустить никаких возможных неисправностей.
— По мне тоже бред, — ответил Парсонс. — Но таков приказ. Они поднимают всю авиагруппу.
— Да уж, черт его бери. Я думал, что мы будем действовать тремя самолетами.
— Они хотят, чтобы самолеты затмили собой небо, полковник. Прошел слух, что эти корабли используют какое-то новое ракетное оружие. Они размели пару авианосных крыльев, и теперь командование считает, что если они поднимут достаточно В-29, это увеличит наши шансы достичь цели.
— Не сказал бы, что это вселило мне уверенность. Но слушай, Дик, мы никогда не отрабатывали атаку движущейся цели в открытом море. Я полагал, что это будет город.
— Может, так и будет, — сказал Парсонс. — Хэлси пошел на эти русские корабли и, скорее всего, справится сам еще до того, как мы туда доберемся.
— Да? И зачем тогда весь этот цирк?
— Потому что сегодня утром русские сбросили одну из таких штук на Хэлси, вот почему… — Он посмотрел на тележку для боеприпасов, на которой все еще зловеще лежала бомба «Малыш», готовая к загрузке.
Тиббетс посмотрел на него с неподдельным удивлением.
— У русских тоже есть чертова бомба?
— Так я слышал.
— И они использовали ее против Хэлси?
— Доставив чертову штуку на ракете, но она ничего не поразила. Говорят, что это была демонстрация силы, чтобы попытаться заставить нас отступить. Они полагают, что раски хотят занять весь Хоккайдо и отправили против нас эти новые корабли, чтобы не дать нам им помешать.
— Господи…
— Все скажут на предполетном инструктаже, полковник. Я узнал об этом по запасным каналам. Может, я просто слышал всякое. Но я полагаю, что запасная цель будет, ели мы не сможем найти эту русские корабли или Хэлси доберется до них первым. Черт возьми, мы идем на медведя, но все еще могут пять раз отменить. На прошлой неделе мы собирались бомбить Японию, но этого так и не случилось.
Раздавшийся звук сирены привлек их внимание к сооружениям штаба на другом конце поля. Тиббетс заметил что-то странное. Там наполовину спустили флаг. Единственный раз, когда он такое видел, было после смерти Рузвельта. Что такое? Прямо через поле в их сторону мчался джип, и они вышли из ангара, когда тот остановился, подняв тучи пыли. Водитель, сержант армейской авиации, торопливо отдал честь.
— Полковник Тиббетс, сэр?
— Да, я полковник Тиббетс.
— Я должен сообщить вам, что ваша операция продолжается и вас ожидает предполетный инструктаж.
— Когда?
— Немедленно, сэр. Мне поручено доставить вас в бункер. Вы разве не слышали, сэр?
— Солдат, здесь последние пять часов сплошной цирк с конями. Что я должен был слышать?
— «Айова», сэр. Русские уничтожили «Большую дубину» бомбой. Его больше нет, сэр.
Тиббет недоверчиво посмотрел на него.
— Уничтожили? — Затем повернулся к Парсонсу. — Так, Дик, нас ожидает инструктаж. Поехали.
Они задрались на пассажирские сидения джипа, рванувшегося через аэродром к командному бункеру. Тиббетс сложил руки, напряг челюсть и посмотрел на Парсонса.
— Что ты знаешь о запасной цель, Дик?
— Я просто обдумывал слухи, и мог придумать только одну потенциальную цель.
— И что же это?
— Владивосток…
* * *
Дернув рычаг сброса, Бэйнс ощутил, как «Хэллдайвер» рванулся вверх от того, что тяжелая бомба ASM-N-2 «Летучая мышь» упала с подвески и заработал ее ракетный двигатель. Господи всемогущий, подумал он, глядя, как тяжелая планирующая бомба устремилась вперед. Он зашел прямо на цель, и радар должен был сделать все остальное. В присутствии «Кирова» радар был бы бесполезен, но «Кирова» больше не было, а техники «Орлана» не успели перенастроить аппаратуру на постановку помех на нестандартных частотах, используемых Союзниками. Бомба «имела глаза» и неслась вперед под формированием темно-синих самолетов, ища цель.
Но даже будучи сброшенной по траектории прямо на цель, она все равно потеряла ее. Система управления была зачаточной — это была первая планирующая бомба с радарным управлением. Конструкция и радиопоглощающее покрытие корпуса «Орлана» делали его очень трудной целью, однако странным образом ракета захватила низколетящий «Эвенджер», пытающийся выполнить торпедную атаку на «Орлан», и пошла прямо на него!
Небо вокруг корабля было расчерчено трассами и следами ракет — работали комплексы самообороны «Кортик». Ельцин был прав. Самолеты второй волны Хэлси были серьезно прорежены зенитными ракетами, сбившими более семидесяти машин. Но этих ракет осталось всего двадцать четыре, а последние самолеты отважного авиакрыла реяли над головой, заходя в пикирование. Еще сто шестьдесят самолетов находились на удалении двадцати километров, приближаясь со скоростью 400 км/ч. Через три минуты они кишели над кораблем, и «Кортики» работали на пределе возможностей.
Ракеты сбили более двух десятков самолетов, а орудия с ревом разорвали еще шесть торпедоносцев по правому борту. Затем был обнаружен одиночный «Эвенджер» приближавшийся на малой высоте на направлении двадцать на корму, и установка быстро повернулась, направляя на него два шестиствольных 30-мм орудия, похожих на руки робота. Снаряды ударили в «Эвенджер», рухнувший в море огненным шаром, и установка развернулась, чтобы атаковать «Хэллкэт», пытающийся сбросить на корабль 227-килограммовую бомбу. Горящий «Эвенджер» на короткий момент скрыл «Летучую мышь», и 454-килограммовая бомба ударили в корму «Орлана», пробив тонкий корпус из алюминиевых сплавов и композитных материалов. Бэйнс так и не увидел попадания. Он уже повернул домой, но слышал переговоры своих товарищей и понял, что кто-то добился попадания. Он сложил пальцы на удачу, надеясь, что это была его бомба. В этот день ему везло.