Не подозревая, что за ней наблюдают, Адобогион безмятежно распласталась на коврике у самой кромки бассейна, подставив нагое тело ласковым лучам утреннего солнца.
Роксана глядела на нежившуюся на солнце галатку и не могла оторвать от нее взгляд. Она хотела возненавидеть ее и не могла. В ней шевелилась зависть: она всегда мечтала иметь такие же стройные ноги, такие же округлые ягодицы, один вид которых пробуждает в мужчинах плотские желания. Роксане понравилось и лицо галатки с небольшим прямым носом, нежным округлым подбородком и дивными светло-карими глазами, разрез которых выдавал в ней натуру страстную и пылкую. Вообще в лице этой девушки с таким необычным именем сочетались, дополняя друг друга, непринужденное кокетство и очарование. Чувствовалось, что ее взгляд и улыбка действуют на мужскую половину как магнит.
«Не зря Митридат увлекся ею,- думала расстроенная Роксана, возвращаясь в свои покои.- С такими грудями и таким задом эта белокурая бестия кого угодно сведет с ума! А какой у нее рот, какие глаза! Ей на роду написано быть гетерой. О боги, зачем вы допустили, чтобы эта негодяйка попалась на глаза Митридату!»
Глянув на себя в зеркало, Роксане захотелось плакать.
С круглой полированной поверхности бронзового зеркала на нее взирало бледное узкое лицо с большим тяжелым носом и тонкими бескровными губами. Слегка заостренный подбородок и открытый скошенный лоб лишь подчеркивали неправильность черт. Картину окончательно портил угрюмый взгляд Роксаны и сердито поджатые губы.
Роксана отшвырнула зеркало и с рыданиями упала на ложе.
Проплакавшись, Роксана почувствовала некоторое облегчение. Вместе с тем в ней пробудилась решимость бороться за любовь, без которой она уже не мыслила жизни. В конце концов, она жена Митридата, неужели у ней меньше прав на своего мужа по сравнению с какой-то смазливой наложницей! Пусть красотой и статью Роксана уступает галатке, зато в умении доставлять наслаждение мужу она ей не уступит. Ни за что не уступит! Ей ли не знать, на какие ласки Митридат более отзывчив.
При встречах с супругом Роксана мягко корила его за то, что он совсем забыл про нее. Между тем дверь к ней в спальню не запирается с той поры, как Митридат вернулся с войском в Синопу. Если Митридат беспокоится о ее здоровье, то его объятия и поцелуи- самое лучшее лекарство для нее. При этом глаза Роксаны, с любовью взирающие на Митридата, были красноречивее любых слов.
Сияние этих глаз, синих с зеленоватым оттенком по краям, в такой момент скрашивало недостатки лица царицы. Митридат невольно поддавался очарованию притягательных глаз супруги, все чаще наведываясь к ней в гинекей.
В отличие от Адобогион, Роксана была умной собеседницей, умела развеять дурное настроение Митридата, рассмешить его шутками. Ее голос, мягкий и бархатистый, пленял Митридата, вносил успокоение в его душу. Часто он как завороженный, слушая ее, покорный воле гибких белых пальцев Роксаны, нежно перебирающих завитки его волос либо ласкающих ухо или шею супруга.
Иногда Роксана умолкала и медленно тянулась устами к губам Митридата, а он в ожидании трепетного поцелуя, как мальчик, закрывал глаза. Поцелуй Роксаны распалял Митридата мгновенно: через минуту он был уже готов к соитию. И страстно желал ее. Роксане доставляло удовольствие самой раздевать Митридата и затем долго гладить его нагое тело руками. При этом Митридат ложился на спину, а Роксана, раздевшись, устраивалась на нем сверху. От ее рук исходила некая магическая сила, дарящая блаженство и негу, делающая могучего «мужчину слабым и покорным ее воле. И хотя Роксане было далеко до неутомимости Статиры и пылкости Антиохи, зато она превосходила их в другом; в этом Роксана, сама того не ведая, превосходила всех женщин, какие были у Митридата в жизни.
Роксана, возросшая на книгах и рассказах Статиры о взаимной горячей любви, любившая тайком разглядывать эротические и порой откровенно развратные рисунки, довольно часто встречающиеся на лакированных амфорах и кратерах для привлечения покупателей, а также на крышках шкатулок в комнате матери, через это неосознанно постигала то великое таинство, при котором сливаются воедино две противоположности: мужская и женская. Тому же способствовало ее бурное воображение, когда юная Роксана, лежа в постели, мысленно проделывала все то, что вытворяли бесстыдные гетеры и нимфы в объятиях мужчин и козлоногих сатиров.
Мужская сущность для нее сосредотачивалась в том удлиненном органе, который на протяжении столетий служил символом мощи и плодородия у многих азиатских племен.
Чувственность Роксаны еще сильнее распалялась после тех взаимных ласк, которым обучила ее Статира. Постепенно образ желанного мужчины заслонил для Роксаны все на свете. Этот образ часто менялся в ее воображении, обретая черты то смуглокожего гиганта, то хрупкого белокурого юноши; ома представляла себе любимого мужчину обязательно без одежд с готовым для соития фаллосом.
Вот почему, став женой Митридата и деля с ним ложе, Роксана так много внимания уделяла той части его тела, благодаря которой она стала женщиной, познавшей счастье. Ласки интимных органов супруга были для любвеобильной Роксаны чем-то неотъемлемым от смысла слова любить.
Постепенно Митридат охладел к прекрасной галатке, предпочтя ее ласкам ласки жены. Роксана могла торжествовать, если бы не присутствие Адобогион во дворце, висевшее дамокловым мечом над ее супружеским счастьем. Избавляться от Адобогион Митридат не хотел, поскольку дорожил дружбой с галатским вождем, подарившим ее ему. К тому же Адобогион обучала Митридата галатскому языку.
Роксана терпела это, понимая, что и у мужчин есть свои капризы.
Глава третья
НИСА
Прибытие в Синопу вифинского царя Никомеда с супругой случайно совпало с возвращением из Тавриды победоносного войска Диофанта.
Город гудел как растревоженный улей.
Толпы людей двигались к гавани, где выгружались с кораблей лучники и гоплиты; согнувшиеся рабы выгружали на пристань тюки с захваченной добычей. Царские конюхи осторожно сводили по дощатым сходням низкорослых скифских коней. Стражники в островерхих шлемах гнали пленных скифов, косматых и длиннобородых. Триеры и диеры Диофанта, заполнившие бухту, совершенно заслонили большой вифинский корабль, на котором приплыли Никомед и Лаодика. Царственные гости и их свита успели сойти на сушу до того, как флот Диофанта вошел в гавань. И теперь вифиняне вместе с Митридатом и его приближенными наблюдали за происходящим.
Полуденное солнце безжалостно пекло людям головы, но никто не обращал на это внимания.
Вид грузимых в повозки богатств для доставки их в царскую сокровищницу вызывал всеобщее восхищение.
Тут были золотые чаши и блюда прекрасной работы с чеканным орнаментом по краям; серебряные сосуды с ручками в виде пальмовых листьев, тазы и подносы также все в чеканных узорах: огромные бронзовые с позолотой кратеры, иные были в половину человеческого роста.
На отдельные возы складывали дорогое оружие.
Мечи в позолоченных ножнах с костяными рукоятками; колчаны и гориты, покрытые серебряными пластинами с выбитыми на них изображениями воинов-скифов; позолоченные щиты и панцири, кинжалы, осыпанные драгоценными каменьями… Несколько повозок загрузили только мешками с деньгами. Один из мешков лопнул по шву, и на мощенную камнем площадь со звоном посыпались серебряные и золотые монеты греческой и скифской чеканки. Слуги принялись торопливо собирать рассыпавшиеся деньги.
Теснившийся поблизости народ, сдерживаемый густой цепью персидских воинов, жадно глазел на монетную россыпь. Слышались завистливые голоса:
– Во деньжищ награбил у скифов Диофант!
– Кто бы мог подумать, что в Неаполе Скифском собраны такие сокровища!
– Глупец я, что не вступил в войско Диофанта в свое время.
Митридат на глазах у всех обнял Диофанта, когда тот приблизился к нему в сопровождении нескольких военачальников.
– Благодарю, Диофант,- сказал Митридат и, не в силах сдержать переполняющую его радость, от души похлопал полководца по плечу.- Я не ошибся в тебе, клянусь Митрой! Я слышал, скифский царь Скилур и его сын Палак собрали против тебя громадное войско. Как же ты одолел их?
Диофант скромно улыбнулся.
– К тому времени, когда я высадился в Херсонесе, Скилур умер и воевать мне пришлось с Палаком. Против нашей фаланги скифские полчища оказались бессильны. Скифские кони не идут на копья, а спешившихся скифов мы истребили без особого труда: у них нет тяжелого вооружения. Вот с Неаполем Скифским пришлось повозиться. Город строили плененные скифами греки по всем правилам обороны. Однако те же греки-рабы и помогли нам войти в столицу скифов.
– Ты захватил Палака, Диофант?- не удержавшись, спросил царь Никомед. Диофант неревел взгляд на вифинца, стараясь понять, кто перед ним.
– Это царь нифинян Никомед,- пояснил военачальнику Митридат, дружески хлопнув Никомеда в грудь.- Он мой друг и союзник, Диофант. Так ты захватил Палака?
– К сожалению, Палак сумел бежать,- ответил Диофант.-
Но трое его братьев вместе с женами попались в мои руки. Теперь Палак будет сидеть тихо. Я пригрозил, что его братья лишатся жизни, если Палак опустошит хотя бы одно греческое поселение на побережье Тавриды.
– Ты все сделал правильно, друг мой,- похвалил полководца Митридат. И тут же спросил:- Что велели передать мне граждане Херсонеса?
– Царь, херсонеситы благодарят тебя за помощь, шлют тебе дары и признают твою власть над Херсонесом,- ответил Диофант.
– Прекрасно!- произнес Митридат.- Теперь у меня есть владения и в Тавриде.
– Диофант, а меня ты узнаешь?- раздался приятный голос вифинской царицы.
Диофант пытливо всмотрелся в лицо молодой женщины с удивительно правильными чертами. Где он мог видеть эти большие красивые глаза с изогнутыми ресницами, эти сочные уста и мягкую линию подбородка? Перед ним стояла вылитая Лаодика, мать Митридата, какой она была в молодости. Но Лаодики не было в живых, поэтому Диофант был в замешательстве.
– Это же моя старшая сестра Лаодика,- подсказал Диофанту Митридат,- и твоя двоюродная сестра, ведь ты наш родственник.
Твоя мать была родной сестрой нашего отца.
– Да,- промолвил Диофант,- теперь я узнаю Лаодику. Как она похожа на мать! Я запомнил ее шестнадцатилетней девушкой на свадьбе с каппадокийским царем Ариаратом. Сколько лет минуло с той поры…
– Супруг Лаодики, царь Ариарат, умер, и она снова вышла замуж за царя Никомеда,- сказал Митридат.- На мой взгляд, Лаодика сделала прекрасный выбор!
– На мой взгляд- тоже,- пошутил царь Никомед. Он был на несколько лет моложе своей жены, а поскольку не носил ни усов, ни бороды, то выглядел очень юным. Реплика Никомеда вызвала всеобщий смех. После беглого осмотра захваченных сокровищ и пленных скифов Митридат велел подать колесницы, собираясь вернуться в прохладу дворца, так как становилось нестерпимо жарко.
Во дворце шли приготовления к пиру в честь победы Диофанта над скифами, а также в честь приезда царя Никомеда и его супруги.
На открытой террасе, обнесенной невысоким каменным парапетом, встретились три сестры: Роксана, Ниса и Лаодика.
Душная вечерняя мгла окутывала все вокруг; в темных небесах перемигивались россыпи звезд. С моря тянуло прохладой; ласковый ветерок шевелил верхушки пальм.
Из пиршественного зала доносился громкий мужской хохот, визг распутных женщин и переливы часто сменяемых мелодий, одна другой веселее. Пиршество грозило затянуться до утра.
Сестры сидели на плетеных стульях вокруг круглого стола, на котором стояло блюдо с фруктами и чаши с вином.
Беседа у них явно не клеилась.
Роксана была печальна и молчалива. Она видела, как Митридат весь день увивается вокруг Лаодики, стараясь угодить ей во всем.
Видела, как он улыбается ей и рассыпает комплименты. Митридат даже при всех поцеловал Лаодику!
Конечно, в этом нет ничего предосудительного, ведь Лаодика его родная сестра. И она такая красивая! И так похожа на мать!
Роксана знала, в каких отношениях с матерью был Митридат, поэтому она не на шутку тревожилась: не воспылает ли Митридат страстью к старшей сестре. Тем более что Лаодика так поощрительно ему улыбается, позволяет брату обнимать себя при муже, сама не скупится на восторженные отзывы в его адрес.
Еще до начала пира, улучив момент, Лаодика шепнула Роксане:
– Наш брат- великолепный мужчина! Вылитый титан!
Это восторженное замечание сестры, сказанное как бы между прочим, запало в душу Роксане. Она была уверена, что Лаодика неравнодушна к Митридату. Интуиция подсказывала ей, что между Митридатом и Лаодикой уже протянулась невидимая нить взаимной симпатии. Ниса не смела выражать свои восторги по поводу внешности старшей сестры, ее. украшений и роскошного платья с блестками, не смела расспрашивать Лаодику о ее жизни, видя замкнутое лицо Роксаны. Иерархия, установившаяся между сестрами с детских лет, не позволяла Нисе проявлять инициативу в обход Роксаны или хотя бы в ее присутствии. Все, что могла себе позволить Ниса в такой ситуации, это отвечать на вопросы Лаодики, стараясь при этом не проговориться о том, что ей было запрещено Роксаной упоминать о Лаодике.
Лаодика безуспешно пыталась разговорить своих сестер.
Она покинула Синопу шестнадцатилетней и с той поры ни разу не была в родном городе; Роксана и Ниса оставались в ее памяти глупыми некрасивыми девочками, готовыми хихикать по любому поводу.
По прошествии многих лет Лаодика смотрела и с трудом узнавала в Нисе и Роксане тех маленьких девочек, которых она торопливо расцеловала перед тем, как сесть в крытый возок, чтобы ехать в Каппадокию.
Теперь Нисе было девятнадцать лет.
Она была невысока, неплохо сложена. Имела густые темно-каштановые волосы и темно-карие задумчивые глаза. Ее лицо с широкими скулами, маленьким носом и толстыми губами не блистало красотой. Вместе с тем, в нем было немало обаяния благодаря миндалевидному разрезу глаз и красивому изгибу черных бровей.
Голосок Нисы пленял своей мелодичностью.
Роксане был двадцать один год.
Из нескладной угловатой девочки она превратилась в высокую стройную молодую женщину. Бледное лицо Роксаны- она всегда была белее Нисы- таило в себе немного надменности, чуть-чуть грусти и какой-то подозрительности. В ее чертах не было простодушия Нисы. Но не было в них и открытости, располагающей к разговору и какой бы то ни было приветливости.
Длинные волосы Роксаны, выкрашенные в рыжеватый цвет, были уложены в высокую прическу, перевитую жемчужными нитями.
Глаза были подкрашены суриком. От нее веяло тончайшими благовониями.
Из золотых украшений на Роксане была лишь звезда на тонкой цепочке, висевшая на шее. Ни колец, ни браслетов, которых было так много на Нисе, на Роксане не было. Не носила она и серьги.
Одежды на Нисе и Роксане были греческие.
Видя, что сестры не собираются открывать ей тайну смерти их матери, а также умалчивают, за что Митридат казнил Антиоху, Лаодика решила нажать.
– Роксана, а ты не боишься, что тебя постигнет участь Антиохи?- коварно спросила она, наблюдая за реакцией сестры.
– Я готова ко всему,- спокойно ответила Роксана,- если, конечно, раньше не умру при родах, как Статира.
– Роксане тяжело дались роды ее первенца Аркафия,- участливо вставила Ниса, желая вызвать жалость к ней со стороны Лаодики.
– Так твоего сына зовут Аркафий,- улыбнулась Роксане Лаодика.- Ты покажешь его мне?
– К сожалению, сестра, малыш болен,- пробормотала Роксана, опустив глаза.- И, вообще, его нет во дверце.
– А где же он?- удивилась Лаодика.
– Он…- Роксана замялась.- Неважно. Лучше расскажи нам о себе, Лаодика, у тебя такой чудесный муж! Ты счастлива с ним?
Лаодика небрежно махнула рукой.
– Никомед- это воск в моих руках. Настоящий супруг должен быть как кремень! Правда, покойный царь Ариарат и вовсе был тряпкой. От него не было проку ни в постели, ни в государственном совете- нигде. Удивляюсь, как я вообще сумела зачать от него ребенка!